Р. Шулиг - Белые линии
— ...Я очень люблю свою профессию и никогда ни за что на свете не бросил бы ее... Однако сегодня я понял, что линия фронта сейчас проходит здесь... потому что здесь происходит такое, чего давно уже быть не должно. Люди растерялись, не понимают, кто здесь, собственно, сейчас хозяин положения — простые жители сел, члены сельскохозяйственных кооперативов, мы, коммунисты, или те несколько гадов, которые начали по ночам стрелять. И вот я решил... что надо отложить в сторону личные планы и взяться за дело по-настоящему. Короче говоря: завтра я подаю заявление об уходе с фабрики, распрощаюсь с бригадой, верну им ордер на квартиру... Останусь здесь, с вами... Возьму на себя функции председателя кооператива.
Вчелак растроганно пожал ему руку:
— Слава богу, Карел, ты все-таки образумился! Ведь я бы окончательно спился на этой должности от жалости к самому себе. Я тебе этого никогда... И обещаю, что все...
В этот миг от дверей класса раздался резкий окрик:
— Руки вверх!
Члены комитета удивленно оглянулись. У дверей стояли трое. Все в черных резиновых плащах, на лицах черные повязки, в руках пистолеты и автоматы. Это было настолько неожиданно, что казалось неправдоподобным, и четверо мужчин, сидевших в классе, даже не успели испугаться. Потрясенные происходящим, они медленно подняли руки. Пан управляющий Томан испуганно спросил:
— Что... вам нужно?
Один из пришедших заорал:
— Я сказал — руки вверх! Все лицом к стене без лишних вопросов! Кто из вас секретарь партийной организации?
— Я, — ответил Карел Мутл.
— А-а... Я знаю тебя, звереныш! Встань к стене, лапы вверх, ноги шире! Председатель национального комитета?
— Я, — сказал Томан.
— К стене! Председатель кооператива?
— Я! — негромко произнес Вчелак.
— К стене! А этот? — спросил убийца в черном и показал на Бабицкого.
— Тоже коммунист! Член красной милиции, — с готовностью подсказал ему один из его подручных.
— Значит, вы тут все вместе, — удовлетворенно произнес главарь. И с истерическим пафосом хриплым, срывающимся голосом завопил: — Во имя свободы и демократии, во имя нашего великого национального сопротивления!..
Такого Карел Мутл вытерпеть не мог. Он резко обернулся:
— Какого сопротивления, негодяй?
— Тихо! — гаркнул один из людей в черном.
Однако Карел не испугался окрика; он был настолько возмущен и разгневан, что перестал бояться.
— Вы обычные мерзавцы и убийцы, вот вы кто! Тоже мне сопротивление! Боитесь прийти с открытыми физиономиями, боитесь посмотреть людям в глаза... Но я тебя все равно узнал, Эман!
И тут один из бандитов яростно сорвал с себя черную повязку. Это был лесник Босак. То же самое сделали двое остальных.
— Смотри же, кто пришел с тобой расправиться!.. Посмотри, прежде чем подохнуть!
Вторым был трактирщик Бенеш. Третий, главарь, очень напомнил Карелу штабс-капитана Кристека из пограничного городка. Но Эмана Заградника тут не было...
Бланка вместе с другими жителями деревни бежала к костелу, к дому священника. Она слышала гул моторов автомобилей и мотоциклов на площади рядом с костелом, стук в дверь и громкие голоса: «Именем закона! Откройте!» Все были очень удивлены, никто ничего не понимал. Почему именно священник? Такой тихий, добрый человек. Одной ногой уже в могиле стоит.
Они сбежались под старые липы перед домом священника и молчаливо, неодобрительно смотрели, как милиционеры обыскивают дом. То, что они видели через ярко освещенные окна и двери, походило на какое-то нереальное, театральное представление. Затем в дверях показались Земан и Житный. Они вывели священника. Руки его были в наручниках. Идя к машине, Земан и Житный настойчиво спрашивали священника:
— Где остальные, говорите!
— Отрицать не имеет смысла, мы все знаем, говорите!
— В последний раз призываем помочь нам поймать преступников!
— Это ваша единственная возможность облегчить свою вину, говорите!
Однако священник молчал, полностью подчинившись воле ведущих его людей, неживой, оцепеневший, с пожелтевшим лицом. Только по шевелившимся губам можно было понять, что он напряженно и сосредоточенно молится.
Земан совсем вышел из себя. Схватив священника за локоть, он с силой тряхнул его:
— Где они? Говорите, черт бы вас побрал! Вы еще можете предупредить трагедию. Говорите!
Тут Бланка прорвалась сквозь ряды молчавших людей, бросилась к Земану и с горячностью попыталась вырвать из его рук священника.
— Ты что делаешь, Гонза? — воскликнула она. — Ведь это старый человек! Что ты с ним делаешь?.. Оставьте вы хоть здесь свою классовую борьбу!
В эту минуту со стороны школы донеслись выстрелы.
Сцена, представшая глазам тех, кто сразу после выстрелов вбежал в школу, была поистине чудовищной.
В классе, у стены, забрызганной кровью, лежали трое убитых и один умирающий. Над ними, словно статуя, с букетом красных роз застыла пани управляющая. Незадолго до этого букет как знак внимания по случаю годовщины свадьбы, о чем ее собственный муж забыл, вручил ей пан священник. Томанова специально несла цветы своему мужу, чтобы таким образом упрекнуть его в невнимании, но опоздала.
Земан, Житный, Матыс, члены оперативной группы и жители, потерявшие от ужаса силы, столпились в дверях и в коридоре, не веря в то, что произошло.
Бланка прибежала последней и протиснулась через толпу, которая молча расступилась, пропуская ее.
Карел лежал у стены на вытоптанном детскими ногами крашеном полу, и с каплями крови из его тела уходила жизнь.
Бланка не проронила ни слова, не заплакала, только молча, неподвижно смотрела на него. Видимо, еще не верила своим глазам.
Потом пошла медленно, тяжело, будто к ногам ее были привязаны тяжелые гири. Это были пять тяжелых шагов между жизнью и смертью, между летним вечером и вечностью.
Она упала на колени, приподняла окровавленную голову Карела и стала нежно приглаживать его всегда растрепанные волосы, потом поцеловала в холодеющие губы. И казалось, что только в тот момент, когда она прикоснулась к нему губами, она поняла смысл всего происшедшего.
Она повернула к Земану удивленное лицо и прошептала:
— Они убили его, Гонза?..
10Когда Эман Заградник проснулся, стояло тихое летнее утро. Вокруг него волновалось большое поле ржи, над горизонтом уже поднялся огромный, раскаленный докрасна шар утреннего солнца, весело кричали птицы, спорили о чем-то зяблики, упорно подбирал новые мелодии дрозд.
Эман неторопливо вылез из теплой ямки в стогу прошлогодней соломы, потянулся, зевнул, с удовольствием втянул еще свежий, влажноватый после ночи воздух, стряхнул с волос соломинки и окинул взглядом поле. На его глазах рождался великолепный день. Чувствовал себя Эман превосходно, если не считать сухости во рту и горечи после сигарет и бесчисленного количества кружек пива и рюмок водки, которые он опрокинул в себя, отмечая свое счастливое освобождение. Эман вытащил из соломы свою гармошку, перекинул ее за спину, а поскольку он решил как можно быстрее найти какой-нибудь колодец, чтобы хорошенько залить горечь во рту, ловко съехал со стога вниз.
Тут-то он их и увидел. С расширенными от страха глазами, они сидели, согнувшись, у стога. Их было трое — лесник Босак, трактирщик Бенеш и еще какой-то неизвестный человек.
Все они страшно перепугались, когда он свалился на них сверху, как ангел с неба. Кристек резко замахнулся автоматом, чтобы размозжить ему голову, но Бенеш успел остановить его:
— Не троньте его! Этот нас не выдаст... Этот на них зол не меньше, чем мы... — И плаксиво, дрожащими, словно в лихорадке, губами, он стал упрашивать Эмана: — Уведи их отсюда, Эман! Спаси нас, прошу тебя... Отвлеки их... Вспомни, как я наливал тебе бесплатно, когда у тебя не было денег. Очень тебя прошу об этом, Эман...
Заградник таращил на них глаза, ничего не понимая.
— Ты что мелешь, трактирщик?.. Кого я должен отвлечь? — Он заметил оружие в их руках. — И что вы здесь вообще, мужики, делаете? С утра ставите засаду?
— Вершим божий суд, Эман, — стуча зубами, тараторил Бенеш. — Божий суд.
Больше он ничего сказать не успел, потому что оба его друга, что-то заметив за ржаным полем, бросились бежать. Бенеш кинулся за ними. Они бежали по полю, падали, ползли на четвереньках, на животах.
Эман смотрел на них, забавляясь этой нелепой игрой в прятки. Потом он обернулся и все понял.
На пыльном приселке за ржаным полем выстроился ряд грузовиков, с которых спрыгивали с винтовками в руках парни в рабочих комбинезонах. Вел их Павел Шанда. Парни быстро пристраивались к цепи сотрудников органов безопасности, которые прибыли сюда раньше. «Народная милиция», — сразу сообразил Эман.
Им пришлось взяться за оружие после ночной смены, и приехали они сюда от станков и машин, в рабочей замасленной одежде. Никто из них не отказался принять участие в операции после того, как Шанда рассказал им, что случилось.
