Лен Дейтон - Рассказ о шпионе
Если бы я не был таким уставшим, я бы заметил изменения, как только вошел. Но я очень устал и с трудом удерживался от сна. Я просидел в кресле еще минут пять или больше, прежде чем заметил фотографию. Вначале не увидел в этом ничего странного, кроме того, как я ее мог оставить. Только заставив себя сосредоточиться, понял, что это не мое фото. Рамка была такая же, какую я купил на рождественской распродаже в Селфридже в 1967 году. В рамку была вставлена почти такая же фотография, что и тогда: я в твидовом пиджаке, брюках машинной стирки, несуразной шляпе и двутонных туфлях. Одна нога на хромированном «альфа-спайдере» с откидной крышей. Но на фотографии был не я. Все остальное было прежним, включая номера на автомобиле, но мужчина был старше и плотнее меня. Прошу учесть, я всматривался в фотографию с небольшого расстояния. И у него и у меня не было усов, бороды, бакенбардов, мы оба были не фотогеничны, но, клянусь, на этой фотографии был все-таки не я.
Меня это не встревожило. Вы знаете, какими нелепыми могут вначале казаться вещи, но затем приходит логическое, рациональное объяснение — которое обычно дает близкая вам женщина. Итак, я не ударился во внезапную панику, я просто стал заново внимательно изучать комнату. А потом я мог кричать и паниковать в своем расслабленном, не невротическом стиле.
Что этот ублюдок делал в такой же, как у меня, одежде? Разные размеры, некоторые легкие различия, но абсолютно весь мой гардероб. И фотография мистера Мэйсона, этого «грудного ребенка», который делает распечатки прогнозов погоды для военных игр. Теперь я забеспокоился. И так было со всем в квартире. Мои галстуки. Мой китайский фарфор. Мое виски «Гинесс». Мой музыкальный центр «Лик», пластинки фортепианных концертов Моцарта в исполнении Ингрид Хеблер. И около кровати, на которой было такое же, как у меня, темно-зеленое покрывало из универмага Уитни, фотография в серебряной рамке: мои отец и мать. Отец и мать в саду. Эту фотографию я сделал в день тридцать пятой годовщины их свадьбы.
Я заставил себя сесть на диван и стал разговаривать сам с собой. Послушай, сказал я себе, ты знаешь, что это такое, это одна из сложных шуточек, которые богатые люди проделывают друг над другом в телевизионных спектаклях, не имеющих финала. Но у меня не было друзей достаточно богатых и глупых, чтобы разыгрывать со мной подобную шутку только для того, чтобы поставить меня в тупик. Я имею в виду, что меня довольно легко поставить в тупик и не прибегая к подобным фокусам.
Я вошел в спальню и открыл шкаф, дабы еще раз пересмотреть одежду. Я говорил себе, что это не моя одежда, потому что она просто не может быть моей. Конечно, у меня не было таких вещей, о которых я мог с уверенностью сказать, что никто другой таких не имеет, но такого набора одежды фирм «Брукс бразерс», «Маркс», «Спаркс», «Тернболл и Ассерс» не могло быть больше ни у кого. Особенно если учесть, что все эти вещи уже пять лет как вышли из моды.
Но, если бы я не обыскал шкаф, я бы не заметил, что раму для галстуков передвигали. Я бы не увидел, что кто-то здесь плотничал, заменив заднюю стенку шкафа.
Я постучал по ней. Она оказалась полой. Тонкая фанерная пластина легко поддалась, за ней оказалась дверь.
Держалась дверь крепко. Я отодвинул одежду, это позволило навалиться на дверь с большей силой. Дверь поддалась, и сантиметров через пять дело пошло легче. Я ступил в комнату за стеной шкафа, как Алиса в Зазеркалье. Принюхался. В чистом воздухе стоял легкий запах дезинфекции. Я чиркнул спичкой. Комната оказалась без окон. С помощью спички нашел выключатель. Обстановка напоминала небольшой офис: стол, кресло, пишущая машинка, блестящий линолеум. Белые стены были свежевыкрашены. На стенах висели календарь в виде цветной иллюстрации воздушного термоскопа фон Герика, подаренный хозяину главой по производству медицинского оборудования в Мюнхене, далее дешевое зеркало, незаполненный настенный ежедневник, прикрепленный к стене хирургическим пластырем. В ящиках стола я обнаружил пачку белой бумаги, пакет бумажных бланков и две белые нейлоновые рубашки в пакетах из прачечной.
Дверь из офиса также отворилась легко. Теперь я оказался в соседней квартире. За холлом шла большая комната — соответствующая моей гостиной, — освещаемая полдюжиной ламп за матовым стеклом. Окна были оборудованы легкими плотными деревянными ставнями, похожими на те, что используют в фотоателье. Стены в этой комнате также были выкрашены в белый цвет. Все содержалось в строжайшей чистоте: стены, пол и потолок — блестящие, без пылинки. В одном из углов новая раковина из нержавеющей стали. В центре комнаты стоял стол, накрытый накрахмаленной хлопковой скатертью. Скатерть в свою очередь была покрыта прозрачной пластиковой клеенкой. С такой было бы удобно стирать брызги крови. Любопытный был стол: его высоту и наклон крышки можно было менять. Очень был похож на простейший операционный стол. Большой аппарат рядом со столом не напоминал мне ни один из известных медицинских приборов. Трубки, циферблаты, ремни — дорогое было устройство. Хотя я не мог его узнать, но был уверен, что уже видел подобное раньше, правда, никак не мог выловить его из глубин памяти.
Из этой комнаты вела еще одна дверь. Очень осторожно я взялся за ручку, но дверь оказалась заперта. Я наклонился к двери и услышал голоса. Придвинувшись еще ближе, я разобрал слова говорившего:
— …затем на следующей неделе ты сделаешь средний крен и так далее. Похоже, они не знают, когда все начнется.
Ответ — это был женский голос — был почти не слышен. Затем мужчина, находившийся ближе ко мне, сказал:
— Конечно, если начальство предпочитает один поворот, мы можем изменить вращение и сделать его постоянным.
Опять прозвучал неразборчивый женский голос, затем звук льющейся воды, как будто мыли руки.
Вновь мужской голос:
— Если тебя интересует мое мнение, то ты права, как проклятая служба безопасности. Родилась ли моя бабушка в Соединенном Королевстве? Какая дерзость. Я отвечаю «да» на все.
Когда я выключил свет, разговор внезапно оборвался. Я ждал, стоя в темноте без движения. Свет из крошечного офиса пробивался сюда. Если они откроют дверь, то, без сомнения, увидят меня. Послышался звук сушильного аппарата и затем кто-то чиркнул спичкой. Разговор возобновился, но на более далеком расстоянии. Очень медленно на цыпочках я пересек комнату, закрыл вторую дверь и, пролезая через шкаф, внимательно разглядел выполненные в нем перестройки. Фальшивая дверь за шкафом вызывала у меня больше вопросов, чем любопытный разговор, свидетелем которого я стал. Если кто-то строит потайное помещение, а это связано с трудностями сохранения аренды соседней квартиры, если он тайно разбирает кирпичную стену и сооружает дверь в задней стенке платяного шкафа, разве не пойдет этот человек до конца и не замаскирует тщательно вход? Эту же дверь мог при поверхностном осмотре обнаружить любой новичок таможенной службы. Эта дверь не имеет смысла.
Зазвонил телефон и я поднял трубку.
— Ваша машина у подъезда, сэр.
Не часто сегодня услышишь слово «сэр» из уст таксиста. Это должно было вызвать у меня подозрения, но я очень устал.
Я спустился вниз. На первом этаже у квартиры консьержа стояли двое мужчин.
— Извините, сэр, — обратился ко мне один из них. Вначале я подумал, что они ждут консьержа, но когда хотел пройти мимо, они заступили мне дорогу. Обратившийся ко мне продолжал: — В последнее время здесь совершено много квартирных краж, сэр.
— Ну и что?
— Мы из сыскного бюро, которое занимается охраной этого квартала, — объяснил тот, что повыше. На нем было короткое замшевое пальто с овчинной подкладкой. Тот тип пальто, что необходим человеку, который много времени проводит, дежуря в подворотнях.
— Вы здешний жилец? — спросил он.
— Да.
Высокий застегнул воротник пальто. Это казалось поводом, чтобы держать руки около моего горла.
— Вы не могли бы показать какие-нибудь документы, сэр?
Я начал считать до десяти, но, едва я мысленно произнес «пять», тот, что пониже, нажал кнопку в квартире консьержа.
— Что там еще? — раздался из-за двери голос.
— Это ваш жилец? — спросил высокий.
— Я из восемнадцатой квартиры, — подсказал я.
— Никогда его не видел, — заявил показавшийся на пороге консьерж.
— Вы не консьерж, — сказал я, — здесь консьержем Чарли Шорт.
— Чарли Шорт иногда приходит сюда подменять меня на час-другой…
— Только вот этого не надо. Чарли — консьерж, а вас я никогда здесь не видел.
— Каков наглец! — заявил лжеконсьерж.
— Я прожил здесь пять лет, — запротестовал я.
— Замолчи, — оборвал он меня. — Никогда его не видел. — Он улыбнулся, как будто был очарован моей наглостью. — Джентльмен из восемнадцатой прожил здесь пять лет, но он значительно старше этого нахала — выше, крупнее, — этот мог бы сойти за него где-нибудь в толпе, но не здесь при ярком свете.
