Станислав Гагарин - Три лица Януса
С 1943 года Генрих Гиммлер — имперский министр внутренних дел и генеральный уполномоченный по имперской администрации. После неудачного покушения на Гитлера, когда доверие к военным пошатнулось, Гиммлер взял на себя еще две, уже чисто армейские должности — командующего армией резерва и начальника вооружения сухопутных войск.
В этом последнем качестве он непосредственно отвечал теперь перед фюрером за создание атомной бомбы.
— Вы знаете, конечно, — заговорил Гиммлер спокойным голосом, будто бы и не походил на разъяренную овчарку минуту назад, — директиву фюрера, которой устанавливался максимальный срок для любой работы над любым оружием — шесть месяцев. Все остальное, что не сулило возможности уложиться в полгода, исключалось из планов научно-исследовательской работы или зачислялось во второстепенные мероприятия. Это была ошибка, мой Вальтер, и теперь уже слишком поздно ее исправлять. Но вы знаете нашего фюрера, и мне не хотелось бы обременять его гений последним неприятным событием. Видите ли, это может стоить кое-кому головы… Вы поняли меня, Шелленберг?
— Так точно, понял, рейхсфюрер, и совершенно с вами согласен: гений фюрера должен быть направлен только на победу германского оружия, а неприятные события — наш с вами удел. И потом, я уверен, что лучше реальные ракеты «фау-два», которые уже сыплются на головы лондонцев, чем фантастические обещания наших ученых. Сейчас для нас главное — выиграть время, рейсфюрер. А для этого хороши и наши «фау-два».
— Я рад тому, что вы понимаете меня с полуслова. Научитесь еще понимать без слов, бригаденфюрер. Тогда вы пойдете дальше своего бывшего учителя, Вальтер.
Потом до него дошел двойной смысл сказанной фразы, и, откинувшись на спинку кресла, рейхсфюрер довольно хихикнул.
13Радиограмма была внесена во всевозможные реестры, обросла грифами и подписями и наконец легла на столик одного из многочисленных людей с наушниками на головах, сидящих в большом зале радиоцентра.
Еще несколько минут, и текст, составленный час назад, затем переведенный в непонятный для непосвященного писк точек и тире, сорвался с оголенных проводов радиоантенны и понесся над всей планетой. Он понесся во все концы со скоростью, которую трудно представить себе человеку. Почти одновременно домчались точки и тире до заснеженных Гималаев и мертвой Антарктиды, до острова Пасхи и горной деревушки в Швейцарии.
Пришел текст и туда, где его ждали, улавливая куском проволоки, подвешанным в самой обычной комнате самого обычного дома на одной из погруженных в темноту военной ночи улиц Кенигсберга.
Здесь приняли радиограмму и здесь же ее расшифровали. Клочки бумаги сгорели на пламени свечи, и теперь текст хранился лишь в архиве разведцентра и в памяти принявшего радиограмму человека:
«Слесарю. Благодарим помощь, оказанную операции «Лотос». Награждены орденом Красной Звезды. Поздравьте Януса орденом Ленина. Переходите связь варианту «Береза». Готовьте новые сведения «вервольфе». Желаем успеха.
Климов».Часть вторая
ОПЕРАЦИЯ «КОСТЕР НИБЕЛУНГОВ»
Глава первая
Ядовитые семена «Кактуса»
Странная встреча. — Трупы на побережье. — Тайна старого Кранца. — Братская могила. — Дорога на Пройсиш-Эйлау. — Как понять старика. — Щелчок по носу. — «Западный фронт должен исчезнуть». — «Ты вылетаешь в Швейцарию». — Фальшивый паспорт. — Транспорт идет на дно. — «Позаботься о гробах, дядюшка». — Спокойная ночь. — Человек на улицах Кенигсберга — Письмо.
1Едва Вернер фон Шлиден свернул на Оттокарштрассе, направляясь к дому и магазину Вольфганга Фишера, он сразу заметил, что из калитки бакалейщика вышла молодая женщина. Еще издали гауптман с профессиональной наблюдательностью отметил, что посетительница Фишера неуловимо, будто невзначай, оглянулась по сторонам, проверилась, хотя это могло быть случайным, в эти трудные времена каждый немец и каждая немка жили оглядываясь…
Девушка явно увидела Вернера, который сбавил шаг, теперь она посмотрела по сторонам, будто решая, в которую из них идти, и двинулась фон Шлидену навстречу. Метров за десять до того места, где они поравнялись, Вернер внимательно посмотрел на ее лицо, которое наполовину было скрыто низкими полями шляпки; ему вдруг показалось, будто похолодело сердце. Вернер едва не вздрогнул, но тут же взял себя в руки и приложил два пальца к козырьку своей длиннотульей щегольской фуражки.
Девушка посмотрела на бравого офицера мельком, фон Шлидену показалось, что даже равнодушно как-то, и это задевало, настораживало. Молодая немка могла смотреть на офицера вермахта или тем более войск СС исключительно с обожанием, готовая по первому его знаку ложиться в постель, чтобы зачать для фюрера нового солдата.
Уже потом Вернер фон Шлиден, проигрывая в памяти эту встречу, понял, что во взгляде встреченной им женщины было не равнодушие, а нечто иное. А тогда, взбудораженный невероятным сходством ее, странностью ситуации и самыми дикими предположениями, повернулся и стал смотреть девушке вслед.
Она дошла до угла, завернула за него, так ни разу и не оглянувшись.
Вернер фон Шлиден пожал плечами, снял фуражку, вытер почему-то вспотевший лоб и толкнул калитку.
— Кто она, ваша недавняя посетительница? — спросил гауптман бакалейщика, когда они покончили с делами, и Вольфганг Фишер предложил Вернеру фон Шлидену чашечку натурального, такого редкого в те дни кофе.
— Вы кого имеете в виду? — осведомился бакалейщик. — Посещают меня довольно многие. Такова особенность моей профессии.
Гауптман описал внешность встреченной им на Оттокарштрассе незнакомки.
— Ага, — сказал Фишер, — понял, на кого обратил внимание наш молодой друг. Это Марта, Вернер, моя племянница Марта. Дочь старшего брата Вильгельма, который живет в Силезии. Вернее, жил… Бедный Вилли погиб от английской бомбы еще в сорок третьем году. А это его средненькая, моя любимица, я ее крестный отец. Вот приехала повидать дядюшку. Хотела остаться в Кенигсберге, но я боюсь за нее, здесь так опасно. Видимо, отправлю в деревню, на ферму моего среднего брата Генриха, это в районе Эльбинга, Вернер. В деревне сейчас потише, да и с продовольствием полегче. А Генрих у нас добрая душа. Он потерял руку в сорок втором году во время боев в Африке, под Тобруком, служил танкистом у Роммеля. А почему вы так заинтересовались Мартой, дорогой гауптман? Хорошенькая, да? Впрочем, по моим сведениям лучшие дамы Кенигсберга не обходят вас своим вниманием, господин фон Шлиден. Не так ли?
Вольфганг Фишер дружески подтолкнул гауптмана и добродушно рассмеялся.
Рассказывая трогательную историю о своих братьях и племяннице, которую он якобы крестил во время оно, бакалейщик-резидент врал. И врал так вдохновенно, что сам верил этому. На самом деле не было у него никаких братьев, а следовательно, и племянницы. Не знал Фишер и своих родителей, потому как с младенчества рос в сиротском доме Гамбурга, содержащемся на средства, которые жертвовали городскому магистрату богатые филантропы-гамбургеры.
Но обо всем этом вовсе не надо было знать Янусу, хотя они и работают вместе, хотя они и соратники в общей борьбе.
— Спасибо за кофе и содержательный рассказ о ваших родственниках, Фишер, — усмехнувшись, сказал Вернер фон Шлиден. — В следующий раз я расскажу вам о моем папе. Какой славный был старик! И все-таки… Не могу ли я быть представленным вашей племяннице?
— Не можете, Вернер, — сказал бакалейщик. — Она уже сегодня едет в деревню.
2Январские штормы обрушились на Южную Балтику. Холодный норд-вест, идущий от берегов Норвегии, развел крутую волну. Она остервенело бросалась на желтые пляжи Земландского полуострова, бросалась и отступала, свирепо рычала в бессильной ярости, теряя могучую силу в зыбучих дюнах Фрише и Курише-Нерунг.
Тяжелые серые облака, возникнув над Янтарным морем, широким фронтом наступали на южный балтийский берег. Они проносились над землями Польши, Литвы и Восточной Пруссии, все дальше и дальше на юг, чтобы за многие километры от места рождения белым одеялом закрыть чернеющие пятна военных пожарищ.
Иногда ветер стихал, и тогда море медленно убирало свои зеленые щупальца, оставляя на берегу куски янтаря, обломки спасательных шлюпок и трупы людей с торпедированных кораблей.
Кончалось недолгое затишье, снова крепчал норд-вест, и рассерженная Балтика уносила с побережья свои страшные подарки.
А облака продолжали бесконечный путь на юг, чтобы где-то уже за Кенигсбергом превратиться в метель, выжимавшую слезу из глаз.
…Старый Кранц сидел у окна на кухне, посасывал трубочку, поглядывая на суетившихся у плиты невесток, и ждал, когда стемнеет, чтобы отправиться в лес к тайнику. Он давно хотел поймать, наконец, того типа, который вот уже третью неделю берет из тайника продукты.
