Гэвин Лайалл - Очень опасная игра
Теперь мне стало ясно — он просто сумасшедший. Возможно, любой профессиональный охотник на крупного зверя немного не в своем уме, и ему просто необходимо постоянно подкрадываться к опасным хищникам, чтобы доказать, что можешь их прикончить раньше, чем они тебя. Ведь говорил же он, что главное в этой игре — подкрасться как можно ближе…
Теперь стало понятно и остальное. Ему всю жизнь приходилось встречаться с опасностью лицом к лицу. Он не старался устанавливать рекордов, а просто каждый раз доказывал, что ему это по плечу. Победа, одержанная над бурым медведем, подводила черту под длинным списком выигранных единоборств.
Осталась лишь одна опасная игра — схватка с вооруженным противником.
Вот потому-то он и принял предложение Хартмана. Тот пригласил его, потому что узрел в нем азартного охотника. Пальба на берегу была лишь приглашением войти в лес и сойтись один на один. И я принял его вызов.
Его сестре наверняка известно о нем все. Такое положение могло тянуться неделями и месяцами, но ей нужно было вернуть его домой именно сейчас. Наверное, у нее был такой же список, что и у него. Она зачеркивала тех, кого он застрелил, и раньше его поняла, что последним в этом списке окажется он сам.
Теперь это место занял я.
Нет, ему было жаль, что это оказался я. Конечно, он, джентльмен из Вирджинии, дал слово, а теперь мы сошлись в честном, спортивном состязании. Он — со своим умением выслеживать дичь и владеть винтовкой, а я — с военной подготовкой и умением сражаться под огнем противника. Идеальная пара, и пусть победит сильнейший.
Мной стала овладевать ярость. Лес перестал следить за мной — к черту все эти сказки. Это было просто место сражения: укрытия и огневые позиции.
Ну, ладно, Хоумер. Человек с оружием — это самый опасный противник из тех, что тебе встречались. Ия именно этот человек. В двадцати ярдах от тебя не клыки и когти, ты не успеешь и глазом моргнуть, как пуля размозжит тебе голову. Подумай об этом, приятель, пусть это станет тебе уроком. Забудь о всяких там следах, подветренной стороне и законах морали. Ведь тигры и медведи их не придерживаются, они просто делают все, что могут. Ты подумал об этом? Теперь тебе предстоит изведать, на что способен человек, а тебе противостоит настоящий убийца. Представь себе, что тебя могут убить, Хоумер. Посмотрим, смогу ли я заставить тебя задуматься об этом.
Я взял заряженное пулями ружье, подполз к краю валуна, выстрелил в его сторону, перезарядил и выстрелил снова. Ему хотелось узнать, как он будет себя ощущать под огнем противника. Теперь у него есть такая возможность. Это гораздо хуже, чем он думает.
Потом перезарядил ружье и снова выстрелил. Если его удастся вынудить на необдуманный поступок, то мне хотелось оставить за собой еще один выстрел.
Но не сработало. Если он и оставался на прежнем месте, то не двигался и не стрелял.
Наконец я перезарядил ружье еще раз и выстрелил из обоих стволов, дабы ему стало понятно, что патроны к дробовику у меня кончились. Тогда я схватил револьвер. Вот этого он не ожидает.
Но и эта уловка не сработала, так что нужно было придумать что-нибудь еще.
Прежде чем двигаться, я хотел дождаться его выстрела. Тогда мне станет точно известна его позиция, а он будет оглушен собственным выстрелом. Правда, к тому моменту я вряд ли мог услышать, если бы он вдруг принялся распевать старинные лапландские песни охотников на медведей.
Я зарядил оба ствола патронами с дробью. Если ему хотелось думать, что пули намного опаснее, не следовало его в этом разуверять. В такую туманную ночь для настоящего дела дробь была лучше. Я не стремился убить, достаточно было просто попасть в него.
Теперь мне захотелось сместиться влево.
В какую сторону может пойти он? Последний раз Хоумер взял вправо. Теперь он понимал, что мне это известно.
Захочет он изменить направление или же у него с той стороны такое отличное прикрытие, что ему трудно будет устоять и не воспользоваться им? А что думает Хоумер по поводу моих возможных действий?
Так можно было до отупения строить догадки и не прийти ни к какому решению. В конце концов, единственное, что оставалось делать, — это двигаться в произвольно выбранном направлении. Мне хотелось взять влево, а затем пойти вперед и выйти на один уровень с ним или даже чуть выше. Преимущество в высоте давало ему слишком много дополнительных шансов.
Но сначала мне хотелось дождаться его выстрела. В нескольких футах от моего камня была прогалина среди кустов и папоротника около ярда шириной. Я посчитал, что ему потребуется четыре секунды, чтобы передернуть затвор и снова прицелиться. А за это время мне удастся проскочить эту прогалину.
Я выпрямился, нарочно наступил на гнилую ветку и бросился вправо. Он не стрелял, но на этот раз я такого и не ожидал. Хоумер будет ждать следующего удобного случая. Прыжком я вернулся под прикрытие валуна. Где-то слева впереди меня мелькнула вспышка и раздался выстрел. Пока я прижимался к земле, он снова сменил позицию. Тогда я на карачках пересек прогалину и исчез в папоротниках.
Он снова выстрелил, а я опять проскочил дальше.
Ему не было слышно, как я перемещаюсь, но, к сожалению, меня зацепило пулей. И я еще не знал, насколько это серьезно. Последняя пуля угодила в меня чуть выше правого бедра, и это место сразу онемело. Боль появится позже. Тогда мне, может быть, придется звать на помощь или просто истекать кровью. Но пока что нужно было пошевеливаться. К счастью, его «Магнум-300» был слишком мощным, будь его пуля тяжелее и медленнее, меня опрокинуло бы на спину.
Я продрался сквозь заросли кустарника, вскарабкался на пару ярдов вверх по склону и укрылся за очередным валуном. Затем свернул налево и свалился в овражек, который вел как раз к тому месту, куда мне хотелось попасть.
Овражек был в два фута глубиной и достаточно широк и шел с уклоном по диагонали в сторону берега. Он надежно защищал меня от огня и глаз противника и служил лучшим по сравнению с валуном укрытием.
Перевернувшись на правый бок, я осмотрел рану. К счастью, кожаная куртка оказалась пробитой в двух местах немного выше бедра, а это значило, что пуля прошла навылет. Хотя я, честно говоря, и не ожидал, что пуля «магнума» может застрять в теле. Пришлось расстегнуть на куртке «молнию», чтобы осмотреть рану. Рубашка оказалась липкой и мокрой. Я осторожно ощупал бок и ощутил жуткую боль. Я впился зубами в левый рукав, чтобы удержаться от невольного стона, и продолжил осмотр.
Неожиданно мне плеснуло водой в лицо. Я с трудом удержался от кашля и продолжал доставать из раны обрывки ткани, ведь из-за этой штуки умирать не стоило. Попытавшись шевельнуть правым плечом, я ощутил мучительную боль, как если бы кто-то провел по ребрам раскаленным железом. Тогда я запихнул в рану чистый носовой платок и, чтобы закрепить его на месте, застегнул «молнию».
В этот момент, занятый собой, я уже смутно представлял себе местонахождение Хоумера. Знал только, что он по-прежнему оставался где-то надо мной.
Новый поток воды сбежал по дну овражка и небольшой лужицей растекся прямо надо мной. Я приподнялся на левом локте, и вода прошла подо мной, по счастью, не намочив брюки и ботинки.
Меня заинтересовало, как странно вода стекает по дну овражка, судя по всему, кто-то преграждает ей путь, а потом устраняет преграду…
Вот так я вычислил местопребывание Хоумера. Он притаился в том же самом овражке, но выше по склону, и действовал точно как я: когда перед ним накапливалась вода, уступал ей дорогу.
Я осторожно перевернулся на левый бок и, упираясь в дно локтем левой руки и ногами, начал медленно ползти вверх по овражку. Еще мне удавалось той же рукой тащить ружье, держась за его ствол. Я всячески оберегал правую руку, но одно неловкое движение — и боль пронзала ребра словно током. Мне не удалось проползти и пяти ярдов, а всего уже прошиб холодный пот. Вот только правое бедро горело, началось кровотечение из раны.
Но теперь я уже точно знал, где затаился Хоумер, и беззвучно подбирался к нему. Мокрый песок на дне канавы приглушал все звуки.
Еще не раз мое лицо окатило водой, но я упорно продолжал ползти, работая левым локтем и помогая ногами. Чем выше, тем чаще попадались камни, и я, как юркая ящерица, ловко обходил их, чувствуя себя раненым и уставшим старым динозавром. Пригнув голову, я видел, как нос мой оставляет дорожку в мокром песке. Мне просто не хотелось делать лишних усилий и смотреть на что-то еще. В ушах у меня стучало, но этот стук не был эхом последнего выстрела. Просто мое сердце выкачивало из меня кровь через рану.
Но почему это должно волновать Билла Кэри?
Да он на одних зубах сможет вскарабкаться на утес, даже если пули изрешетят его, как дуршлаг. В секретной службе он слыл железным человеком. Дайте ему пистолет-пулемет «стэн», он выполнит задание и обязательно к утру вернется. Добрый старина Билл Кэри. Ему не в диковинку одной рукой вести самолет, а другой зажимать рану, пока ее не залатает хирург.
