Иван Лебедев - Конец «черных рыцарей»
«Хитрая», — подумал Флеминг. И сказал:
— Я вам буду писать до востребования на почтамт в Кёльн. Хорошо?
С этим предложением ей пришлось согласиться.
У входа в салон стояли Пьер, Аннет и Шредер.
«Обмениваются адресами», — подумал Флеминг, видя, как они что-то записывают. Адрес и телефон Дево у него были и к ним он собирался зайти, но если там будет Шредер? Надо подумать, стоит ли.
В суматохе паспортного контроля и таможенного досмотра Флеминг потерял Шредеров из виду.
Инспектор Фриссон
В районе бульвара Сан-Мишель, на левом берегу реки, множество ресторанов и кафе. Некоторые из них славятся тем, что их посещают модные писатели, поэты, художники. В этом районе сосредоточены высшие учебные заведения: университет, политехническое училище, медицинский институт, горный институт и другие — и поэтому в кафе и ресторанах во время семестров всегда много студентов, любящих горячо и громко поспорить по любому поводу.
Кафе «Клюни» на бульваре Сан-Мишель, как и другие в этом районе, привлекало немало студентов, но в конце июля 195* года привычного гомона здесь не было. Студенты сдали экзамены и уехали домой. Литераторы, поэты и художники, если им позволяло их финансовое положение, готовились, как и все буржуа, уехать на каникулы куда-нибудь подальше из душного города, наводненного к этому времени туристами. Теперь кафе посещал народ случайный, а оставшиеся в городе представители богемы не отличались от прочих посетителей.
Люди заходили, заказывали кофе, булочку, читали газету или беседовали с приятелями.
Около девяти вечера в кафе было не очень людно. За одним столом сидели два посетителя и о чем-то спорили. Можно было подумать, что они рыбаки и показывают друг другу, какая рыба сорвалась с крючка, когда они удили у острова. У стены сидела молодая пара, по одежде и поведению — американцы. Они заглядывали друг другу в глаза, целовались и обнимались.
Инспектор полиции Фриссон зашел, чтобы выпить чашку кафе-нуар и съесть круассон. Он весь день не ел: с трех часов он почти непрерывно распутывал дело в пятом районе и, когда шел к метро, почувствовал голод. Жена и дочка, ждавшие его к праздничной трапезе по случаю дня рождения дочки, наверно, обиделись и больше не ждут.
По привычке он занял место, откуда все было видно, и, дожидаясь официанта, стал осматриваться. Он сразу приметил молодую пару и подумал, что если бы его дочка Марианна вела себя так, он учинил бы ей хорошую порку. А эти американцы. Тьфу! Стыда нет! Неужели они так же ведут себя дома?
Рыбаки его не интересовали. Рядом с ними был молодой писатель, которого полицейские пятого района частенько отправляли домой, но не потому, что, выпив немного лишнего, он скандалил или безобразничал. Нет. Он то рыдал и громко призывал посетителей посмотреть на него, второго Рембо, у которого не хватает духу последовать примеру первого Рембо и отправиться на тот свет, опустившись в бездну человеческих пороков; то воображал себя Вийоном и громко скандировал наиболее скабрезные стихи великого поэта. Голос у него был высокий и громкий и наводил уныние на посетителей. Сейчас он тупо рассматривал свою чашку кофе и молчал.
Взгляд Фриссона скользнул по столикам. С уст сорвалось громкое восклицание.
Подошедший официант от неожиданности чуть не уронил поднос с кофе и круассоном.
— Что-нибудь вам не нравится, инспектор? — спросил он.
— Нет, нет, Жорж. Это я по другому поводу. Посмотри-ка: ты этих посетителей, вон там у правой стены, напротив входа, видел раньше? Часто бывают?
— Нет, не видел. Но сейчас постоянных клиентов очень мало, разъехались. Приходят всякие. Я бы не хотел встретиться с этими двумя на темной улице.
— Да, я бы не советовал этого, Жорж... Дай мне счет. Может быть, мне придется скоро уйти.
Фриссон внимательно следил за двумя посетителями.
«Что тут делает Карпо? — подумал он. — Ему здесь не место».
Карпо, сравнительно молодой мужчина, обитал в районе товарной станции Северная и иногда появлялся в туристский сезон на узких улицах центр города, где добывал себе средства на пропитание у развеселившихся иностранцев. Его манеры не отличались изысканностью, и люди, не желавшие добровольно отдавать ему бумажник и кошелек, обычно жалели потом об этом.
Сейчас он сидел, приложив ладонь левой руки к голове, и молча разглядывал бокал с пивом. Напротив сидел его приятель — здоровый малый с рыжими волосами и перебитым в драке носом. В одном ухе у него торчал слуховой прибор. Он также молчал. Иногда он поглядывал на часы. Было ровно девять.
Фриссон допивал свой кофе, когда вошел высокий пожилой человек в плаще, на котором виднелись капельки дождя. Сняв шляпу, он быстро осмотрел сидевших за столиками посетителей, огляделся еще раз, медленнее.
Карпо и его приятель встрепенулись. Рыжий вытащил из уха прибор и сунул в карман. Карпо убрал руку со стола. Новый посетитель постоял немного и вышел. Карпо с приятелем пошли следом за ним.
«Любопытно!» — подумал инспектор, взял шляпу и тоже вышел.
Он заметил, что рыжий парень направился вверх по бульвару в сторону Люксембургского парка. Карпо не было видно. Шагах в двадцати впереди рыжего инспектор увидел высокого человека. Тот уже миновал лицей имени Святого Людовика и шел дальше вверх. Дойдя до площади, он повернул направо, в сторону парка.
Тотчас же события начали ускоряться.
Фриссон увидел, что Карпо перебежал бульвар с левой стороны. Рыжий ускорил шаг и свернул за угол одновременно с Карпо. Фриссон сам заспешил и, едва войдя в парк, увидел, как в аллее долговязый ловко расправлялся с двумя напавшими на него ворами. Первый — рыжий — пытавшийся схватить его сзади, вдруг перелетел через плечо своей «жертвы» и шлепнулся навзничь на дорожку. Карпо бросился на долговязого, но тот ногой лягнул его в низ живота, и он со стоном свалился рядом с рыжим. Долговязый повернулся и быстро исчез.
Фриссон вытащил свисток. На его призыв прибежали два полицейских и надели на неудачливых воров наручники. Вскоре подъехала крытая машина, в нее без церемоний запихнули воров и повезли в ближайший участок.
Перед тем как сунуть воров в одиночные камеры, их обыскали. Кроме слухового аппарата у рыжего да маленькой черной коробочки величиной с пачку папирос у Карпо, ничего особенного у них не нашли...
* * *Фриссон устроился в кабинете шефа: в половине десятого вечера тот был уже дома.
— Эй, сержант, приведи сюда Карпо! Да пошли кого-нибудь за бутербродами. Я с утра ничего не ел! — крикнул Фриссон.
Впереди сержанта шел Карпо. Он был бледен и держался руками за живот.
— Садись, — приказал ему инспектор. Сержанту он передал несколько монет и попросил принести два бутерброда с ветчиной.
Карпо сидел и время от времени глухо стонал.
Фриссон молча наблюдал за ним. Так прошло несколько минут. Вошел сержант и передал инспектору бутерброды.
— Быстро, — отметил тот, — спасибо.
Левой рукой он держал бутерброд, а правой высыпал из конверта содержимое карманов Карпо Из кармана своего жилета он достал золотую брошку и положил с вещами Карпо. Тот все еще сидел с опущенной головой и тихо стонал.
Съев один бутерброд, Фриссон вытер ладонью губы.
— Ну что же ты молчишь, дорогой Карпо? — сказал он спокойно.
В ответ Карпо простонал и поднял голову.
— О чем говорить? — пробурчал вор.
— Ты мог бы поздороваться, — весело ответил ему Фриссон, — затем начал бы рассказывать, как попал в эту переделку... Кстати, ты можешь стонать, если тебе это доставляет удовольствие. Меня это не беспокоит, только пусть стоны не слишком мешают твоему объяснению.
— Что мне объяснять, господин инспектор? — возразил Карпо. — Иду я по парку и вдруг кто-то лягнул меня в живот. Потом два жандарма запихивают меня в автомобиль, везут сюда и бросают в грязную камеру. Разве я должен объясняться? Где тот, что меня изувечил? Почему он не арестован? Я пострадал невинно, а он ушел! Разве это справедливо? Я вас спрашиваю, господин инспектор.
Не торопясь инспектор откусил кусок от второго бутерброда и с улыбкой разглядывал Карпо.
Тот опустил глаза и увидел на столе черную коробку, ножик, пачку папирос, спички, карандаш, мелочь и... брошку.
«Что за брошка? — подумал Карпо. — Ох, ох, устроит мне этот флик подвох. Это не моя брошка!»
Фриссон пальцем правой руки перебирал вещи на столе. Постепенно он отодвинул в одну сторону все, кррме золотой брошки. Он взглянул на вора, откусил еще кусок бутерброда и стал медленно жевать.
Керпо опустил голову, сильнее прижал руки к животу и снова застонал.
С полным ртом Фриссон сказал ему:
— Думай, дружок!
Пока он ел, Карпо продолжал стонать. Фриссон вынул платок, вытер губы и пальцы, сунул платок обратно в карман и откинулся на спинку стула. Он улыбался, слегка похлопывая себя по животу.
