Хараламб Зинкэ - Объект 112
«Уж не одно ли и то же это лицо?» — подумал сейчас Манека, решительно шагнув вперед. Но дверь мастерской была закрыта, а вверху кто-то наклеил маленький листок:
«Закрыто. Ушел в синагогу».
Мирче стало и смешно и до слез обидно. Он отошел, проклиная день сплошных неудач. «Куда идти? Можно было бы, пожалуй, остановиться в гостинице, — подумал он, — ведь документы в порядке, но все же лучше держаться от них подальше. Все гостиницы государственные, и на любого приезжего там могут обратить внимание».
Решив в концов ночевать в зале ожидания Северного вокзала, Манека побрел по залитым светом улицам румынской столицы. По пути он часто останавливался у освещенных витрин и читал вывески государственных магазинов.
Все, что он видел, казалось ему каким-то миражем. Не верилось, что два дня назад он был в Западной Германии, а теперь вот шагает по улицам нового Бухареста.
«Ариец»
Курт Шерф родился во Франкфурте-на-Майне в доме бедняка. Отец Курта — инвалид первой — мировой войны — занимался нищенством на углах улиц, и однажды в морозный день его нашли замерзшим где-то на краю города. Мать Курта, слабая здоровьем, но наделенная твердым характером женщина, работала в домах богатых торговцев. Она уходила утром, когда Курт спал, а приходила поздно, заставая сына снова в кровати. Мать будила мальчика, давала ему поесть и никогда не спрашивала, где и как он провел, минувший день.
Курту едва исполнилось пять лет, когда он впервые заметил разницу между бедностью и богатством. Богатство вызывало у него зависть и злобу. Однажды Курт увидел маленького мальчика, который жадно лизал леденец. Приблизившись к малышу и убедившись, что его никто не видит, Курт вырвал лакомство и бросился наутек. Он скрылся в каком-то подвале и там с удовольствием съел конфету.
Когда Курта определили в школу, он столкнулся с большой неприятностью. Один из учеников, высокий задиристый малый, крикнул как-то ему, пожелавшему принять участие в игре: «Отойди-ка ты, еврей!» От растерянности Курт застыл на месте. Опомнившись, он закричал: «Я не еврей, я немец!» Но стоявший рядом рыжий мальчишка презрительно показал на него пальцем: «Посмотри на свой нос».
Дома Курт внимательно посмотрел на себя в зеркало: действительно, нос у него крючковатый, а губы толстые, выдвинутые вперед.
— Скажи, мама, я еврей? — спросил он мать — Насколько я знаю, — ответила она, — твой отец был немец из Баварии.
— Тогда почему у меня такой нос?.
— А я знаю?
На следующий день Курт появился в школе с крестиком на груди. Гордо, демонстративно прошел он по всему коридору, заглядывая в классы.
Прошло немного времени, и Курт Шерф стал заклятым врагом учеников — евреев. Он дважды жестоко избил своего одноклассника Исаака Герца — сына портного, тихого и застенчивого еврейского мальчика, во всеуслышание обзывал евреем директора школы, который не поощрял хулиганских выходок Шерфа.
Спустя семь лет, когда Курт надел кофейную форму гитлеровских штурмовиков, он вспомнил о директоре школы — прогрессивно настроенном немце. Однажды вечером он ворвался к нему в квартиру. Директор сидел за столом и читал книгу.
— Эй, ты, харя, — крикнул Курт, — знаешь, кто я?
Директор внимательно посмотрел на него, а потом улыбнулся и презрительно ответил:
— Как не знать? Отлично знаю. Ты тот самый Курт Шерф, которого в свое время выгнали из школы…
Что было дальше, директор уже не помнил. Курт ударил его чем-то тяжелым по голове и затем жестоко избил.
Через два года, после поджога рейхстага, перед Куртом Шерфом открылись новые перспективы. Гитлеровцы вербовали кадры в школу по подготовке шпионов. В бюро национал-социалистской партии один гаулейтер обратил внимание на Курта и смерил его взглядом с головы до ног.
— Слушай, Шерф, ты еврей? — спросил гаулейтер.
— Нет, господин гаулейтер, — побледнел Курт. — Я ариец… немец…
— Очень хорошо, — неопределенно ответил фашист.
После этого Курт немедленно был отправлен в специальную шпионскую школу. Там он стал изучать еврейский язык, религиозные обычаи евреев.
В 1938 году, через месяц после окончания шпионской школы, Курт Шерф был вызван к Конраду — начальнику одного из разведотделов. Их беседа продолжалась более трех часов.
Прошло два дня после разговора с Конрадом, и Курт, получивший тайную кличку «Ариец», был арестован. Арест проводился демонстративно, с побоями. Заключенные концлагеря, преимущественно евреи, сначала отнеслись к новому арестованному настороженно, но, видя его набожность и скромность, стали ему сочувствовать.
— Ты один из немногих теперешних молодых людей, которые знают талмуд, — с восхищением говорили ему старики.
— Такой молодой и пропадает здесь, — говорили другие. — Надо помочь ему бежать.
И вот в одну из темных ночей Курт бежал вместе с молодым евреем. Все прошло отлично. Неподалеку от швейцарской границы Курт покончил со своим напарником: ночью, когда они заку сывали, он незаметно бросил в котелок с чаем таблетку цианистого калия.
Из Швейцарии «Ариец» довольно легко до брался до Америки и обосновался в Нью-Йорке, недалеко от самой большой синагоги. Там он быстро сошелся со многими евреями-эмигрантами. Ему сочувствовали, приглашали то в одну, то в другую семью, а Шерф много рассказывал об ужасах концлагерей, сопровождая свои слова отрывками из талмуда.
Курт понравился крупному промышленнику-еврею, и тот предложил ему место в одном из бюро своего предприятия. «Ариец» благодарил бога, который словно помогал ему служить Третьему Рейху..
Он был уже уверен в успешном выполнении своего задания, как вдруг произошел случай, который перепутал его карты и окончательно бросил Курта Шерфа, «Арийца», а ныне Леона Гершковича в болото международного шпионажа.
Как-то вечером Курт возвращался после встречи с Гейном — одним из агентов, имевшим связь с Берлином. На тихой улице его догнал автомобиль, из которого вышли двое незнакомцев. Они недвусмысленно предложили ему проехаться с ними.
В тот же вечер Курт познакомился с одним из заместителей Гувера — начальника американского Федерального бюро расследований. Заместитель принял Курта хорошо и рассказал ему все, что слышал о нем во Франкфурте-на-Майне, а также о том, что ФБР известно, зачем послан в Америку немецкий агент Курт Шерф. Ошеломленному «Арийцу» был предложен выбор: сделаться агентом американской разведки или сесть на электрический стул.
Рассудив, что он еще слишком молод, чтобы садиться на электрический стул, Курт спросил, что от него требуется.
— Очень немногое, — ответил американец. — Мы просим вас с сегодняшнего дня передавать своему начальству ту информацию, которую будем давать вам мы. Согласны?
Курт кивнул.
Через несколько дней он уже передавал в Германию своему шефу господину Конраду информацию, доставляемую ему ФБР.
В конце 1943 года Берлин приказал «Арийцу» срочно вернуться в Германию. Озадаченный Курт сообщил об этом в ФБР. Оттуда ответили согласием на выезд, но предупредили: «Где бы вы ни находились, мы найдем вас, если будет нужно».
В Берлине после короткого отдыха Шерф был вызван к Конраду. Тот поблагодарил его за хорошую работу, повесил на грудь шпиона Железный крест и рассказал ему о новом задании.
Через некоторое время, весной 1944 года, Курт Шерф открыл в Бухаресте мастерскую по ремонту авторучек с надписью на вывеске
Леон Гершкович.
* * *Манека был утомлен и зол после ночи, проведенной на скамье в зале ожидания Северного вокзала. Утром он снова пришел на улицу Бэрэцией. На этот раз ему повезло: мастерская была открыта. Склонившись над работой, за грязной занавеской сидел мужчина в черной тюбетейке. Манека почувствовал, что его сердце забилось сильнее и тревожнее. Да, это, по-видимому, Леон Гершкович.
— Добрый день, — осторожно произнес Манека с порога, окидывая зорким взглядом помещение мастерской. Кроме хозяина, в ней никого не было.
— Добрый день. Чем могу служить? — отозвался хозяин, не отрываясь от работы.
— Мне нужен колпачок вот к этой авторучке… Он не найдется у вас?
— Что вы, не найдется! У меня все есть, — вскочил хозяин, — моя мастерская…
Манека положил на столик синюю авторучку без колпачка и добавил:
— Что вы скажете об этом пере?
На лице Гершковича появилась услужливая улыбка. Он взял перо и внимательно осмотрел его.
— Хорошее перо, — произнес он, а потом, словно забыв о посетителе, начал рыться в каком-то ящике. Наконец, он обернулся.
— Я нашел, что вам нужно. — И Гершкович протянул Манека колпачок. Тот внимательно осмотрел его, а потом приставил к головке своей авторучки и легко завинтил. «Все в порядке, — подумал Манека, — это „Ариец“.»
