Хараламб Зинкэ - Объект 112
— Ну, что скажешь, отец? — спросил его Панаит, кивая на собак.
— Сегодня ночью знаете что произошло, — быстро заговорил сторож. — Варю я мамалыгу и вдруг слышу шаги. Думаю, кто бы это мог быть? Поднимаю голову и вижу совсем чужого человека. Тогда я спрашиваю его: «Вы что здесь ищете, господин?» А он мне отвечает: я, говорит не господин, а товарищ, и я, говорит, заблудился. Был здесь на экскурсии, пошел дождь, и вот сбился с дороги. Нет, говорю, браток, со мной так не пойдет. Паспорт есть? — спрашиваю. Есть, говорит, и показывает мне. Я, значит, читаю, смотрю на фотографию, потом на него.
— Как его звали?
— Точно не помню, товарищ майор. Кажется, Василаке… Ион Василаке.
— И что он у вас еще спрашивал?
— Да ничего. Я ему показал, в какой стороне станция Григорешти.
— В котором часу это было?
— Ну, когда я варил мамалыгу? Так, примерно в девять вечера.
— Хорошо, а теперь я вас вот о чем попрошу. Напишите обо всем, что вы мне рассказали. А вы, — майор сделал знак Лучиану, — оставайтесь здесь до моего приказа.
И Панаит бросился догонять группу прочесывания.
Собаки быстро бежали по широкой железнодорожной насыпи.
На полустанке они залаяли сильнее, обежали его кругом и снова возвратились к старым следам. Стало ясно, что, дойдя до станции, шпион сел в поезд и уехал в неизвестном направлении.
«На каком же он поезде уехал?» — подумал Панаит, развертывая расписание. В течение ночи здесь проходило не более трех пассажирских поездов. Скорый, который шел в Бухарест, и встречный, тоже скорый, на полустанке не останавливались. В половине второго ночи здесь останавливался единственный пассажирский поезд, идущий на Бухарест.
Панаит решил поговорить с начальником станции. Он нашел его в маленькой комнатке с закопченными стенами. Это был пожилой человек лет шестидесяти с высоким женским голосом. Начальник заговорил первым.
— Как видите, вокзал наш не ахти. А я хочу, чтобы вокзал был по всем правилам, хотя наша станция и маленькая.
Панаит улыбнулся: железнодорожник, видимо, любил поговорить.
— Да, это видно, товарищ. Станция чистая, чувствуется, что заботятся, ничего не скажешь. А скажите, пожалуйста, — переводя разговор в нужное ему русло, спросил майор, — этой ночью вы много выдали билетов?
— Три, — охотно ответил начальник, — один взял сын Ионеску из Народного Совета, который учится в Бухаресте. Другой я продал мадам Штефанеску. Она поехала куда-то в область лечиться…
— А третий?
— Третий билет выдал до Бухареста. Взял его Костике — паренек, который работает в сельском кооперативе. Костике сказал, что его попросил один товарищ.
— Товарищ? — изумился Панаит. — Когда вы выдали билет этому Костике?
— В половине одиннадцатого вечера, если не позднее.
— Скажите, — задал последний вопрос майор, — а где можно найти Костике?
— В деревне. Отсюда не больше километра, справа от станции. Идите все время по дороге.
Костике Аврамеску, семнадцатилетнего худощавого, высокого паренька, Панаит застал за работой. Тот отпускал товары покупателям. Майор взял парня за руку и отозвал в комнатку позади магазина.
— Костике Аврамеску?
— Я, товарищ майор.
— Ты вчера вечером, часов в десять, был на станции?
— Был, покупал билет.
— Для кого?
— Для кого? — удивился юноша, вытирая задрожавшие руки фартуком. — Для знакомого… Для сторожа… А что?
— Какого сторожа? — быстро спросил Панаит, вспомнив путевого обходчика.
— Для Здренгя из будки 248. Его здешние люди все знают… — сказал взволнованный и удивленный Костике.
«Он», — мелькнуло у Панаита, и майор поспешил назад, к будке.
* * *Здренгя долго смотрел вслед уходившему Панаиту, а потом с ненавистью взглянул на Лучиана. Страх быть раскрытым все больше закрадывался в его предательскую душу. «Раз уж они пришли ко мне, — злобно размышлял он, — то отсюда доберутся до станции, а там нетрудно найти и Костике. Надо бежать».
— Слушай, отец, что ты задерживаешься? Или писать не умеешь? — настаивал Лучиан.
— Умею, как же нет… Я все напишу, — поспешно проговорил Здренгя, не сводя глаз с Лучиана. — Черт возьми! Как это он меня так обманул…
— Ничего, старина, не огорчайся. Бандит от нас не скроется, — успокаивал его Лучиан. — У тебя есть бумага, карандаш?
— Есть и бумага, и карандаш. Так ты говоришь, не скроется? — спросил сторож, наклонившись, что, бы достать из-под кровати какой-то ящик.
— Не скроется, — снова заверил его Лучиан.
Здренгя поднял крышку ящика. В это время Лучиан подошел к плите и начал рассматривать чугунный котелок и деревянные ложки. Обстановка комнаты напоминала ему больше келью монаха, чем путевую будку. Вдруг за его спиной раздался голос сторожа:
— Руки вверх!
Лучиан резко повернулся на пятках. В трех шагах от него с «Вальтером» в руке стоял сторож.
— Руки вверх! — повторил тот. — Повернись лицом к стене.
— Что? — переспросил Лучиан, лихорадочно обдумывая неожиданную ситуацию.
— Повернись, черт тебя побери! Стрелять буду!
И в этот момент старший лейтенант Лучиан, сделав прыжок, навалился на сторожа всей тяжестью своего огромного тела. Здренгя застонал от боли. Он явно не ожидал нападения, но оружия из рук не выпустил. Раздался выстрел, и окно брызнуло осколками стекол. Сжав друг друга, сторож и Лучиан ожесточенно катались по полу. Офицер пытался вырвать «Вальтер», но это ему никак не удавалось. Сторож сопротивлялся из последних сил. Грянул второй выстрел. На этот раз пуля впилась в стену. Наконец, молодость взяла свое. Изловчившись, Лучиан нанес сторожу сильный удар в подбородок, и Здренгя сразу обмяк.
— Вот видишь, я был прав, когда сказал, что ни один бандит не скроется от нас… — успел еще услышать Здренгя и потерял сознание.
Неудачный визит
В купе третьего класса было жарко. Манека проснулся мокрый от пота. Протирая заспанные глаза, он с любопытством огляделся. Теперь, на рассвете, пассажиры были лучше видны, чем при посадке. Напротив подремывал пожилой крестьянин, опустив голову на плечо сладко спящего молодого солдата. Около окна сидела просто одетая девушка и с любопытством рассматривали Мирчу. У девушки были маленькие с хитринкой глаза, и Манека инстинктивно запахнул пиджак, притворяясь, что его одолевает сон.
«Кто она? И почему так пристально смотрит на меня?» — спрашивал он себя, испытывая необъяснимый страх. Испуганный Мирча начал успокаивать себя. «Надо быть мужчиной, никто тебя не преследует, никто тебя не знает, да и вообще ты Аурел Танасеску черт возьми!»
Он заставил себя вспоминать, что ему говорили о политическом строе нынешней Румынии в школе в Западной Германии. Пришли на память слова майора Оливера: «Шпион — это актер. Он исполняет роль на самой большой — мировой — арене».
Красивые слова! А каково здесь, когда тебя справа и слева прощупывают десятки глаз.
Так оно и было. Вскоре проснулся крестьянин, затем солдат, и купе ожило. И странное дело, а может быть, Мирче это казалось, все пассажиры как-то особенно внимательно присматривались к нему. «Нет, надо уходить отсюда, — подумал он. — Лучше перестраховаться, чем наоборот».
На первой же остановке Манека покинул купе. Убедившись, что за ним никто не следит, он быстро, уже на ходу, вскочил в другой вагон, нашел там свободное место, закрыл глаза и не открывал их до самого Бухареста.
* * *С Северного вокзала Мирча Манека пешком пошел по улице Гривица. Солнце уже закатилось, заметно похолодало.
Подойдя к зданию Политехнического института он остановился. Шпиону вспомнилось, как здесь он впервые надевал легионерскую форму. В тот день, чувствуя за спиной поддержку таких же молодчиков, как он сам, Манека вскочил на кафедру и закричал: «Долой профессора-большевика!» Мирча вспомнил, как однажды у входа в институт его поджидал отец, приехавший из деревни. Отец спрашивал сына об учебе, но тот ответил:
— Не до учебы, отец. Нужно кое-кому кровь пустить.
Хорошо помнил Манека осень 1940 года. Тогда такие, как он, были хозяевами страны…
Вздохнув, он сел в трамвай № 15. На нем доехал до площади 1848 года, сошел и направился к улице Терезии. Темнело. Манека взглянул на часы — было около семи. Вдалеке показалась вывеска, которую он искал. Чем ближе подходил Мирча к этой вывеске, тем сильнее стучало его сердце. Наконец он остановился и прочел:
МАСТЕРСКАЯ ПО РЕМОНТУ АВТОРУЧЕК
Леон Гершкович
Вспомнились слова майора Оливера: «Как только увидишь мастерскую по ремонту авторучек Леона Гершковича, входи. Скажешь пароль и тогда установишь связь с „Арийцем“.»
«Уж не одно ли и то же это лицо?» — подумал сейчас Манека, решительно шагнув вперед. Но дверь мастерской была закрыта, а вверху кто-то наклеил маленький листок:
