Леонид Николаев - Феникс
— Фрау, опять я…
Саид прислушался. Что-то заставило его обратить внимание на этот довольно обычный женский разговор. Очень короткий и очень пустой. Намеки, восклицания, вздохи. Он не предполагал, что Надие умеет быть кокетливой, умеет играть. А что она играла, Саид уже не сомневался. Играла талантливо, если способность к такому перевоплощению можно отнести к разряду высоких искусств. Играла и для той невидимой фрау и для Саида. Больше для Саида. Причем выступала в двух ролях одновременно. Представляла сценку — голосом, улыбкой, движением бровей и ресниц и одновременно спокойно, даже слишком спокойно смотрела на Исламбека. Спокойствие было невозмутимым.
— Благодарю вас, фрау Хенкель…
Рут! Одна цепочка. Бесконечная. Теперь обнаружена в ней переводчица. Кольцевая слежка. Следят за всеми. И друг за другом. Открытие не удивило Исламбека. Огорчило. Надие с ними!
Почему она не должна быть в цепи? Чем отличается от остальных? Ничем. И все-таки неприятно. Даже грустно как-то стало. Словно его обманули.
— Вас ждет капитан!
Ах, да. Он пришел к начальнику «Тюркостштелле». Не к этой полутурчанке. Какая она — не должно интересовать шарфюрера. Вообще ничто не должно интересовать его. Кроме дела.
Он подтянул ремень, поправил китель и, чеканя шаг, вошел в кабинет.
Просить Ольшера о каком-то рассыльном нельзя. Сразу нельзя. Это знал Саид. Начал с посещения «Лесного лагеря 20». Лагерь интересовал гауптштурмферера. Он слушал внимательно. Глаза из-за стекол смотрели с любопытством. Что-то находили в Саиде.
Исламбек сказал о матери. О том, что ее могут убить.
Сделал паузу. Как отнесется Ольшер к такой развязке? Ведь это Саида мать. Родная мать. Настоящая. Не по легенде. Видимо, слова прозвучали искренне. С душевной тревогой. Капитан промолчал. Волнение отметил, но никак не выразил своего отношения. Лишь когда Исламбек закончил весь рассказ, гауптштурмфюрер спросил:
— Вы уверены, что мать ваша поможет нам? Свяжет ведущего с Абдурахманом?
— Да.
— Ошибка повлечет за собой роковые последствия.
— Знаю.
— Для вас тоже.
Напрасное напоминание — он все взвесил. Впрочем, не все. Дальнейшие пояснения Ольшера раскрыли неведомое и страшное.
— С момента вылета самолета вы будете изолированы…
Капитан говорил спокойно, даже скучно. И Исламбек расценил его слова не как угрозу, а как деловое предупреждение. Как пункт расписания, который будет выполнен. Одно казалось нелепым — Ольшер доверял Саиду и, кажется, покровительствовал ему, зачем же подобная мера? При всей формальной необходимости она действовала на шарфюрера угнетающе.
— Я предупредил для того, чтобы действия караульного офицера не вызвали у вас удивления и тем более протеста, господин Исламбек.
— Понимаю…
Гауптштурмфюрер хотел еще что-то сказать: более утешительное или, наоборот, разочаровывающее окончательно, но и услышанного было достаточно. Саид поторопился с просьбой. Ему хотелось переменить тему. Избавиться от угроз.
— Смогли бы вы, господин капитан, оказать маленькое содействие?
Подчиненные никогда не обращались к Ольшеру с таким вопросом: может ли он? Обычно жаловались, просили, писали рапорты, иногда требовали, если касалось дела. Но взывать к чувствам! Это ново. Непонятно.
— Не знаю, — пожал плечами гауптштурмфюрер.
— Я ходатайствую за друга.
— Кто он?
— Посыльный господина Людерзена. Азиз Рахманов.
— И что же?
— Он только посыльный и только эсэсманн. Его огорчает это. У каждого из нас есть тщеславие, господин капитан.
Ольшер кивнул: истина, хорошо известная всем. Но гауптштурмфюрер подходил к таким аксиомам с практической точки зрения.
— Ваш друг способен добиваться желаемого?
— О да, если ощутит его вкус и увидит ступеньки, на которые надо подниматься.
— Чертовски точно! Вы психолог, Исламбек…
Едва приметная улыбка была выдана Саиду в качестве награды. С этой же улыбкой капитан неожиданно преподнес ему пилюлю со смертельной начинкой.
— Как психологу хочу сообщить еще одну деталь нашего с вами плана… — Ольшер забыл или уже отбросил Азиза. Пустяк не занимал мысли капитана: — Вы будете изолированы до первой радиограммы. И это не все…
Совсем тепло, с ноткой сочувствия в голосе, закончил фразу:
— В случае провала группы — расстрел.
Два серых четких кружка за очками, конечно, фотографировали Саида. Фиксировали все. И надолго. Навечно, может быть.
— Надо надеяться, что нам будет сопутствовать успех.
Гауптштурмфюрер действительно надеялся на успех. Он был нужен ему сейчас. Особенно сейчас…
— Что с вами?
Надие растерянно смотрела на Саида.
А что с ним? Он твердо вышел из кабинета Ольшера. Кажется, даже улыбнулся переводчице. Постарался улыбнуться, во всяком случае. А она спрашивала:
— Что?
— Ничего.
Другого ответа не могло быть. В глазах переводчицы, однако, беспокойство. Тревога. В чем дело? Бледен. Наверное, очень бледен.
— Беспокойная ночь…
— А я подумала…
Она подумала другое. Конечно, другое. Здесь не бледнеют от бессонницы. Бледнеют только от страха. Значит, что-то стряслось.
— Мне надо отдохнуть…
— Конечно… Конечно… Дорога в Брайтенмаркт так утомительна… И дождь… Вы могли простудиться…
Ей известно больше, чем ему. Оказывается, они были в Брайтенмаркте. Ужасном Брайтенмаркте, которого туркестанцы боятся больше чумы. Есть еще таинственный Ораниенбург. Но связь с ним осуществляется только через Ольшера. Специальные курсы особого назначения «Ораниенбург» подчинены главному управлению имперской безопасности. Точнее, шестому управлению. Попасть туда можно лишь по пропуску, подписанному самим бригаденфюрером СС Шелленбергом. О курсах этих на Ноенбургерштрассе знают мало и говорят шепотом. Из Туркестанского комитета никого еще не брали в Ораниенбург. Все в «лесные лагеря» вербуют. И из «лесных лагерей» выкормыши управления СС летят на юго-восток с особым заданием. Вчера в одном из «вальд-лагерей» был Саид. Сегодня он узнал — это Брайтенмаркт. Ценное открытие. Географический пункт. Только что с ним делать? Открытие, как и многие другие, останется при Исламбеке. Дома об этом не узнают.
Надие тронула его руку. Зачем? Сочувствие. Ему ничего, ничего не нужно сейчас.
— Постараюсь отдохнуть.
— Да-да. Не сдавайтесь…
— Что?!
— Не поддавайтесь недугу, говорю.
Он надевал шинель. Она смотрела печально и тревожно. Как не похожа была сейчас Надие на ту кокетливую барышню, что полчаса назад разыгрывала веселую сцену у телефона. А впрочем, играть можно разные роли. Все зависит от сценария.
— Ничему не поддавайтесь.
Предостережение? Или совет? Поздно. Сейчас ему нужно только терпение. Снова терпение…
— Благодарю за участие…
Она протянула ему руку. Для пожатия. Неужели ей необходимо это прикосновение? Впрочем, ему тоже. Как-то легче становится от чужого тепла. Привычное понятие. У нее холодные тонкие пальцы. Они, кажется, вздрагивают от волнения или от озноба. И жмут его руку. Жмут. Смешная Надие. Она думает, что способна вселить в него спокойствие. Придать силы. Спасибо.
— Да… — в дверях решил почему-то доверить ей частицу тайны. — Меня не будет некоторое время… Нигде. Не думайте ничего плохого.
Надие опустила ресницы. Поняла.
— Держитесь…
Прежде чем закончить рассказ об этом дне, следует вернуться в гестапо. Всего на несколько минут. В кабинет штурмбаннфюрера Курта Дитриха.
— В каком состоянии дело по Бель-Альянсштрассе?
— Разрешите доложить, господин майор.
— Пожалуйста… Только без оговорок… Вы любите сохранять нити и связывать ими все допустимое и недопустимое. Нам нужны четкие грани, Рудольф.
— Я учту ваше предупреждение, господин майор.
Штурмбаннфюрер положил локти на стол, уперся кулаками в скулы и так застыл, ожидая слов Рудольфа Берга. Из всех дел оно больше всего интересовало и беспокоило майора. Гиммлер заверил фюрера, что политическая полиция обеспечит стерильность немецкого тыла. Имелась в виду защита от коммунистической пропаганды и советской разведки. Штурмбаннфюрер делал все от него зависящее, лишь бы подтвердить заверение Генриха Гиммлера. В отчетах фигурировали только успешно проведенные операции по предупреждению возможной деятельности русской разведки или ее обезвреживанию. Рейхсканцлер должен видеть, как сильна его служба безопасности, как надежен тыл. Английские агенты меньше беспокоили фюрера. Активных военных действий со стороны западных союзников не было, следовательно, и разведка не проявляла активности. К тому же агентура западная, застрявшая после начала войны в Германии, потеряла связь с островом и практически не приносила вреда рейху. Английские разведчики притаились или в лучшем случае занимались вербовкой сил, способных быть полезными во время столкновения армий на континенте. А такое столкновение предполагалось. И зависело оно от развертывания событий на Восточном фронте. Пока Запад молчал. Запад выжидал. Это тоже учитывалось Гиммлером. Принималось в расчет. Рудольф Берг читал мысли штурмбанфюрера. Штурмбаннфюрер направлял решения Рудольфа Берга.
