Лен Дейтон - Мозг ценою в миллиард
— Лайам, — сказал голос Сигне, — это ты, дорогой?
— Да, — ответил я.
— Что ты делаешь в темноте? — спросила она, входя в комнату и включая яркий свет. За ее спиной стоял Харви.
— Мы ждали тебя внизу, — сообщил он. — Мы не думали, что ты предпочтешь общество коренных зубов.
Он рассмеялся, как будто сказал что-то остроумное. В кабинет вошел еще один мужчина, снял пиджак и надел белый халат.
— Я вряд ли смогу присоединиться к вам, — сказал он. — Этот парень с минуты на минуту придет в себя.
— Вы только посмотрите на лицо Лайама, — рассмеялась Сигне.
— Ты решил, что обнаружил гнусный заговор, а? — спросил Харви.
— Доктор Сашмейер приводит в порядок зубы курсантов из Электронного Мозга, — объяснила мне Сигне. — Оказывается, национальность человека можно определить по тому, как у него запломбированы зубы. Доктор ставит им пломбы на европейский манер.
— Умираю от голода, — сказал Харви. — Китайская или мексиканская кухня? Пошли!
Он наставил пальцы, как пистолеты, и Сигне подняла руки.
— Сдаюсь!
— Ужин за мой счет, — заявил Харви. — Беспартийный англичанишка преодолел адский огонь Электронного Мозга, и всемогущий пастырь Мидуинтер призвал его к себе для выполнения специального задания.
Последняя фраза прозвучала загадочно. Я уже вполне пришел в себя и с интересом повернулся к Харви.
— Какого задания? — спросил я.
— Опасного задания. Да-да-да-ди-да-да, — пропел Харви, подражая вступительным аккордам телевизионного сериала.
— Какого опасного задания? — переспросил я, поняв, что Харви успел выпить.
— Быть рядом с герцогиней, — Харви показал мне на Сигне, которая шутливо стукнула его. Однако мне показалось, что они еще не совсем помирились.
— С этой опасностью я могу справиться, — ответил я.
Не успели мы пройти и пятидесяти ярдов по улице, как голод окончательно победил Харви. Сигне очень хотелось отправиться куда-нибудь поближе к центру, но Харви настоял на своем, и мы свернули в мексиканский ресторанчик с широко распахнутыми дверями и меню, наклееном прямо на окне. По телевизору, установленному высоко в углу, показывали борьбу, и испанский комментатор вошел в такой же азарт, что и сами борцы. Под экраном, не обращая внимая на телевизионную потасовку, сидела компания, приехавшая как раз из центра города. Харви заказал традиционный мексиканский ужин, который принесли без промедления.
Харви паясничал и целился в меня указательным пальцем, изображая стрелка. Таким образом он выказывал свою неприязнь ко мне. Сигне реагировала на его ужимки сдержанно, но крепко держала меня за руку, как будто боялась Харви.
— Что ты все ерзаешь? — спросил ее Харви.
— Здесь так жарко. Как ты думаешь, может, заглянуть в туалет и снять пояс? — спросила она.
— Ступай, — бросил Харви, — наслаждайся.
Но Сигне и не собиралась трогаться с места. Она пристально смотрела на меня.
И я понял. Слово «пояс» прояснило ситуацию. Мужчина в кресле дантиста был Фраголли, торговец поясами, который служил нашим контрагентом в Ленинграде. Он никогда не был в Америке. Откуда же у него могли появиться американские пломбы? И почему Харви и Сигне так быстро увели меня из кабинета?
— Все правильно, — пробурчал я, дожевывая фасоль. — Вы оба вешали мне лапшу на уши.
Я встал из-за стола.
— Не уходи, — попросила Сигне, крепко ухватив мою руку.
— Вы мне лгали, — сказал я.
Сигне смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых светилась грусть.
— Останься, — еще раз попросила она и погладила мои пальцы.
— Нет, — ответил я.
Она притянула мою руку к губам и взяла кончики пальцев мягким полуоткрытым ртом. Я выдернул РУку.
Один из сидящих за столиком в углу говорил: «…где самые мощные силы природы впервые открылись мужчине… вот почему они называют купальный костюм по имени этого атолла — «бикини», — и вся компания расхохоталась.
Витрины магазинов рисовали желтые полосы на асфальте, освещая группки зевак, которые спорили, болтали, играли в кости. Огни магазинов подсвечивали их, как будто они и были самыми ценными экспонатами, выставленными в музейных витринах. Кругом разливалась странная глубокая синева, присущая тропическим ночам, а в воздухе стоял сладкий запах тмина и горячего красного острого перца. Я быстро шел обратно, по дороге, которую хорошо запомнил, разбрызгивая лужи желтого огня, мимо магазина, где синие боксеры вели яростную молчаливую борьбу. Продравшись сквозь толпу мексиканцев, я бросился бежать. Миновав Библию в окне, распахнул дверь к Сашмейеру и взлетел по лестнице. В приемной стоял мужчина без пиджака и обмахивался соломенной шляпой. Под рукой у него болталась тяжелая кобура. За ним в дверях стоял полицейский в синей рубашке, галстуке-бабочке, белом защитном шлеме и бриджах для верховой езды.
— Куда это вы спешите? — Полицейский преградил мне путь.
— Что тут происходит? — спросил я вместо ответа. Для полицейского мгновенный ответ — верный признак вины.
Мужчина с соломенной шляпой надел ее на голову, из ниоткуда извлек зажженную сигару и затянулся.
— Там один мертвый бедняга в кресле дантиста. Может быть, теперь вы ответите на мой вопрос? Кто вы такой?
С улицы донесся громкий рев сирены. У подъезда проскрежетали тормоза.
— Я английский репортер, — ответил я, — меня интересует местный колорит.
Еще двое полицейских с пистолетами наготове поднимались, грохоча, по лестнице. Внизу никак не затихала уже выключенная сирена. Один из полицейских за моей спиной надел на меня наручники. Детектив с сигарой заговорил все тем же неторопливым тоном:
— Отвезите этого парня в участок. Покажите ему немного местного колорита. Может, он расскажет нам, как английские репортеры умудряются узнать об убийствах в городе раньше нас.
— Меня интересует только местный колорит, — сказал я, — но не синяки и контузии.
Сирена еще издавала негромкие звуки.
— Поосторожнее с англичанином, — сказал детектив. — Не надо, чтобы Скотленд-Ярд совался в это дело.
Полицейские рассмеялись. Детектив, должно быть, был по меньшей мере капитаном.
Патрульные свели меня вниз и заставили положить руки на крышу машины. Меня обыскали. Я смотрел на ослепляющие вспышки мигалки.
— Привет, Берни, — услышал я сзади голос Харви.
— Привет, Харв, — откликнулся голос детектива.
Оба они чувствовали себя вполне свободно. Через бампер полицейской машины шла надпись «Ваша безопасность — наше дело».
— Это один из наших ребят, Берни, — сказал Харви. — Генерал хочет, чтобы я сегодня ночью отправил его в Нью-Йорк.
Полицейский закончил меня обыскивать и развернул лицом к себе.
— В машину, — скомандовал он.
— Если Генерал отвечает за него… — задумчиво протянул детектив. — Слушай, мне, может, снова понадобится его повидать.
— Конечно, конечно, конечно. — Харви дал все гарантии. — Послушай, я был с ним в течение последних трех часов.
— О’кей, — ответил детектив, — но у тебя уже накопились неоплаченные счета в моем банке услуг.
— Да, я все помню, Берни. Я поговорю об этом с Генералом.
— Поговори, — сказал детектив.
Мне повезло, что приближались выборы.
Он крикнул двум полицейским, чтобы они передали меня Харви.
— Пошли обратно, — сказал Харви, словно ничего не произошло, — и доешь свою фасоль. Вот так и зарабатывают себе несварение желудка — вскакивают посреди ужина…
— Я не боюсь несварения желудка, — ответил я.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Нью-Йорк
Скок-скок, лошадка, скачи, крошка-сын,
У наших английских купцов — высший чин,
Платье из шелка с каймой золотой,
Доволен собою купец молодой.
20
В пять утра посиневший от холода я въехал в Манхэттен. В южном Техасе стояла такая жара, что можно было поверить в наступление лета, но тридцать минут пребывания в Нью-Йорке развеяли эту иллюзию. Я ехал через Манхэттен в «кадиллаке» Генерала — с сиденьями, покрытыми шкурой леопарда. За рулем сидел водитель Мидуинтера.
Пять часов утра — мертвый час манхэттенской ночи. Только на один этот час замирает город. Гробы, доставленные к дверям городских больниц, еще стоят пустые, без своей страшной начинки. Закрылся последний кинотеатр на Сорок второй улице, и даже в бильярдных убраны кии и закрыты двери. Уборщицы пока не пришли в учреждения и конторы. Модные рестораны закрылись, а кафетерии еще не работают. С улиц исчезли такси. Последний пьянчужка завернулся в газету и растянулся на скамейке в Баттери-сквер. На вашингтонском продуктовом рынке бродяги расположились вокруг огня, разведенного в котлах. Редакции газет отпустили свои радиофицированные машины, потому что так холодно, что даже уличные грабители сидят дома, к большому сожалению патрульных, которым очень хотелось бы отогреть уши в полицейском участке. Семьдесят тысяч диких городских котов, устав от беготни за голубями в прибрежном парке, тоже спали, забившись под стоящие длинной вереницей автомобили. Умолкли даже радиостанции, вещающие на испанском языке. Лишь сжатый пар, ревущий в трубопроводах под шоссе и несущийся со скоростью триста миль в час, выбрасывая тут и там туманные языки, нарушает тишину, да еще — шорох мокрых газет, разбросанных, насколько охватывает глаз, далеко до самого горизонта, где встает багряный рассвет.
