Ноэл Бен - Кремлевское письмо
— Знаешь, ведь я с самого начала догадывалась, правда-правда, — она тихонько засмеялась. — Я говорила, что полковник пойдет на все, чтобы сберечь свои иллюзии. Кажется, не он один.
Она начала одеваться.
— Эрика, я сказал правду. Мы уедем, но придется немного подождать.
Эрика продолжала одеваться.
— Поверь мне, мы уедем, это займет всего несколько недель, если повезет — дней.
— Ты не понял, — Эрика кончила одеваться. — Я люблю тебя по-прежнему, Георгий, или как там тебя зовут, но это не мешает мне презирать тебя. Со временем, надеюсь, моя любовь утихнет. Я буду молить Небо об этом.
— Я ничего не мог поделать.
— Мог, еще как мог. Ты знал, что я люблю тебя. Даже больше, ты знал, что я верю тебе. Я приняла тебя таким, каким узнала, потому что мне было все равно, что ты делаешь, кто ты — ты знал все это. Я просила только одного — не предавать мою веру, мою любовь. Предать меня можно было только одним способом, и ты нашел его. Я думала, что ты не обманываешь меня. Все так просто. Я верила, что, наконец-то, встретила человека, который не врет мне. Я устала, Георгий, Я устала жить во лжи. Мне нужны честность и любовь. Разве это много?
Роун подошел к Эрике и взял ее за руки. Она равнодушно посмотрела на него.
— Прости, это не повторится.
Эрика покачала головой.
— Слишком поздно. Во мне что-то умерло. Можешь хоть сто раз повторить, что любишь меня — не поверю. Все это просто слова, я знаю, кто ты, по крайней мере, знаю, чем ты занимаешься. Ты, наверно, хороший специалист, конечно, раз ты сумел провести меня. А ведь у меня большой опыт общения с такими, как ты — Поляков, Коснов, остальные. Вам, чтобы хорошо работать, надо уметь хорошо врать. О правде надо забыть, иначе не выживешь.
— Если бы все зависело только от меня, я бы тебе в самом начале все рассказал. Но здесь замешано много людей. У меня тоже есть начальство.
— И всегда будет. Всегда будет кто-то выше и ниже, из-за кого придется врать. Как же иначе? Это твой мир. Я знаю, ты был бы рад поверить в то, что говоришь, но уже слишком поздно для нас обоих. Поздно для меня — я все это хорошо знаю и сыта по горло. Для тебя — ты классный профессионал. Тебя ждет блестящая карьера, Георгий. В конце концов, твой талант обязательно заметят поляковы, косновы или еще кто-то. У тебя задатки большого шпиона. Поверь мне, я-то знаю.
— Я увезу тебя отсюда, увезу в Америку.
Эрика широко улыбнулась и покачала головой.
— Ты — американец? Американец? — рассмеялась она. — Да, сегодня мне точно не везет.
— Я устрою твой отъезд в Америку, — повторил Роун.
— Бедный Георгий, надо уметь вовремя остановиться. Твой образ разваливается у меня на глазах. Оставь мне хоть что-нибудь для воспоминаний. Тебе никогда не приходило в голову, что не для всех Америка — розовая мечта? Я вот, например, не люблю Америку — видела, как американцы действуют. Своими глазами видела.
— Ты предпочитаешь остаться здесь?
— Я не люблю ворошить память о войне. Что было, то прошло. Но все же расскажу тебе небольшую историю, одна-две странички из моей бурной биографии. Не для того, чтобы ты посочувствовал или осудил, просто чтобы сравнить русских и американцев.
Мне было четыре года, когда окончилась война. Нашу деревню заняли американцы. В первый же день группа солдат отвела мою мать, двух старших сестер и меня в подвал. Шесть дней их насиловали на моих глазах. Не надо ужасаться, это происходит с сотворения мира. Это делали и немцы, и французы, и англичане и другие, надо же было и американцам когда-то начать.
В конце концов, было решено, что мы отойдем в советскую зону, ушли американцы, пришли русские. И опять солдаты насиловали мать и сестер в подвале. Примерно столько же, сколько американцы. Но разница все же была. Знаешь, насиловать тоже можно по-разному. Русские были добрее. Они потом кормили нас супом. Больше они ничего нам не могли предложить. Кроме супа им самим есть было нечего. Но мы были и этому рады. Русские солдаты, наши насильники, получали свой суп и приносили его нам, а сами оставались голодными. Американцы бросали нам консервы, сладости и уходили. Так что, милый Георгий, я не хочу сравнивать русских и американцев.
— Прости, мне очень жаль, — сочувственно произнес Роун.
— Я бы и сама обошлась без всего этого. — Эрика прошла в гостиную. — Не волнуйся, я тебя не выдам. Можешь остаться здесь, если захочешь. Я узнаю все, что тебе нужно. Но встречаться с тобой больше не хочу.
— Боюсь, придется.
— Ты все меньше и меньше похож на Георгия, которого я знала.
— Твоя спальня прослушивается.
Эрика вспыхнула.
— Мы жили на квартире Поткина. Там и стоял приемник. Тот, кто организовал налет на квартиру, уже наверняка понял, что подслушивали Коснова.
— Это их проблема. — Эрика направилась к двери. Роун схватил ее и повернул к себе. Она старалась вырваться, но Роун усадил ее на стул.
— Можешь думать и чувствовать, что хочешь. Извини, что причиняю тебе боль. Мне очень жаль, что я разочаровал тебя. Но ты должна кое-что уяснить. Поляков и, возможно, все мои люди мертвы — все по одной причине. Похоже, что ты, я и полковник вскоре к ним присоединимся. Пусть это тебя и не волнует, но ты все же в долгу у Полякова. Все эти люди погибли из-за одного человека — своего настоящего врага. Он работает с двух концов, а мы все посередине. Коснов не убивал Полякова. Его выдал некто Бельман. Он выдал и его, и, возможно, мою группу. Не исключено, что он сейчас охотится за нами троими. Так вот, я хочу найти его первым, в память о тех, кто работал со мной. Ты, думаю, тоже ничего не потеряешь, если сделаешь что-то в память о Полякове. Насколько мне известно, он пару раз подвергался серьезной опасности ради тебя.
— Георгий, это глупость. Даже хуже, глупость пополам с романтикой. Никто никого не предает в этой причудливой игре. Просто кончается твое время, и все. Полякова никто не выдавал. Просто он шел на риск, слишком большой риск, чтобы раздобыть для меня денег. Потом он собирался все бросить и провести остаток жизни со мной. Он придумал, как найти эти деньги. Вот и все. У него не получилось. Он погиб.
— Заставь полковника остаться, — настаивал Роун.
— Зачем? Чтобы его тоже убили? Он хоть любит меня.
— Если он уедет, то вернется на свои похороны. И ты тоже. Этот Бельман, скорее всего, считает, что ты знаешь, кто он. Без Коснова что будет с тобой?
— Умру в конце концов.
— Тогда иди, — с вызовом произнес он. — Иди ко всем чертям и делай, что хочешь.
Эрика шагнула к двери, открыла ее и повернулась к Георгию.
— Что нужно сделать?
— Скажи ему о Бельмане, скажи в спальне, там спрятан микрофон. Скажи, что с тобой говорил человек, который знал Полякова, и рассказал, что у Полякова в Москве было два контактера. Скажи, что у второго контактера, есть информация о том, как Бельман продал Полякова. Если полковник спросит, где этот человек, отвечай, что он согласен прислать информацию по почте за пятьдесят тысяч рублей. Он пришлет небольшую часть уже на этой неделе, а затем встретится с ним. Это даст нам несколько дней передышки. Не уходи далеко от дома, сюда не приходи до пятницы. Когда поедешь сюда, проверь, чтобы не было слежки.
В пятницу Эрика вернулась и сообщила Роуну, что выполнила все, о чем он ее просил. Коснов остался в Москве и ждет письма. Эрика рассказывала стоя. Когда Роун предложил ей сесть, она отказалась. Он поцеловал ее, она не пошевелилась. Роун попросил ее прийти в воскресенье, и Эрика ушла.
33
Скверимен и Николаева
Чем больше Роун размышлял о происшедшем, тем яснее понимал, что Коснов не имел отношения к разгрому их группы. Управление Коснова ничем не отличалось от подобных служб в любой стране. Люди и техника проблемы не составляли. Третье управление могло провести операции в десяти, двадцати, пятидесяти разных областях страны, не говоря уже о Москве. То, чему стал свидетелем Роун, было очень незначительной по размерам операцией. В ней участвовали всего четыре машины и десяток человек. Район даже не оцепили, дороги не перекрыли. Стрельба привлекла бы внимание. Чье внимание? Коснова?
«Нет, за налетом стоял кто-то другой, но проверить надо», — думал Роун.
В воскресенье пришла Эрика. Она добиралась долго, три раза пересаживалась в метро, два раза меняла автобус. Эрика была уверена, что пришла без «хвоста». Она присела на стул, не снимая пальто.
— Мы спим теперь в другой спальне, — сообщила она.
— Это ваше дело, — Роун глядел на улицу. — Как называется этот сквер?
— Имени Николаева.
— Сегодня вечером, когда ты будешь уверена, что полковник в другой части дома, пройди в старую спальню и сделай вид, что ты говоришь с ним. Чтобы те, кто слушает, подумали, что он с тобой. Скажешь, что тот человек звонил, когда полковника не было дома. Деньги получил и очень доволен. Он оставит сообщение для полковника, первое из нескольких, и назовет свою кличку. Сообщение будет в конверте в основании памятника в сквере имени Николаева и завтра утром после десяти, ты или полковник должны прийти и забрать его. Скажи, этот человек утверждает, его кличка многое объяснит полковнику. У тебя есть перчатки?
