Сергей Донской - Никогда не говори: не могу
– Вы совершенно правы, – согласился Рыбкин, покашливая в кулак. – Но крупные планы отдельно отсняты, их потом смонтировать собирались. Показать?
– Кого? – насторожился Молотов.
– Отснятые материалы, – пролепетал Рыбкин, начавший понимать, что сморозил большую глупость.
– Про мазерфакеров этих? – зловеще поинтересовался Молотов.
– Мазерсакеров, товарищ генерал.
Уточнение оказалось совсем уж неуместным. Молчание длилось так долго, что рубаха на несчастном капитане превратилась в какую-то мокрую тряпку, хоть выжимай.
– Извините, товарищ генерал, – сдавленно произнес он. Спине было холодно. Ушам – горячо. Над головой незримо витал призрак железного рыцаря революции, почему-то с кавалерийской шашкой в руке.
Прошла минута, другая.
– Ты, капитан, говори да не заговаривайся, – отчеканил Молотов, сверля подчиненного не сулящим ничего хорошего взглядом. – То у тебя шапочки какие-то, то иллюзии, то факеры-сакеры недоделанные… Отвечать на вопросы начальства следует по существу, коротко и ясно. Как поняли меня, товарищ капитан?
– Слушаюсь! – выкрикнул вытянувшийся по струнке Рыбкин. Вид у него был совершенно очумелый. Будто ему только что предложили застрелиться из табельного оружия, а он сдуру согласился.
– Садись уж, – махнул рукой Молотов и засопел, отвернувшись. – Столбычишь тут, словно сантехник в женской бане… Мокрый, взъерошенный. Смотреть противно.
– Виноват. – Рухнувший на стул Рыбкин пригладил волосы.
– Еще бы был не виноват, – буркнул Молотов.
Он и сам был не рад своей вспышке. Не капитан Рыбкин был причиной генеральского гнева и даже не эстрадная шпана, застывшая на экране в нелепых позах. Тем более что один из троицы погиб, а двое других находились в больнице с ранениями различной степени тяжести. Вместе с десятками их поклонников.
А если всех жертв террористов сосчитать? По всей стране? За все минувшие годы?
– Продолжай показ, капитан, – произнес Молотов устало. Ему не нужно было считать, он и без того знал точные цифры. И от такой статистики его сердце было готово взорваться. Как пояс шахидки, сработавший в клубе «Приход».
* * *Гах!
Было такое впечатление, что взорвался телевизор. Рука Молотова инстинктивно дернулась, норовя прикрыть глаза. Но экран не лопнул, не разлетелся на осколки, не полыхнул пламенем. Он просто сделался черным. Камера, фиксировавшая происходящее в клубе, вышла из строя.
Взрыв произошел не здесь, не сейчас. То, что наблюдали Молотов и Рыбкин, было лишь виртуальным изображением реальной трагедии.
Резкий хлопок, яркая вспышка – и полный мрак. Не так ли восприняли свою смерть те, кто пришел побалдеть под музыку модной группы «Mothersuckers»? Не точно такой же окажется собственная кончина?
Машинально прикоснувшись к левой стороне груди, генерал Молотов ослабил узел галстука и откинулся на спинку кресла. Со стороны можно было подумать, что он отдыхает, вальяжно усевшись перед телевизором. Если бы не закеменевшие челюсти. Если бы не цепкий взгляд, который успевал отмечать множество подробностей происходящего на экране.
Следующий сюжет был отснят на месте теракта уже после прибытия представителей силовых структур и МЧС, при беспощадном резком свете. Эпицентр взрыва выглядел как кошмарная мусорная свалка. Только приглядевшись, можно было различить фрагменты тел, валяющиеся среди тряпья, мусора и обломков.
Все было залито кровью, она была повсюду – в виде брызг, в виде разводов, в виде шлейфов, потеков и луж. Это была не та клюквенная жижа, которую любят лить создатели голливудских боевиков. Настоящая кровь – липкая, спекающаяся в отвратительные коржи, дурно пахнущая.
Ноздри Молотова сузились, словно тяжелый запах крови, взрывчатки и гари просочился в его кабинет.
– Не водица, нет, – прошептал он.
– Что? – вскинулся Рыбкин.
– Кровь людская – не водица, – автоматически пояснил Молотов, вряд ли отдавая себе отчет в том, что разговаривает с подчиненным. Его зрачки потемнели, заполняя радужную оболочку.
Оператор как раз дал крупный план смертницы с развороченным животом. Лицо ее, как это часто случается в подобных случаях, было покрыто пятнами копоти, но совершенно не пострадало от шрапнели, выкосившей всех, кто находился рядом. Остекленевшие глаза, прикушенный язык, деформированный череп, слипшиеся от крови пряди волос.
– Стоп! – приказал Молотов.
Мертвое лицо застыло на экране. Присмотревшись к нему, Молотов едва удержался от удивленного восклицания. Впервые в его практике террористка оказалась блондинкой с ярко выраженной славянской внешностью. Какая же причина заставила ее нацепить пояс шахидки?
– Поехали дальше, – сказал Молотов Рыбкину. – В замедленном режиме.
Смертница медленно поплыла по экрану.
Судя по покрою просторного платья, она казалась окружающим беременной чудачкой, которая, несмотря на заметный живот, не смогла отказать себе в удовольствии посетить выступление модной группы. Наверное, посетители клуба переглядывались и перемигивались, кивая в ее сторону. Посмеивались, крутили пальцем у виска, отпускали грубые шуточки. До того момента, пока беременная чудачка не разродилась огненной вспышкой, несущей хаос и смерть.
Пока Молотов размышлял об этом, вместо террористки появились ее жертвы. Камера в руках невидимого оператора обходила груду трупов по часовой стрелке. «Почему так медленно? – сердито подумал Молотов. – Спят они там на ходу, что ли?»
– Запускай на полную скорость, – велел он Рыбкину, сообразив, в чем дело.
Изображение убыстрилось. Замелькали тела… и фрагменты тел… и снова тела… и снова фрагменты…
Молотову померещилось, что он попал в анатомический театр, куда незадолго до того запустили кровожадного маньяка, оснащенного бензопилой. Никакой фильм ужасов не мог сравниться с тем, что бесстрастно зафиксировала оперативная видеокамера. Повсюду обезображенные лица, вытекшие глаза, провалы ртов, открытых в немом крике. И все же некоторые из погибших выглядели так, словно их просто сморила усталость…
«От бесконечных танцулек да наркоты», – пронеслось в голове Молотова. Он опять помассировал грудь, постаравшись сделать это украдкой от Рыбкина. Еще не хватало, чтобы подчиненный предложил вызвать шефу врача. У чекиста должно быть горячее, но никак не больное сердце. И ждут от него эффективных действий, а не предынфарктных состояний, усугубленных гипертоническими кризами.
Молотов удвоил внимание, заставляя себя пристально всматриваться в жертв теракта. Вот совсем еще юная девчушка, закинувшая руку за голову и закрывшая глаза. С виду настоящая спящая красавица, да только вместо ног обрубки – такую никто не разбудит поцелуем, такая никогда больше не встанет, никуда не пойдет. Она обречена навечно остаться в поглотившем ее мраке, одна-одинешенька. Все, что могло с ней случиться на этой земле, уже случилось. Продолжения не будет.
То же самое касается двух щуплых пареньков, обнявшихся, словно бы в порыве нежности. Во времена юности Молотова такой жест воспринимался как проявление закадычной дружбы. Теперь в этом виделось нечто крайне непристойное, но… привычное, черт подери, само собой разумеющееся, почти обыденное. Паскудство сделалось нормой жизни. Преступники ходят в героях. Гибель мирных граждан в центре столицы – в порядке вещей.
– А мы все раскрепощаемся, – засопел Молотов, – все распоясываемся, все дурью маемся.
В массовой гибели собравшихся повеселиться людей чудился зловещий дьявольский умысел. Предсмертные оскалы, изуродованные лица, покореженные тела, такие же неживые, как разбросанные повсюду клочья одежды, кроссовки, туфли, сигаретные пачки, сумки, барсетки. А еще мобильные телефоны, очень много валяющихся на полу мобильных телефонов, владельцам которых теперь не дозвониться.
Ко всему привыкший генерал испытал облегчение, когда детальный показ жертв теракта сменился общим планом. Сотрудники ФСБ производили замеры расстояний от эпицентра взрыва, привычно разбивая помещение на сектора. Раненых давно вынесли, но несколько санитаров оставались на месте трагедии. У их ног лежала кипа полиэтиленовых мешков, предназначенных для упаковки трупов и фрагментов тел. Мешков было много.
Поблуждав по залу, камера уставилась на совершенно невменяемую тетку с пылесосом. Судя по всему, она порывалась немедленно приступить к уборке помещения. Милиционеры с трудом оттеснили ее назад. Тогда она упала и забилась в истерике, выкрикивая что-то бессвязное.
«Очередной шок, – подумал Молотов. – Скольким еще людям доведется испытать его нынешней ночью?»
Время близилось к четырем утра. Некоторые из родственников погибших еще мирно спят. Некоторые уже оповещены о несчастье. Они приникли к экранам своих телевизоров, молясь о том, чтобы беда приключилась не с их детьми, а с чужими. Помогут ли им такие молитвы?
