Платон Обухов - Несостоявшийся шантаж
Он зажег настольную лампу, нашел в столе телефонный справочник высших членов администрации Пенна и набрал номер домашнего телефона Джона Сигрэма.
Швейцария (Женева)
Подойдя к огромному от пола до потолка окну, Джим Коэн посмотрел на подернутую легким утренним туманом Женеву.
Город как всегда был прекрасен. От него веяло неувядающей молодостью. С пятнадцатого этажа отеля «Президент» был хорошо виден парк «Жарден Ботаник». Его деревья и кустарники утопали в цвету. Через искусно выложенные камнем ручьи переброшены мостки. По ним гуляли матери с маленькими детьми, влюбленные и пенсионеры.
Помощник президента вздохнул и отошел от окна. На столе рядом с кроватью стояли пустой стакан и наполовину заполненная бутылка виски «Мигрэмс».
Коэн плеснул в стакан немного виски и выпил. Он нервничал. Его состояние было вполне объяснимо. Начиная с пяти часов утра по всем каналам информации стали передавать сногсшибательное сообщение о том, что украденные у Израиля ядерные боеголовки размещены в укромных местах в Гренландии. Те, кто совершил эту беспримерно дерзкую операцию, не называли себя. Они оставили лишь номер телефона, по которому с ними можно было связаться.
Ультиматум заговорщиков гласил: «Когда боеголовки будут взорваны, растопятся гренландские льды. Это поднимет уровень Мирового океана на пятьдесят сантиметров. Если правительство Голландии не выплатит десяти миллиардов долларов, Дании — восьми миллиардов, Бангладеш — трех миллиардов, Австралии — двух миллиардов, Аргентины — десяти, Бразилии — пятнадцати и Соединенных Штатов — пятидесяти миллиардов долларов, прибрежные области этих государств скроются под водой».
Огромная сумма выкупа, которую требовали с США — пятьдесят миллиардов, — не удивляла. Поднятие уровня Мирового океана на полметра означало, что под водой окажутся Флорида, часть Техаса, Луизиана с Новым Орлеаном, будет нанесен ущерб всем без исключения государствам атлантического побережья — от штата Мэн до Джорджии. Под непосредственной угрозой затопления окажутся Нью-Йорк, Бостон, Балтимор, Филадельфия, Норфолк.
Операция «Нуук» началась!
Коэн посмотрел на свои ручные часы, хотя на стене напротив висели старинные, с медным маятником, издававшем при каждом взмахе легкий щелчок.
Из внутреннего кармана висевшего на спинке стула пиджака неожиданно раздался слабый писк. Помощник президента бросился к стулу, вытащил радиотелефон.
Голос Джона Сигрэма был глух и неясен.
— Мне только что звонил израильский посол в Вашингтоне Амос Коротич, — сказал он. — Израильтяне располагают доказательствами того, что именно ты заказал на корейской верфи «Модерн шипбилдинг» подводную лодку, на которой были вывезены израильские ядерные боеголовки. Он потребовал расследования от имени правительства своей страны.
Джим напряженно размышлял. Действительно, он был посредником в какой-то сделке, касающейся подводных лодок, но и сам толком не знал, в какой. Единственным доказательством его участия в этой операции могли быть показания Ли. Но он был вовремя найден и доставлен в укромное место, куда не добраться агентам «Моссада». Значит, израильским обвинениям грош цена…
— Израильтяне могут доказать свои обвинения, лишь опираясь на показания единственного знающего об этом свидетеля — владельца «Модерн шипбилдинга» Ли. Но это невозможно!
— Вы уверены, что «Моссад» не сможет отыскать Ли?
— Уверен! — ответил Коэн. — По моим данным, мы уже перехватили его. Поэтому смело отметайте израильские обвинения. Они могут говорить что угодно. Но они ничего не смогут доказать…
Сигрэм тяжело дышал в трубку. Наконец хмуро спросит:
— Мы влипли в какую-то историю, Джим?
— Ерунда, — усмехнулся помощник президента. — Чем все закончится — еще не знаю. Но о себе не беспокойтесь! Если вы не будете вредить мне, с вами ничего не случится.
* * *Перед отлетом из Женевы Джим Коэн задержался в зале ожидания аэропорта «Куантрен». Настроение у помощника президента несмотря ни на что было приподнятое.
Коэн медленно прошелся вдоль витрин ювелирных магазинов аэропорта. Названия — «Картье», «Корум», «Пьяже», «Баум и Мерсье» — отдавались бы сладкой музыкой в ушах любой женщины.
Джим щелкнул пальцами и зашел в магазин «Пьяже». Приказчик, шестым чувством распознавший, что этот человек сделает покупку, немедленно разложил перед Коэном образцы на подушечках из темно-синего сафьяна.
Помощнику президента приглянулось золотое кольцо с крупным бриллиантом в обрамлении изумрудов помельче. Цена — тридцать пять тысяч франков — не смущала его.
Он выписал чек на бланке «Объединения Швейцарских банков», и приказчик с поклоном упаковал кольцо в шкатулку из красного дерева, обмотал ее красивой бумагой и изящно завязал розовую ленточку.
«Ну, вот и хорошо, — подумал Коэн, пряча покупку в кейс. — Теперь можно со спокойной душой возвращаться к Синтии, а то за последнее время в нашей семье что-то творится неладное».
Франция (Ницца)
Олег и Марта сидели на террасе небольшого ресторанчика и любовались видом на «Альпийский Трофей» — установленную на купол ротонды, поддерживаемой двумя дюжинами изящных дорических колонн, колоссальную статую императора Августа. «Альпийский Трофей» был заложен Цезарем в честь завоевания Римом альпийских народов. Начатое Цезарем строительство завершил его преемник Октавиан Август. Вот почему его, а не Гая Юлия статуя появилась на куполе ротонды.
Олег уже покончил с «о писту» — овощным супом, для густоты сдобренным «помадой» из рубленой петрушки, чеснока и оливкового масла. Марта опорожнила тарелку лишь до половины. Но Олег все равно попросил официанта принести «пан-банья», — принятую в Ницце и ее окрестностях разновидность сандвичей. Ницца была до 1860 года частью Италии, и ее исконно провансальская кухня подверглась значительной трансформации. Ярким образчиком является, в частности, «пан-банья» — кусок французского хлеба, политый оливковым маслом и уснащенный мелко нарезанными анчоусами, дольками помидоров, лука и перца.
— Я сыт, — весело проговорил Олег, когда с «пан-банья» было покончено.
— Я тоже, — отозвалась Марта.
За время, проведенное на Лазурном Берегу, она сумела здорово загореть. Темная кожа в сочетании со светлыми волосами и голубыми глазами — все это производило на Олега волнующее впечатление, вызывало желание.
Изучив карту вин, Олег заказал «Белле», которое изготовлялось в местечке неподалеку от Ниццы. Вино отличалось тонким букетом.
— Ниццу основали легионеры Цезаря? — поглядывая на «Альпийский Трофей», спросила Марта.
— Напротив, как и большинство городов Лазурного Берега, она была основана греками. Если быть точным, то греками из Фокеи в 600 году до нашей эры. Тогда она называлась Никея. Римляне пришли позже…
Казалось, «Белле» можно пить, как воду. Но на самом деле это розовое вино было очень коварно. Оно ударяло в голову позднее.
Олег пришел в игривое настроение и погладил Марту по загорелой коленке. Кроме них, на террасе сидела лишь одна пожилая пара. Стесняться было некого.
Марта перегнулась через столик, и они поцеловались. Поцелуй был долгий. Они оторвались друг от друга только для того, чтобы отпить еще по глотку розового «Белле».
«Это воистину вино любви, — подумал Олег. — Перед отъездом не забыть бы купить несколько бутылок».
— Олег, — наморщила лоб Марта, — ты обещал рассказать мне, почему в Ницце чувствуется такое сильное итальянское влияние.
— С удовольствием! После падения Западной Римской Империи Ницца стала небольшим независимым городом — одним из сотен. Географически она была очень удачно расположена, через нее проходили дороги купеческих караванов. К началу XII века город разбогател и разросся. Графы Прованские, естественно, захотели присоединить богатых налогоплательщиков к своим владениям. Жители Ниццы, разумеется, были против и, чтобы избежать кабалы графов, заключили оборонительный союз с Пизой.
— Графам Прованским так и не удалось завладеть Ниццей?
— Нет! Жители Ниццы, разочарованные союзом с Пизой, которая быстро слабела, решили выбрать из двух зол меньшее и перешли под власть графов Савойских. В середине XVI века провансальцы даже позвали на помощь турок, пытаясь овладеть городом. Но смелые жители Ниццы выстояли. А в 1720 году граф Савойский стал королем Сардинии. Ницца вошла в его королевство. После Великой французской революции присоединилась к Франции.
— Ох уж эти революции! — перебила его учительница. — Сколько зла, горя и страданий принесли они людям.
Смирнов поморщился. Споры о революции, о различных общественных укладах, о неисповедимых путях развития истории были хорошо знакомы ему по советскому прошлому.
