Сергей Зверев - Спецагент из ниоткуда
– Здравствуй, Алексей, – и зашагал к дому. Шофер и телохранитель не последовали за ним, а как часовые застыли у ворот. Маркин зашел вперед и открыл перед Багровым дверь.
Прибывшего звали не Иваном Антоновичем, но даже здесь, на даче, многократно осмотренной первоклассными специалистами, которые дают гарантии, что в здании не имеется всякого рода подслушивающих и подсматривающих устройств, не рекомендовалось произносить вслух его настоящее имя.
Багров вошел в гостиную, поздоровался с присутствующими и уселся в кресло у камина.
– Давайте начинать, – сразу сказал он. – У меня очень мало времени. Алексей Владимирович!
Маркин встал со стула, на который только что сел.
– Все мы в курсе дела, – начал он, – так что я не буду тратить время на предисловия. Доклад подготовлен Олегом Сергеевичем. Прошу вас.
Олег Голдин – подтянутый, элегантный, похожий чем-то на Пирса Броснана – раскрыл лежавшую на его коленях папку.
– В процессе порученной мне работы, – он говорил негромко, но очень отчетливо, как хороший актер, – моя группа тщательно рассмотрела несколько кандидатур для выполнения известного задания. Подходящих людей трое, но использование одного из них сопряжено с большим риском из-за того, что он находится под пристальным вниманием… мм… э-э… соответствующих структур. Второй кандидат сейчас за границей…
– И мы не можем достать его оттуда? – перебил Багров, не отрывая взгляда от горящих поленьев.
Голдин тонко улыбнулся:
– Ничего невозможного нет, Иван Антонович. Но в создавшейся обстановке это неизбежно привлечет к нашей работе нежелательное внимание.
Багров молча кивнул.
– Итак, у нас остается один кандидат, но зато, пожалуй, самый лучший, – продолжал Голдин. – Это Андрей Викторович Кремер.
– Кремер, – обронил Багров. – Фамилия как будто немецкая?
– Его прадед был австрийцем. Перебрался в Россию еще до революции.
– Ладно… Рассказывайте о Кремере.
– Я как раз приступаю к этому. – Голдин заглянул в папку. – Кремер, Андрей Викторович… Возраст – тридцать шесть лет… Бывший сотрудник ФСБ. Высокопрофессионален, инициативен, решителен. Восемь лет назад был арестован, обвинен в измене и осужден на основании собранных доказательств. Отбывал наказание…
– Что там произошло? – спросил Багров.
– Разрешите мне пояснить, Иван Антонович, – вмешался один из присутствующих. – Кремера попросту подставили. Его обвинили в том, что он продал за кордон сведения, составляющие государственную тайну. Обвинение состряпали так ловко, что невиновность Кремера не была доказана и позже. Ему дали восемь лет, из которых он отсидел шесть, но вышел не будучи оправданным, по амнистии.
– А кто состряпал обвинение и зачем? – произнес Багров. – Я имею в виду – для нас это интересно?
– Не думаю, – сказал Голдин. – Это были его, так сказать, конкуренты. Борьба за карьеру, за кресло… Дела давно минувших дней.
– И он точно пострадал без вины?
– Я сам занимался этим вопросом и могу утверждать – да, точно. Юридических доказательств у меня нет, но мы же не в суде… И потом, для нас какая разница?
– Почти никакой, – согласился Багров. – Продолжайте, Олег Сергеевич.
– Итак, он освободился два года назад. Пока он находился в заключении, умерла его мать, к которой он был очень привязан. Он получил небольшое наследство, сменил несколько мест работы, подолгу нигде не удерживался. В настоящее время проживает в Москве, в однокомнатной квартире на Шепиловской, более полугода нигде не работает, пьет. Не женат, детей нет. Контакты с женщинами редки и случайны. Из поля зрения соответствующих структур выпал, им уже никто не интересуется. По всем параметрам идеальная для нас кандидатура.
– Идеальная? – Багров поднял брови. – Шесть лет в заключении, да еще пьет… Он у вас давно растерял все навыки.
– По мнению наших психологов, – возразил Голдин, – депрессия Кремера вызвана не только допущенной по отношению к нему несправедливостью и смертью матери. Образно говоря, он растаял, как холодильник, отключенный от электросети. Как только он почует вкус настоящего дела, он очень быстро восстановит форму.
Багров некоторое время размышлял.
– Ну, насколько я понимаю, – медленно проворчал он наконец, – никого другого у вас все равно нет.
– Кремер – идеальная кандидатура, – упрямо повторил Голдин.
– Ну, что ж. – Багров поднялся из кресла. – Действуйте… До свидания.
На этом совещание было окончено.
5
Москва
Как и обычно в этот час, бар был полон. Над головами гомонивших людей витал табачный дым, временами почти полностью заволакивая табличку «Просьба не курить». Кремер не прислушивался к разговорам и не принимал в них участия. Он молча допивал очередную кружку пива, пребывая в воображаемом мире. Здесь с ним была его мать, здесь были друзья школьных лет, все, кого он когда-то знал и любил. И все из прошлого. В настоящем не существовало ни одного человека, которого он мог бы назвать своим другом. Во время работы были коллеги, партнеры, временные попутчики и постоянные противники. После работы не стало никого. Впрочем… Совсем ли так?
Когда Кремер был освобожден, его встречал у ворот лишь один человек – Станислав Михайлович Горецкий, Стас Горецкий, теперь полковник ФСБ. Его белый «Хундай Элантра» стоял поодаль. Стас протянул руку и не дождался ответного жеста.
– Мм… Ну ладно, – пробормотал он, засовывая руку в карман. – Но послушай, Андрей…
– Все это великолепно, – сказал Кремер с ядовитой улыбкой. – Как будто мы играли в шахматы, я вышел на минутку…
Горецкого было не так просто сбить с толку.
– Послушай, – повторил он терпеливо. – Если ты распространяешь свое отношение к тем, кто тебя подставил, и на меня, и на все ведомство…
– Ну, что ты. Я так, развлекался здесь. Как-то жаль, что кончилась вечеринка.
– Андрей, многое изменилось. Тех людей уже нет.
– О… В буквальном смысле?
– Те ребята… Они много чего еще натворили. Их уже нет.
– Дивно, – сказал Кремер. – Главное, вовремя…
– Да брось ты разыгрывать обиженного младенца! Лучше поздно…
– А когда было не поздно – где был ты и твои рыцари справедливости?
– Андрей! Ты ведь знаешь, что тогда меня не было в Москве, не было в России. Но если бы и был, вряд ли смог бы…
– Знаю… Из твоего единственного письма! Ты вернулся давно. И даже не удосужился приехать ко мне! Зато теперь, когда меня освободили…
– А почему ты так уверен, что я не имею к этому отношения?
– К моему освобождению? Я вышел по амнистии, Стас.
– Да, но кое-кто прилагал усилия, чтобы эта амнистия не прошла мимо тебя.
– Ты сказал, что их уже нет.
– Это не они.
– Кто же? Полковник Шведов, например?
– Да, он.
– Вот кого я меньше всего хотел бы видеть…
– Это ты зря. Сергей Шведов – человек стоящий. И если он не верит в твою невиновность, так ведь все доказательства… Впрочем, не беспокойся, увидеться с ним тебе не придется.
– Это еще почему?
– Его перевели… Куда-то на Дальний Восток.
– О, вот как… Что же он натворил?
– Да нет, это скорее повышение… Его перевели в так называемое «управление М»…
– Никогда о таком не слышал.
– Ты будешь смеяться, но и я о нем мало что слышал… Это что-то сверхсекретное, а я не в числе допущенных.
– Ладно, Стас. – Кремер устало вздохнул. – Раз ты приехал хоть сейчас…
– Я хочу помочь тебе.
– Отлично. Подбрось меня в центр. Это единственная помощь, в которой я сейчас нуждаюсь.
– Оставь этот тон. Думаю, предлагать тебе вернуться на службу пока рановато, но…
– Пока?
– Слушай, я приехал как друг.
– Прости, Стас. Не из-за тебя… Из-за ведомства. Я пришел к выводу, что плащ и кинжал – не мои любимые элементы костюма.
– Разумеется, никакие твои выводы не заставят меня перестать быть твоим другом.
– Спасибо… Но мне действительно ничего не нужно.
– Это сейчас. Но если…
– Может быть.
В машине, когда они ехали в город, важных тем никто из двоих не касался. С тех пор они не виделись. Кремер не звонил по известным ему телефонам, Стас тоже не объявлялся. Нельзя сказать, что Кремера не мучила совесть из-за того, что он так обошелся с другом. Но… Это была иная жизнь. Теперь – пиво, обрывки воспоминаний…
Он поставил кружку на стол и машинально посмотрел на запястье. Часов не было. Он продал их, как продал многое другое из еще сохранившегося имущества. После смерти матери он получил наследство – и так-то невеликое, а при нынешней дороговизне… Кремер не задумывался о том, что произойдет, когда он истратит свой последний рубль и больше нечего будет продать. Он вообще ни о чем не задумывался. Иногда в его памяти всплывали смутные картины – какие-то города, какие-то люди, но он не мог узнать этих мест и вспомнить имена этих людей. Он и не пытался. Это было далеко. Это было давно. Это было не с ним.