Леонид Могилев - Клон
После трех дней гульбы невесту отводят к реке, в воду бросают лепешку и расстреливают. Потом невеста собирает то, что плавает на поверхности, и все идут домой. Здесь происходит в присутствии муллы регистрация молодых, и на следующее утро невеста становится хозяйкой. Но это еще не все. Через месяц невеста отправляется домой с подарками для своих родственников. Свадьбы, как правило, играются после сбора урожая. Так что сейчас и не сезон, и родственников не найти. Попал ты, парень.
— А не будь ее, не было бы ничего.
— Все было бы по-другому. Ты не обижайся, журналюга. Но ты тут мужиком стал.
— Спасибо за комплимент.
— Спасибо в карман не положишь.
— А что я должен сделать?
— Ты напиши правду. Ты когда-нибудь писал правду?
— Трудно сказать.
— Ты напиши.
— Попробую…
— Ухожу я, журналюга, на луга счастливейшей охоты.
— Перестань, Старик.
— Не надо иллюзий.
— Славка, ты чего?
— Ты салабон и зелень. Рана у меня смертельная, а прежде чем я доверю тебе важную государственную тайну, слушай, как следует меня похоронить, потому что дедушка мой был чеченец, а то, что я отбился от родного тейпа, так Бог простит. Попал ты как кур во щи. Баба твоя, хоть на седьмой воде, но чеченка. И я, веселый такой и русский с виду, тоже.
— А может, ты врешь?
— А может, и вру. Но слушай. Предки вайнахов преклонного возраста уходили в солнечные могильники, ложились на нары и ждали смерти. Но перед этим составляли завещание и давали распоряжение. Так и ты, запоминай телефон в Москве.
Я провел примерно час в упражнении на запоминание цифр. Старик объяснил, какие для этого существуют приемы.
— Позвонишь, скажешь, где ты находишься, за тобой приедут.
— Но я же в Вильнюс должен лететь?
— Правильно. И в Москве ты будешь ой как не скоро.
— Как не скоро?
— Неопределенный промежуток времени тебе придется прожить.
— Ты кто?
— Я человек. Вернее, оболочка человека. Клон. Меня произвели в секретной лаборатории. Чтобы посмотреть, как оно дальше пойдет. А дальше — все хуже и хуже. Но ты меня похорони, как попрошу. Вот отходную молитву прочтешь. Я тебе напишу на бумажке.
— Да кто ты, Славка?
— Родственников и односельчан мне уже не дождаться. Но ты меня старательно купай в реке, надев на руку шерстяную перчатку. Если нет такой, просто купай, что тебе — трудно, что ли? Потом ты должен меня упаковать в вату. Достаточно будет спальника. Жалко, что Стелы здесь нет. Она бы изображала плакальщицу.
— Так ты потерпи немного. Скоро ее увидишь.
— Нет, брат. В Мадрид мы не поедем. Но ты не плачь. Мужчинам на похоронах плакать строго запрещено. Выроешь мне могилу, уложишь, нарубишь толстых веток, потом землей, потом камнями. Чурт не ставь.
— Чего?
— Ну, надгробие. И чтоб в день похорон не брился. Все усек?
— Яволь.
— Зер гут. А имущество мое закопай тоже. Чемоданчик мобильный особо. И запомни куда, хорошо запомни. Потом расскажешь.
— Кому?
— Моим знакомым в Вильнюсе. Они тоже всего не знают. Остальное уничтожь. И нож, и плейер, и компас, и рубашку. Карту уничтожь. Идти тебе уже немного, не собьешься. А карту при мне сожги. Это улика. Вот только кружку мою забери. Завещаю.
Я буду говорить как бы со стороны. Мне так легче. Тем более что я один раз уже готовился к смерти.
Но для меня шанс. Шанс, после реализации которого, собственно, и начался мой карьерный взлет. Это как пленному предлагают расстрелять своего товарища. Нужно через табу перешагнуть. Получишь свою пайку, женщину, кабинет. Бабки. А пленного того и без тебя кончат. Только голову ножом отрежут. И выстрел — милосердие.
— И ты убивал кого?
— Убивал.
— Чтоб легализоваться?
— Именно.
— На тебе кровь русская?
— На журналистах ее больше. Они в крови по уши. А со мной все по-другому.
Я отвернулся, глаза закрыл, прислонился спиной к стене.
— Тебе это все знать нужно. Тебя потом на Большой земле спрашивать будут, и постарайся ничего не забыть.
Перед нами ставилось три цели. Первая — перелом в войне. Передышка. Вторая — сжечь Буденновский банк, через который шли тонкие платежи в нашу сторону. И третье — дать понять вертолетчикам, что мы их везде найдем. Даже в собственной квартире.
Рассчитано все было грамотно. Здание старинное, каменное. Окна первого этажа — два метра от земли. В больнице девятьсот больных. В основном женщины. Персонал — триста. Потом народу оказалось под три тысячи. Боеприпасов одной фирмой было завезено на неделю боя. Мы вошли в город задолго до того дня, мелкими группами. За два дня до акции я сообщил в Москву. И кроме меня, был надежный источник. Все подтверждалось. То есть я свою работу сделал. И все другие. Я же не один там был. И когда ровным счетом ничего не произошло, для меня все окончательно стало на свои места. Более того. Я на волоске повис. Был раскрыт, по большому счету. И в группе оказался, потому что мне иного выхода не оставалось. Когда в Грозном узнали, что я в больнице, у них тоже было не совсем хорошее настроение. Так что меня собирались нейтрализовать и вывезти назад. Но пришел приказ не трогать.
А потом я вместе с хохлами расстреливал милиционеров и летчиков. Да. Так и было. Басаев внимательно наблюдал эту процедуру, и мне стало уже легче. Я ситуацию немножечко выправил.
Ну вот. Прошла облава, загнали мы заложников. Связь с Кремлем у нас была прямая еще до того, как подтянули этот пресловутый кабель. Ерин, Степашин, Егоров. «Альфа» на блоках. Нас можно было взять только после массированного огня, лобовым штурмом. А тут заложники. Ну, дело верное.
Перед Кремлем стояла еще одна задача: «Альфу» всю положить. Нас двести пятьдесят человек. Гранатометы и пулеметы крупнокалиберные. Местность до этого изучалась на макетах, и предварительная рекогносцировка — по всей форме. Обязанности распределены. Хотя менты и положили наших немало. С крыши милиции пулемет внеплановый. Ерин операцию на час перенес. Больше не разрешили. То есть это и была четвертая сверхзадача — «Альфу» искоренить. За девяносто третий год. И за девяносто первый, по большому счету. Приказы нужно выполнять. Самодостаточная группа такого класса не нужна. Мало ли что взбредет в голову ее руководителям. А между прочим, среди тех, кто брал горбольницу, были и те, кто Амина валил. Деды.
«Альфа» попросила двадцать единиц бронетехники, дали четыре. То есть на убой. Мужики готовились к смерти. Их отвели с блоков. Дали помыться, переодеться, поесть.
Штурм начался в пять утра.
В больнице были уже бойцы. Их заранее положили, накануне. И схрон с оружием был. Только вмешиваться категорически запретили. Так они плакали. Если бы изнутри началось месилово, Ерин бы точно танки двинул, и все пропало. Этого было не нужно никому. Потом ты все примерно знаешь. Мы вышли и вернулись героями. И в эйфории этой героической я стал как бы своим. То, что натворил, списалось.
А пятая колонна наша, те, что были в больнице, все погибли. Их высчитали. А скорее всего, кто-то на них указал.
Из рукописи Федора ВеликосельскогоТе, кто сейчас сидят в Кремле, нуждаются в «горячей точке». Это вы, журналисты, сами написали. Ты скажешь, что это все Ельцин затеял, а я тебе скажу, что ситуация на некоторое время вышла из-под контроля. Там ничего не изменилось, наверху. А у власти без «покорения» Чечни не смог бы быть никто. Ну вот. Только власть получила, помимо всего прочего, армию. Теперь должно произойти нечто, нечто… ну, страшное. Чтобы можно было зачистить всех генералов, а потом размонтировать эту группировку. Так и должно быть потом. Но делать это все трудней. Ведь перед отставкой всенародно не избранного были обозначены перемещения генералов. Шаманов во Владикавказ и так далее. О том, что произошло накануне этого Нового года, мы узнаем тогда, когда… Поэтому воздержусь. «Горячие точки», полевые командиры, миротворцы… Когда власть начинает шататься, Кавказ начинает нагреваться. Между Грозным и Кремлем всегда существовала связь. И будет существовать. Я тебе немного напомню. Девяносто второй год. В Кремле — гарант конституции. Армия уходит из Чечни и оставляет двести единиц бронетехники, сто двадцать боевых самолетов, установки «Град», сто тысяч единиц стрелкового оружия и так далее. Все — от лопаток до кирзовых сапог.
Потом начинается референдум. Референдум заведомо пророссийский. Всего-то делов, поддержать тех, кто на площади, и предостеречь генерала от применения силы. Кремль молчит. Дядя Джо заявляет, что Москва дает ему два десантных полка для разгона митинга. Кремль молчит. В июне Дудаев из танков расстреливает здание парламента, где хранятся бюллетени референдума. Десятки убитых и раненых. Кремль молчит. Он получил то, что хотел.
