Сергей Костин - Смерть белой мыши
Выйдя из комнаты, я задрал голову: чердака нет, вон они, балки, сходятся под коньком крыши.
— И где они? — спросил я шепотом.
— Убежали через окно?
— Черт, тут же подвальчик есть еще! — вспомнил я. — Я в нем отсиживался.
Едва спустившись в коридор, я мысленно обругал себя. Как я раньше не заметил? Вот она, дорожка из лоскутных полос: сначала идет прямо, а над люком сминается. Явно изнутри пытались ее расправить.
— Они там, — прошептал я Лешке.
Я проверил заряды в карабине: все четыре в магазине и в стволе еще один. Проверять, чем его зарядила Анна — как на уток или как на медведя, — я не стал.
Кудинов ждал моей команды. Я встал сбоку и кивнул ему. Лешка схватил железное кольцо люка и резко откинул крышку. Перед моим стволом замерло три пары испуганных глаз.
9
Они храбрились, но взгляды их все равно выдавали страх. Ребята сразу сообразили, что у них были все основания бояться нас больше, чем полиции. Полиция означала арест, следствие, суд и, возможно, тюрьму. Это были бы малоприятные, но все же эпизоды жизни. С двумя говорящими по-английски неизвестными, которые явно действовали за рамками законности, перспектива была намного менее радужной.
Это были три парня, которые в ту ночь напали на дом Анны. Толстяку, с удовлетворением отметил я, сидеть было трудно. У того крепкого драчуна, в которого Анна стреляла в упор, была перевязана грудь. Ну а Бейсболиста, Хейно Раата, я узнал бы и без особых примет, так много я о нем думал в последнее время.
Все трое были нами должным образом обработаны: руки и верх туловища упаковочным скотчем примотаны к спинке стула, во рту — кляп, замотанный тем же скотчем вокруг головы. Отдирать будет больно, но ничего, потерпят.
Вот они, сидят, сверкая белками глаз, на кухне, где лишь несколько дней назад Анна готовила нам холодный прибалтийский обед.
— Чтобы сразу было понятно, — сказал я по-английски, стараясь придать своему голосу и облику жесткость хладнокровного убийцы. — Все трое вы не нужны. Есть желающий рассказать нам все в малейших деталях?
Атлет смотрел яростно, но явно готовился гордо принять мученическую смерть. Взгляд Хейно метался, хотя сдаться первым ему тоже не позволяла гордость. Я был уверен, что не выдержит толстяк. Как он тогда обвис на руках товарищей, а всего-то было несколько десятков дробин в заднице! И точно, он тут же замычал и затряс головой. Однако вслед за товарищем купить свою жизнь захотел и Хейно. С него и начнем. Пусть толстяк еще помаринуется, в отчаянии он скажет нам и то, что не собирался выдавать сразу.
Кудинов отбуксировал Бейсболиста на задних ножках стула в гостиную. Света из окон в доме Марет вполне хватало, чтобы перемещаться по комнате. Я повернул стул с парнем так, чтобы видеть выражение его лица.
— Ты говоришь по-английски? — спросил я.
Тот кивнул и тут же поморщился от боли — я сорвал ленту, удерживавшую кляп.
— Попробуешь крикнуть — ты труп, — уточнил я.
Хейно снова кивнул, и я вытащил у него изо рта кляп.
— Мы просто залезли в пустой дом, — волнуясь, произнес парень. — Хотели взять кое-что из вещей, нашли пиво, сели закусить, а тут вы появились.
Я посмотрел на Кудинова.
— Издевается над нами, — констатировал тот. — Давай сразу второго?
Это он просто включился в игру. Мы с Лешкой знаем друг друга столько лет, что нам не нужно договариваться заранее.
— Ладно, дадим ему еще один шанс, — великодушно решил я и повернулся к Бейсболисту. — Теперь послушай меня. Тебя зовут Хейно Раат. Это дом твоего дедушки. Ты уже пытался со своими приятелями залезть сюда несколько дней назад. Если хочешь жить, скажи нам что-то, чего мы не знаем.
С каждой моей фразой Хейно, хотя и был привязан к спинке, как-то все больше оседал на стуле.
— Вы все равно нас потом убьете, — пробормотал он.
— В этом у тебя уверенности быть не может, — сказал я. — А вот если будешь молчать, могу тебя уверить.
Я в такие моменты играю в достаточно вежливую ледяную прагматичность наемного убийцы. Не знаю, насколько я убедителен в этой роли.
— Можно, я задам один вопрос? — попросил меня Лешка. — Я, пока не пойму, не смогу сосредоточиться на главном.
Я кивнул.
— Как вам пришло в голову прятаться здесь? В доме женщины, которую вы убили?
— Я никого не убивал! — крикнул Хейно.
— Это мы сейчас и будем выяснять, — угрожающе успокоил его Лешка, если так можно выразиться, но именно таким тоном он это и произнес. — Но я еще про дом не понял. Что, во всей Эстонии для вас не нашлось лучшего убежища, чем опечатанный полицией дом жертвы?
Хейно помрачнел.
— Ну? — поторопил его Кудинов.
— Нам так сказали, — нехотя выдавил из себя парень. — Не скажу кто. Тогда нам всем точно крышка.
Мы с Лешкой переглянулись.
— Полиция, — сказал я. Потом вспомнил уверенность Августа, что преступников ищут, его самого, подумал, что обобщение здесь было бы несправедливым, и уточнил: — Кто-то из полиции, кто это дело ведет.
А про себя еще подумал, что Анна не совсем была не права, когда не захотела обращаться к властям при появлении первых мышей.
— Да? Это так? — неумолимо спросил Лешка, дернув стул с привязанным к нему Бейсболистом.
Тот насупился еще больше.
— Оставь его, и так все понятно, — сказал я. — Сказали запастись продуктами на неделю, сидеть тихо, свет не зажигать. Кто-то, от кого зависит, чтобы полиция здесь не появлялась неделю, пока их ищут по всей стране. Ну, кроме этого дома, где прятаться могли бы только психи.
Парень мрачнел с каждым произнесенным мною словом.
— Ну, давай начинай, — повернулся я к нему.
— С чего мне начать? — сглотнув, спросил Хейно.
— С белых мышей, — посоветовал Кудинов.
— Можно только воды? — попросил парень.
— Хоть пива, — сказал Лешка, направляясь на кухню. — Да и нам не помешало бы выпить какой-нибудь отвар от простуды.
Он не знал, где искать. Я полез в шкафчик, где стояли наливки. «Ничего? А то мы действительно продрогли», — мысленно спросил я разрешения у хозяйки дома. Ведь Анна, возможно, где-то здесь, хотя и в другой реальности. А где еще ей быть, когда мы в ее гостиной держим на прицеле ее вероятных убийц?
Пока я наливал нам с Лешкой по полстакана моей любимой, из красной смородины, тот уже возвращался с кухни.
— Увижу, что хоть на миллиметр стул сдвинулся, пеняй на себя, — строго сказал он, обернувшись с порога. И пояснил для меня: — Этот, здоровый, пытался высвободиться.
Он наклонился над Хейно и осторожно поднес к его рту бутылку пива.
— Ничего, что начатая?
Потом с удовольствием отметил мои приготовления. Мы взяли с ним бокалы и приподняли их, мол, твое здоровье. А я еще посмотрел куда-то в верхний угол, как будто умершие непременно витают в воздухе.
— Ну, приступай, — разрешил мой напарник.
— Про белых мышей это я придумал, — откашливаясь, проговорил Хейно. — Мы не хотели ей зла. Ей просто нужно было продать дом и уехать отсюда.
— Но это был ее дом, — возразил я.
— Какая разница? А до этого — наш. Дедушки, потом отца. Я здесь играл маленьким, в этом доме.
— Но твой отец его продал.
— Ну да. Это-то справедливо.
— А что несправедливо? — в один голос спросили мы с Лешкой.
Хейно облизнул вновь пересохшие губы, получил еще пару глотков пива и выложил всю историю разом.
Если помните, дом в Вызу был построен перед войной неким богатым торговцем скобяными товарами. Когда летом 1940 года Прибалтика была присоединена к СССР, этого Фердинанда Пихеля с семьей отправили в Сибирь, где он и умер. Избежать депортации удалось лишь его младшему сыну Харри, который прятался в деревне. Когда пришли немцы, Харри вступил в корпус самообороны Омакайтсе — свою армию эстонцам создавать не разрешали. Дом этот ему тут же вернули, но жил он здесь мало — шла война. Потом Пихель в составе 20-й эстонской дивизии СС защищал свою страну от вторжения русских. (Хейно именно так все рассказывал: в школе ли его этому учили или потому, что он не догадывался, что мы русские). Однако ему пришлось отступать вместе с немецкими войсками, а потом уехать из Европы.
— Еще бы! — не удержался я и пояснил для Кудинова: — Он служил в карательном отряде, который уничтожал евреев по всей Восточной Европе.
— Это пропаганда, — вспыхнул юный неонацист. — Шла война, и эстонцы воевали наравне с остальными.
Теперь он знал, что мы никак не можем быть на его стороне.
— Хорошо, — примирительно сказал Лешка. — Что дальше?
Мы допили свою наливку, и я наполнил стаканы следующей, сливовой. Согреться нам так и не удалось.
— После войны дом снова реквизировали коммунисты, — сказал Хейно.
— И он достался дедушке, что было несправедливо, — уточнил я. А я-то с чего стал заводиться?
