Норман Мейлер - Призрак Проститутки
— Возможно, я буду знать, на какую скалу смогу залезть, а на какую не смогу, — сказал я, — и буду этого держаться.
— Никогда такого не будет. В тебе же наполовину сидит твой отец. И эта половина не успокоится. Я уже в первый день увидел, что в одном отношении тебя можно сравнить с лучшими альпинистами. Ты понял законы скалолазания. Понял, что находишься во внушающем чертовский трепет соборе, собственно, единственном, где вера столь приближается к Господу нашему, что по-настоящему поддерживает тебя.
— Дассэр.
— Мне рассказывали историю про древнюю, чрезвычайно религиозную еврейскую секту хасидов. Они жили в деревнях-гетто в России и на Украине. Говорят, был у них раввин, такой верующий, что молился Богу по сорок раз в день. Наконец, по прошествии сорока лет, раввин потерял терпение и говорит: «Господи, я так давно люблю тебя — явись мне. Почему ты мне не являешься?» Господь исполнил его просьбу. Явился. И как, ты думаешь, отреагировал раввин?
— Не знаю.
Проститутка залился смехом. Я прежде никогда не слышал, чтобы он смеялся. Это давало ключ к разгадке того, почему он выбрал себе такое прозвище. В нем сидело куда больше людей, чем казалось. Он хохотал на весь зал.
— Так вот, Гарри, раввин юркнул под кровать и принялся выть как собака. «О Господи, — взмолился бедняга, — прошу тебя, — не являйся мне больше». Эта история весьма полезная, Гарри. Прежде всего потому, что Бог — страшен. Это главное, что надо знать. Если бы Христос не был нам ниспослан, мы бы так и сидели в пещерах. Иегова был для нас слишком грозен. И никакой современной цивилизации не было бы.
— А как же Египет или Греция и Рим? Разве не они вывели нас из пещер?
— Гарри, эти культуры — символы своего времени. Они — идеальные примеры чрезмерности. Все три — Египет, Греция и Рим — были вместилищами дьявола. Не поддавайся влиянию их красоты. Дьявол — не забывай — самое красивое существо, которое сотворил Бог. Однако духовно эти культуры не вышли за пределы пещеры Платона. Надо было, чтобы явился Христос и сказал: «Да не падут на сыновей грехи отцов». В этот день, Гарри, родились научные изыскания. Хотя нам и пришлось ждать тысячелетие — и даже больше, — прежде чем появились Кеплер и Галилей. Итак, последуем логике: как только отец поверил, что сыновья не пострадают от его кощунств, он осмелел и стал экспериментировать. Он стал смотреть на Вселенную как на весьма любопытное место, а не как на всемогущий механизм, который покарает его за любопытство. Это было началом разбега саней техники, которая еще может нас всех уничтожить. Евреям, отринувшим Христа, естественно, пришлось на протяжении следующих двух тысячелетий иметь дело с Иеговой. Поэтому они не забывали: Господь страшен. «О Господи, не являйся мне. Не открывайся мне весь сразу!»
Он помолчал. Заказал нам обоим еще выпить. Коньяк «Хеннесси» для себя и — я твердо помню — «Старика Харпера» для меня.
— А для молодого Гарри пусть будет «Старик Харпер», — сказал он официантке и снова принялся за свои рассуждения о том, что вызывает трепет. — Я подозреваю, что Господь каким-то образом присутствует при каждом нашем восхождении. Не для того, чтобы нас спасать — как я ненавижу эту психологию младенцев: Боже, спаси нас, — которая ставит Бога у локтя каждой незадачливой посредственности. Словно Бог только и существует для того, чтобы оберегать середняков и равнодушных. Нет, Бог — это не сенбернар, который спасает путешественников в горах. Бог рядом с нами, когда мы занимаемся скалолазанием, потому что только тогда мы можем увидеть его и он может посмотреть на нас. Ты ощущаешь его присутствие, когда выходишь далеко за свои пределы и стараешься вырваться из когтей страха. Застрянь под каким-нибудь выступом, и тебе захочется завыть, как собака. Преодолей владеющий тобою ужас, и ты перейдешь в область страха более возвышенного. Быть может, в этом и состоит цель нашего пребывания на земле. Подниматься ко все более и более возвышенному страху. И если нам это удастся, быть может, мы сумеем разделить и кое-что из страха Божия.
— Страха Божия?
— Вот именно. Страха, который владеет Господом от сознания, какую большую власть он дал дьяволу. Человек не сможет обладать свободой волеизъявления, пока силы дьявола на этой вечно воюющей планете не будут равны силам Господа. Вот почему, — продолжал Проститутка, — я не хочу, чтобы ты занимался скалолазанием. Ты не обладаешь необходимыми для этого способностями — такова грубая реальность. Ты будешь находить в себе немного мужества и терять его. Кончится тем, что ты уподобишься этим монументально скучным игрокам в гольф, которые годы трудятся, стремясь улучшить свой удар, и не перестают говорить об этом. Этакие гладкие шары самовлюбленности.
— Оʼкей, — сказал я. Вот теперь я разозлился. Ужасно обиделся, но и разозлился.
— Я вовсе не хочу проявить неуважение к твоим чувствам, наоборот: я их уважаю. Я считаю, что для тебя есть место в жизни. Оно потребует храбрости, ума, воли и смекалки. И на каждом повороте тебя будет соблазнять дьявол. Но, по моему скромному убеждению, ты можешь послужить Господу. И я предлагаю тебе для этого куда лучший способ, чем скалолазание.
Какие же у него переходы! От неожиданно полученной раны меня одним махом перебросило на пик интереса.
— Я правильно понимаю то, что вы говорите?
— Конечно. Твой отец попросил меня провести с тобой отпуск и посмотреть, на что ты годен. Только и всего. У меня были другие планы на эти две недели. Но он сказал: «Больше всего на свете я хочу, чтобы мальчик плавал на одном с нами корабле. Но только при условии, что ты сочтешь его для этого годным. Это вопрос слишком важный, чтобы решать его, основываясь на моих желаниях и любви к нему».
— Отец именно так говорил с вами?
— Безусловно.
— И вы сказали ему, что я могу плыть с вами на одном корабле?
— Сказал вчера. Я знаю тебя сейчас лучше, чем твой отец. У тебя неплохие способности. Не скажу ничего больше. Твой отец — человек восторженный и при случае перебирает в суждениях, я же горжусь тем, что у меня холодный глаз. У тебя есть качества, которых нет у твоего отца — при всех его великолепных талантах.
Меня так и подмывало сказать: «Во мне нет ничего особенного». Разве это не самый болезненный крик, какой может вырваться у юноши? Но я стал мудрее. И рта не раскрыл.
— Ты собираешься поступать в Йель?
— Дассэр.
— Если не провалишься на вступительных экзаменах, можно, я бы сказал, гарантировать, что поступишь. Йельский университет идеально подходит. Я называю его Хижиной дяди Эли.
Я рассмеялся.
— Ну да, — сказал мой новый коллега по имени Проститутка, — это часть подземки. Одна из станций на пути. Во всяком случае, для некоторых. — Он состроил гримасу. — Как выпускнику Гарварда, мне не очень хочется это говорить, но Йель чуть поудобнее для наших целей. В Гарварде начинают ломаться, когда речь заходит о наборе к нам. Это за версту воняет иронией, так как половина наших настоящих спецов вышла оттуда. Ну, как я всегда говорю, человека можно считать хорошим, если он окончил не Принстон.
Проститутка поднял свой стакан. И мы выпили за это. Затем обменялись рукопожатиями и поехали назад, в Крепость. А утром Хаббард отбыл. Время от времени он будет присылать мне письмецо с советами, но пройдет несколько лет, прежде чем я снова окажусь в одной с ним комнате.
4
Скалолазание принесло свои плоды. В последний год пребывания в школе Сент-Мэттьюз я перешел из второй команды гонок на восьмерках в первую и выступал против команд Сент-Пола и Гротона. Я прошел собеседование в приемном совете с хорошими отметками и сделал еще один большой шаг, освобождаясь от дислексии. Одержал победу в первой и единственной драке за три года обучения в школе. Даже занялся борьбой, что далось мне нелегко, ибо я все еще не мог избавиться от воспоминаний о пережитом с помощником капеллана (который всегда кивал мне при встречах). Мои чресла очистились от соприкосновения с заразой. И я поступил в Йельский университет. Весь последний год в школе, как можно было предположить, я все время чувствовал, что мне предстоит некая миссия, — это чувство не покидало меня и в колледже. Поступив в Йельский университет, я ожидал, что меня сразу направят в группу студентов ЦРУ, но, как я вскоре узнал, управление тогда еще не дошло до того, чтобы иметь в колледже свои группы. И в мою дверь в полночь никто не стучал. По совету Проститутки я записался в Тренировочный центр резервистов. «Ты будешь иметь дело с идиотами, — сказал он мне, — но для поступления в наше управление необходимо пройти военную службу, и Тренировочный центр заменит тебе ее. Едва ли тебе захочется после Йеля два года торчать в армии, прежде чем поступить к нам».
Таким образом, на протяжении последующих восьми семестров я занимался строевой подготовкой и настолько преуспел, что и думать забыл, как сбивался с левой ноги в «Серых голландцах». Я обнаружил в себе известный оптимизм. С годами травмы детства рассасываются.
