Чингиз Абдуллаев - Обретение ада
Через полчаса он был в аэропорту. Еще некоторое время ушло на то, чтобы найти офис компании «Люфтганза». Волков неплохо изъяснялся по-немецки и сумел убедить миловидную девушку, сидевшую за компьютером, проверить данные за восьмое и девятое ноября. Девушке он объяснил, что ищет своих родственников, уехавших в Прагу.
Девушка любезно набрала имя Ральфа Циге. Компьютер исправно показал, что человек с такой фамилией не летал в Прагу в начале января. И не заказывал билета. Волков нахмурился. Они были убеждены, что документы Валентинова должен был привезти именно Циге. Может, они напрасно надеялись на немцев, а резидент КГБ доверял именно своему бывшему соотечественнику, осевшему в Берлине?
— Проверьте фамилию Горский. Герр Яков Горский, — попросил полковник, нахмурившись. Девушка удивленно посмотрела на него.
— Он тоже ваш немецкий родственник?
— Да, — кивнул Волков, — проверьте, пожалуйста.
Девушка снова ввела имя в компьютер.
— Нет, — сказала она через некоторое время, — с таким именем никто в Прагу не летал. Нашей компанией, во всяком случае.
«Может, они летали самолетами другой компании? — мелькнула у полковника мысль. — Или вообще ездили поездом. И тогда мы ничего не узнаем».
— Проверьте еще одно имя. Софи Хабер, — попросил он в третий раз.
Девушка уже подозрительно взглянула на него, но, ничего не сказав, в третий раз ввела имя. Потом долго читала появившуюся на компьютере информацию.
— Эта фрау тоже не летала в Прагу, — любезно сказала она.
— Спасибо, — Волков уже собирался отойти, когда девушка остановила его.
— Подождите. Фрау Хабер взяла билет на девятое января в Прагу, но затем вернула его.
— Как вы сказали? — чуть не закричал Волков.
— Она вернула билет девятого января утром, — ответила девушка, — фрау Хабер не вылетала в Берлин.
Волков, даже не поблагодарив девушку, взглянул на часы и бросился к выходу. Остановив на улице такси, он попросил отвезти его в Берлин.
«Только бы генерал уже вернулся в штаб», — нетерпеливо думал Волков, глядя на часы.
Прошла лишь пара часов, и Сизов вполне мог подъехать чуть позже. Но ему повезло. Уже подъезжая к зданию, он понял, что генерал вернулся. Его автомобиль стоял, припаркованный на стоянке. Видимо, Сизову надоела игра с немцами в кошки-мышки.
Полковник ворвался в кабинет генерала, тяжело дыша.
— Я узнал, кто должен был лететь в Прагу, — сказал он, закрывая дверь.
— Это Софи Хабер. Нам нужно ехать к ней.
Сизов холодно взглянул на него.
— Возьми людей и действуй. До утра документы должны быть у меня на столе.
Москва. 27 января 1991 года
В этот день, в воскресенье, председатель КГБ приехал на работу. Он ждал окончательных результатов аналитического управления генерала Леонова.
Сотрудники просчитывали возможность введения в стране чрезвычайного положения и давали прогнозы на возможные результаты референдума о сохранении СССР, который должен был состояться в марте этого года.
Он всю неделю ждал результата и теперь, рано утром приехав на работу, знал, что генерал Леонов уже ждет его с конкретным результатом, полученным его сотрудниками. До того как возглавить аналитическое управление КГБ СССР, генерал Леонов был заместителем начальника ПГУ КГБ СССР и много лет работал вместе с Крючковым. Они давно и хорошо знали друг друга. Именно поэтому председатель КГБ и поручил эту сложную задачу генералу.
Сейчас, сидя в своем кабинете, Крючков в который раз подумал, что в стране все идет не так, как нужно. Сведения, получаемые от Циклопа — ответственного сотрудника ЦРУ Олдриджа Эймса, еще раз подтверждали: в ЦРУ взят курс на развал Советского Союза, на дискредитацию его правоохранительных органов, прежде всего КГБ и МВД.
Эти сведения Крючков несколько исправлял, чтобы не сгущать краски до такой степени, и передавал все материалы Горбачеву. Президент читал, внимательно слушал председателя КГБ, но отмахивался, считая, что война шпионов не для него. Крючков никогда не говорил в Верховном Совете и даже на Политбюро ЦК КПСС, что у него есть абсолютно надежный источник информации в ЦРУ, который указывает ему на все планы американцев. Он просто не имел права подставлять столь ценного агента, как Циклоп. Но сам, знакомясь с информацией, в полной мере сознавал и меру своей ответственности за развал великого государства.
Многие новые политики и журналисты, смело обличая существующий режим и его аппарат, не знали о специальной программе, разработанной ЦРУ. Конечно, в стране существовала масса объективных причин для кризиса — ухудшение экономической ситуации, огромный вал безналичных денег, превращенных в наличные после возникновения в конце восьмидесятых многочисленных кооперативов, наконец, взрыв национализма в союзных республиках. Но все это накладывалось на программу ЦРУ. Эймс доносил об этом каждый месяц. А председатель КГБ, имея информацию, не смел ничего говорить.
Привыкший за многие десятилетия к безусловному подчинению Генеральному секретарю ЦК КПСС, приученный выполнять все указания Кремля, сам выходец из партийного аппарата, Крючков не мог даже представить себе, что Горбачев и окружавшие его люди могут ошибаться. Многолетняя служба у Андропова была для Крючкова, безусловно, большой школой, но вместе с тем неординарная личность Андропова подавила в Крючкове все зародыши инициативы, привив ему своеобразный синдром «вечного помощника», когда человек, выдвинутый на первые роли в государстве, не мог уже принимать абсолютно ответственные и самостоятельные решения. И теперь Крючков не хотел, просто не мог в силу своих убеждений и взглядов брать на себя смелость критиковать Генерального секретаря, явно ведущего страну в тупик. Ему все казалось, что Горбачев умнее его, лучше его знает, куда он ведет огромную страну.
Теперь, сидя за столом в ожидании генерала Леонова, он еще раз твердо решил для себя, что введение чрезвычайного положения — единственный выход, который еще может спасти страну.
Леонов вошел без доклада. Сидевший в приемной секретарь сам вызвал его, попросив зайти к председателю КГБ.
— Доброе утро, Владимир Александрович, — сказал генерал, появляясь в кабинете. Крючков, кивнув ему в знак приветствия, чуть приподнялся, чтобы поздороваться с генералом, и показал на стул, стоявший перед его столом. Леонов сел, раскрывая папку, которую держал в руках.
— Я слушаю, — разрешил Крючков. Он достал из ящика стола ручные эспандеры и начал нервно сжимать их. Леонов, знавший о подобной привычке председателя, уже не обращая внимания на эспандеры, заговорил:
— Расчет анализов, который был сделан нашими сотрудниками совместно с ведущими специалистами Академии наук СССР и социологическими службами, показывает, что референдум закончится вполне нормально.
— Они знали, зачем проводится подобный опрос? — перебил его Крючков.
— Конечно, нет, — удивился Леонов. — Мы только использовали результаты их анализов.
— Продолжайте.
— Даже с учетом того, что некоторые доли процентов по областям и республикам могут колебаться, а общая погрешность может составить от трех до четырех процентов, даже при этом мы имеем положительный результат предварительного опроса наших людей. С учетом позиций республик Прибалтики и Закавказья мы все равно получаем не меньше семидесяти пяти процентов населения, которое выскажется за сохранение Советского Союза.
— Хорошо, — сказал после недолгого молчания Крючков, — а по второму вопросу?
— Мы проанализировали и такую возможность, — сразу ответил генерал. — Если чрезвычайное положение будет введено указом президента Горбачева, то в целом реакция на это известие будет положительной. Даже в странах Запада теперь понимают, что лучше иметь дело с одним Горбачевым, чем с пятнадцатью лидерами новых государств. При этом ядерное оружие окажется минимум в четырех-пяти государствах.
— Мировое общественное мнение сейчас на стороне нашего президента, — одобрительно сказал Крючков, — но меня больше интересует, как воспримут это событие в нашей стране.
— В некоторых республиках даже поддержат. Это традиционно республики Средней Азии. Это Азербайджан, где президент Муталибов с трудом держит под контролем оппозиционные силы. Это Молдавия, где мы имеем убежденных сторонников Советского государства. В некоторых районах Приднестровья за сохранение страны выскажется более девяноста процентов. Даже в Грузии и в Армении, которые более других говорили о примате национальных ценностей, Гамсахурдиа и Тер-Петросян не будут против сохранения своих стран в составе единой страны. Будут некоторые осложнения лишь в Москве, Ленинграде, Литве, Эстонии. Но это лишь пять-десять процентов от общего числа голосующих. Они вполне укладываются в рамки наших подсчетов. У меня есть основания утверждать — введение чрезвычайного положения пройдет относительно спокойно и мирно.
