Норман Мейлер - Призрак Проститутки
Время от времени я ездил в плавучий домик на канале в Джорджтауне, который Киттредж и Проститутка купили в первый год супружества, и эти вечера чрезвычайно поднимали мне настроение. К ужину у них бывали высокопоставленные гости. В один из вечеров там был Генри Люс[13] — он отвел меня в сторонку и сообщил, что знает моего отца. Люс был седой, с густыми черными бровями и хриплым голосом.
— У тебя будет чудесная жизнь, — сказал он. — Придется принимать решения исключительной важности, и самое приятное, с ними будут считаться! Они будут приниматься в расчет! Мне приходилось работать над крупными проектами, которые не сводились только к моим интересам, и могу признаться тебе, Гарри, поскольку у нас с тобой одно уменьшительное имя — не важно, происходит Гарри от Херрика или от Генри, — это ни с чем не сравнимо. Дело в том, что ты будешь работать для осуществления чего-то более масштабного, Гарри! — И, отпуская меня, он, как священник, снял руку с моего плеча.
Не стану кривить душой, будто я не благодарен за эти слова, ибо после вечеров у Монтегю я возвращался к моим братьям-псам в общежитие и видел, что их волнует, кому будет брошена очередная кость. Я же чувствовал себя этаким радиоактивным псом. Я был озарен внутренним светом. Я нашел Фирму, и я попал в нее. ЦРУ — это не только длинные, похожие на сараи здания или немыслимо маленькие кабинетики, где стоит затхлый дух от множества напиханных туда людей, не только склабящиеся инквизиторы, которые пристегивают тебя ремнем и подключают к аппаратуре, — нет, ЦРУ — это собрание элегантных людей, втайне объединившихся, чтобы вести столь благородную войну, что ради участия в ней ты можешь и готов шагать годы по грязи и колдобинам. Ах, эти вечера в плавучем домике! Ведь именно Проститутка первым сказал мне в день моего последнего теста, что я принят, принят и утвержден. А моим соседям по общежитию предстояло ждать еще целых три дня, чтобы об этом узнать, и я страдал, что не могу поделиться с ними услышанным, — вот тут я обнаружил, что удерживать что-то в тайне, когда тебе хочется этой тайной поделиться, так же трудно, как удержаться от выпивки в тяжелый день.
Итак, мы были приняты и в одно прекрасное утро явились на лекцию по ориентации. Автобус повез нас, человек сто, с Девятой улицы, где находилась служба персонала, в старый пятиэтажный особняк с крышей в стиле королевы Анны, что стоит за Госдепартаментом. Там нас затолкали в маленькую аудиторию, находящуюся в подвальном помещении. Сидевший на сцене человек, которого я вполне мог бы принять за профессора престижного университета, поднялся при нашем появлении и сказал:
— Да будет известно всем, кто об этом не знает, что отныне вы работаете в ЦРУ.
Мы рассмеялись. Мы зааплодировали. Он пересек сцену и подошел к мольберту, на который была наброшена какая-то ткань. Он сорвал ее, под нею обнаружилась первая из наших скрижалей — схема организации. Пользуясь указкой, он сказал, что существует три управления, которые можно сопоставить с тремя сестринскими корпорациями или тремя полками дивизии.
— Управление планирования ведает тайными операциями и собирает разведданные. Оно руководит шпионами. Запомните новое слово. Управление планирования ведет шпионов, как ведут дела.
Поскольку шпионаж и контршпионаж были в ведении Проститутки, а тайными операциями занимался мой отец, Управление планирования в моем представлении составляло девять десятых ЦРУ.
Затем лектор перешел к Разведывательному управлению, которое анализирует материал, собранный Управлением планирования, и к Административному управлению, «которое поддерживает порядок в двух других управлениях». Нечего и говорить, что ни то ни другое меня не интересовало.
— Джентльмены, — продолжал лектор, — вы, все сто три человека — или, вооружась орудием точности, скажу: сто один мужчина и две женщины — отобраны для работы в Управлении планирования. Это самое почетное у нас место.
Мы крикнули «ура». Встали и закричали, но кричали недолго, так как из-за занавеса вышел Аллен Даллес, нынешний директор ЦРУ. В тот день мистер Даллес был сердечен, любезен, даже добродушен и мягок, так что вы поверили бы в добропорядочность любого учреждения, с которым он связан, будь то банк, университет, юридическая контора или правительственная организация. В старом твидовом костюме с кожаными заплатами на локтях, в модном галстуке-бабочке, с трубкой в руке и в очках, стекла которых, отражая свет, блестели так же ярко, как его блестящий ум, он быстро создал у всей сотни присутствующих такое же впечатление, какое создал у меня на свадьбе Хью.
— Стоя перед вами сейчас, в самом начале вашей деятельности, могу обещать, что у вас будет живая, интересная, волнующая жизнь и карьера. — Мы зааплодировали. — Уинстон Черчилль после Дюнкерка мог предложить доблестному английскому народу лишь «пот, кровь, труд и слезы», я же обещаю, что вас ждут преданность делу, жертвы, полная отдача себя и — не забывайте — чертовски много интересного.
Мы засвистели.
— Все вы попадаете в Управление планирования — организацию необычную. Большинство из вас будет жить в разных странах, вы, несомненно, будете участвовать в операциях и, как бы вы ни устали, как бы ни были вымотаны, всегда будете сознавать ценность того, что делаете. Ибо вы будете защищать нашу страну от врага, обладающего такими ресурсами для ведения тайной войны, какие и не снились ни одному правительству или королевству в истории христианства. Советский Союз поднял искусство шпионажа на невиданную высоту. Даже во времена так называемой «оттепели» они ведут свои операции с неустанной силой.
Желая догнать их, мы создаем крупнейшую разведывательную службу, какую знал западный мир. Этого требует безопасность страны. У нас внушительный противник. И вы были отобраны, чтобы явиться частью щита, который будет защищать нас от этого внушительного врага.
В помещении царила атмосфера счастья — это просто чувствовалось. Хотя перед нами была всего лишь маленькая сцена в подвале с американским флагом на подставке, у нас было такое чувство, будто мы находимся в одном из прославленных театров мира в незабываемый момент окончания спектакля.
Однако Даллес еще не закончил свою речь. Не в его стиле было завершать на мажорной ноте. Куда приятнее напомнить нам, что мы являемся теперь членами сообщества и наши привилегии дают нам право выслушать рассказ руководителя этого сообщества.
— Много лет назад. — сказал Даллес. — когда я был так же молод, как большинство из вас, меня послали на работу в Женеву во время Первой мировой войны, и я вспоминаю сейчас одну удивительно теплую субботу весной тысяча девятьсот семнадцатого года, когда я дежурил утром. Дел никаких не было, и я размышлял о теннисе. Видите ли, у меня днем была назначена встреча с одной молодой дамой, прелестной и удивительно хорошо сложенной, — словом, по-настоящему сногсшибательней.
Кто еще мог с нами так говорить? В этом подвале, построенном еще до Гражданской войны, который, возможно, девяносто лет назад слышал грохот пушек, стрелявших по солдатам Юга, Аллен Даллес рассказывал нам о том, что происходило в Женеве в 1917 году.
— Как раз перед полуднем у меня зазвонил телефон. Говорил человек с сильным акцентом, — продолжал Аллен Даллес, — человек этот хотел говорить с ответственным американским чиновником. Он употребил слово «verantwortlich». Он изъяснялся на жутком немецком языке. Очередной назойливый проситель, решил я. С какой-нибудь скорбной повестью, которую он поведает со своим ужасающим акцентом.
Ну а в то утро единственным американским чиновником в посольстве, которого можно было назвать «verantwortlich», был я. Что же делать — пойти играть в теннис с прелестной англичанкой или есть тушеную капусту с сосисками с каким-то русским эмигрантом? — Даллес сделал паузу. — Теннис победил. Я так и не встретился с тем типом.
Мы ждали продолжения.
— И слишком поздно узнал, кто был тот человек. Человеком, говорившим с ужасающим немецким акцентом и желавшим разговаривать только с ответственным американским чиновником, был не кто иной, как сам господин Ленин. Довольно скоро после нашего телефонного разговора немцы отправили господина Ленина в запечатанном вагоне в Россию через Баварию, Пруссию, Польшу и Литву. Он прибыл на Финляндский вокзал в Петрограде, а в ноябре того же года произвел большевистскую революцию. — Он умолк, давая нам возможность повеселиться за счет грандиозной промашки Аллена Даллеса.
— Ал, — раздался чей-то голос, — как вы могли так поступить со своей командой?
Тут я впервые увидел Дикса Батлера. Его лицо нельзя было забыть. Голова его напоминала бюсты римлян — массивные челюсти и шея, чувственный рот. Даллес был явно доволен.
— Да пойдет вам на пользу моя ошибка, джентльмены, — сказал он. — Перечитайте рассказы о Шерлоке Холмсе. Самый тривиальный ключ к разгадке может оказаться самым значительным. Находясь при исполнении обязанностей, подмечайте любую малость. Выполняйте свою работу как можно лучше. Никто не знает, когда лопата вдруг подцепит бриллиант.
