Чингиз Абдуллаев - Бремя идолов
Коля и Павел сидели в конце автобуса, даже не прислушиваясь к переговорам, которые вел по доставленному для них переговорному устройству Кошкин. Он сидел рядом с водителем и говорил, все время поглядывая по сторонам. Рядом находился Тарас. Остальные двое стояли в середине салона.
— Долго будем тут торчать? — прошептал Коля; у него вдруг разболелась голова.
— Он говорил, до вечера, — ответил Павел, кивая на Кошкина.
— А потом… как выйдем отсюда?
— Все продумано, — улыбнулся Павел. — Не бойся. Сделаем, как нужно. Он же вчера все объяснял.
— Я не слушал, — признался Коля. — Про Артема думал.
— Жалко его, — согласился Павел. — Очень жалко. Ну ничего, мы им еще покажем, как поезда взрывать. Правда, мы не такие звери, как они, живых людей взрывать не будем, только автобус спалим.
— Как это? — не понял Коля; голова болела сильнее. Или он просто нервничал, вспоминая Артема и обезумевшую мать, бессильно опустившую на колени свои натруженные руки.
— Все сделаем, как нужно, — повторил Павел. — А сами улетим. Сядем на запасном аэродроме, где нас ждут. Возьмем деньги — и тип-топ. Пусть нас потом ищут. Установим бомбу в автобусе, и через полчаса она рванет. Мы, конечно, предупредим, чтобы всех детей вытащили. Мы же не звери… А деньги останутся у нас. Я со своей долей в Европу двину. Давно мечтал там пожить, на людей посмотреть. А ты куда уедешь?
— К матери вернусь, — ответил Коля.
— Ну и дурак! — разозлился Павел. — Я тебя серьезно спрашиваю…
У Павла было рябое лицо, а правый глаз — чуть меньше левого, поэтому казалось, что он постоянно подмигивает.
— А как мы улетим? — не обиделся на «дурака» Коля.
— На самолете. Мы здесь фейерверк устроим и улетим. Ты, наверное, вчера вообще не слушал, что нам говорили.
— Не слушал, — кивнул Коля.
Он не понимал, какой «фейерверк» и куда «улетим». Не понимал, что происходит, почему он сидит здесь. Жутко болела голова, а в автобусе было жарко и душно — кондиционеры не работали.
— Кошкин все придумал! — восхищался шефом Павел. — Замечательно все придумал.
Излагавший свои условия Кошкин потребовал, чтобы деньги и самолет были готовы к пяти часам. Он не соглашался на отсрочку. И в конце концов, «уступив» один час, получил согласие. То есть деньги и самолет обещали доставить к шести вечера. Закончив, он подмигнул Тарасу.
И тут случилось непредвиденное… Тарас, разомлевший от жары и безделья, положил автомат на сиденье и уже не обращал на него внимания. Когда он на секунду отвернулся, пришедший в себя дипломат вдруг потянулся к оружию. Еще мгновение — и повернувшийся Кошкин увидел, что на него смотрит дуло автомата.
Дипломат прохрипел:
— Выходи из салона, сдавайся.
Кошкинские ребята растерялись. Они не знали, что предпринять. Во-первых, дипломат держал под прицелом Кошкина, и палец его лежал на спусковом крючке.
Во-вторых, они просто не решались стрелять в автобусе. Ведь никто не ожидал подобного развития событий. Дипломат сидел в первом ряду, прижавшись к стеклу; чтобы его обезвредить, следовало либо стрелять в ту сторону, рискуя попасть в детей, либо подойти ближе, — но в этом случае он мог выстрелить в Кошкина.
Парни замерли, оцепенели…
На войне принято считать, что один подготовленный солдат стоит нескольких новичков. И все штабисты прекрасно знают: хорошо подготовленный офицер стоит взвода солдат. Но офицер спецназа, прошедший две войны, ценится вдвойне. Его нельзя испугать, даже направив на него ствол автомата. Дипломат не знал, как это трудно — выстрелить в человека. Он держал в руках автомат третий раз в жизни. А Кошкин побывал на двух войнах и не раз пускал в ход оружие. Совершив убийство — даже на войне, — человек становится другим, становится не совсем человеком. Как крыса, пожирающая своих сородичей, становится дьявольским наказанием для четвероногих тварей, так и двуногая тварь, раз лишившая жизни себе подобного, становится палачом. А палач убивает, не испытывая эмоций.
Дипломат даже не успел понять, что произошло. Кошкин верно оценил ситуацию, все ошибки противника — и не правильную посадку головы, и дрожащие руки, неумело державшие автомат… Кошкин улыбнулся и положил пистолет рядом с собой. Затем медленно, очень медленно начал поднимать руки… И вдруг кисть его как-то странно дернулась. В следующее мгновение дипломат почувствовал толчок и острую боль в горле. Он решил, что на него напали сзади, пытаются задушить.
Хотел обернуться, закричать, выстрелить… Но сил уже не осталось, он задыхался. Дернувшись, закрыл глаза и начал сползать на пол. Автомат выпал из его рук. Из горла несчастного торчала рукоять ножа.
Громко закричала сидевшая рядом девочка. Кто-то из детей заплакал.
— Молчать! — крикнул Кошкин, поднимая с пола автомат.
Он ударил Тараса прикладом в живот и грязно выругался. Протянул парню автомат. Потом, наклонившись, вытащил из горла убитого нож, вытер его о рубашку дипломата и подтащил труп к дверям автобуса. После чего приказал водителю открыть двери. В следующее мгновение несчастный уже лежал на бетонной площадке, у колес автобуса. Кошкин взял переговорное устройство и с невозмутимым видом проговорил:
— Заберите своего человека. Он у автобуса. Только пусть подойдет кто-нибудь один. Иначе первый герой станет не последним. По-моему, на сегодня одного героя вполне достаточно…
Глава 32
Утром он не поехал на службу. В конце концов, он мог устроить себе отдых.
Именно в этот день. Отставной полковник госбезопасности Ветров отправился на свою дачу в шесть утра. Сегодня ему предстояло решать все вопросы, которые могли возникнуть в ходе операции. Каждые полчаса кто-нибудь звонил и произносил только одно слово — «порядок». Причем звонили не ему, а его помощнику, с которым полковник поддерживал постоянную связь по мобильному телефону. Помощник сидел в соседней комнате и немедленно докладывал обо всем шефу. Все было продумано до мелочей. Никаких сбоев быть не могло. Когда наконец позвонил Кошкин и сказал «порядок». Ветров шумно вздохнул. Теперь на связь выходить не следовало. Наверняка все мобильные телефоны, находившиеся в автобусе, начнут прослушивать сотрудники ФСБ. Впрочем, оно и к лучшему. Именно на это прослушивание они и рассчитывали, составляя план действий.
В десять утра на дачу позвонил человек, одобривший операцию по захвату автобуса. Вернее, позвонил не он, а его помощник. Помощник сообщил, что «шеф подъедет к даче»; Ветрову же надлежало сесть в «Мерседес», находящийся в середине кортежа. Полковник знал, что лишние вопросы задавать не стоит. Он даже не удивился, что они нашли его на этой даче. В конце концов, выдвижение и успешные выборы Тетеринцева были оплачены очень серьезными людьми, понимавшими, что необходимо иметь в Парламенте своих людей.
Ветров вышел на дорогу без охраны, хотя прекрасно понимал, что ему, возможно, грозит смертельная опасность. Ведь кое-кто, наверное, полагает, что он слишком много знает, — следовательно, удобнее всего вывести его из игры именно сегодня утром, когда операция вступила в завершающую фазу. Но операция еще не завершилась, поэтому Ветров имел все основания предполагать: его не станут отпевать раньше срока — учитывая необходимость оперативного руководства именно финальной частью акции.
Поначалу все было так, как ему сказали. Машины подъехали к автобусной остановке, на которой, кроме Ветрова, стояли еще несколько человек. И он, сопровождаемый удивленными взглядами старушек, дожидавшихся автобуса, полез в «Мерседес». Еще и увидел там Самого.
— Добрый день, я решил лично с вами побеседовать, полковник.
Спереди сидели водитель и охранник, но их хозяин понял стекло, отделявшее салон от первого ряда. Это был лимузин, изготовленный по специальному заказу.
— Что у вас происходит? — спросил владелец автомобиля. — Только коротко.
Машина на высокой скорости неслась по шоссе. С двух сторон ее прикрывали другие «Мерседесы».
— Все нормально, — доложил Ветров. — На Малой Бронной произошел взрыв, в котором снова обвинили городские службы.
— Я читал газеты, — кивнул собеседник. — Журналисты иногда… как с цепи срываются. Похоже, долго искали повод свести личные счеты. Но статьи крепкие, некоторые очень крепкие… Дальше.
— Сегодня утром захвачен автобус с заложниками. Все как планиров…
— Да-да, — перебил собеседник. — Знаю, в курсе. Сколько там человек?
— Один инструктор и пятеро ребят. Им еще нет восемнадцати. Я не имею в виду инструктора, конечно. Но тот инвалид, потерял ступню в Чечне.
Психологически — все четко. Старший брат одного из них погиб в Воронеже вчера утром, во время взрыва на вокзале. Выглядит достоверно. Младший решил отомстить. Если власти попытаются силой освободить заложников, то им придется перестрелять пятерых ребят и инвалида, участника чеченской войны. Если кто-то из ребят пострадает, я уже не говорю о заложниках, скандал получится грандиозный. Тогда выяснится, что спецназ убивал малолетних парней заодно с инвалидом. А если власти согласятся на все условия, то инструктор вылетит с двумя ребятами, оставив троих в автобусе, который взорвется через тридцать минут после взлета самолета. Разумеется, никто об этом не знает. Но в таком случае выйдет еще больший скандал — из-за бессилия властей, отпустивших террористов. И тот, кто руководит операцией по освобождению заложников, рискует оказаться в ужасном положении…