Эвелин Энтони - Наемник
— Но это на руку твоему приятелю Кингу, а? Подорвать твою страну изнутри?
— Бруно, о чем ты думаешь? Бруно... — в отчаянии воскликнула Элизабет, поняв, в каком направлении работают его мысли. — Выбрось это из головы. Какое тебе дело до американской политики? Это тебя никак не касается. Или нас с тобой. Есть ЦРУ, полиция. Вот пусть они и занимаются всем этим. А не ты. Не ввязывайся в эту безумную затею, в которой ты даже ничего не понимаешь.
— Нет, что такое нечестная игра, я понимаю, — спокойно возразил ей Келлер. — Сначала тебя нанимают, а потом убивают твою девушку. А как сделаешь свое дело, прикончат и тебя. Я это очень хорошо понимаю. Это совсем не трудно.
— Я не дам тебе это сделать. — Элизабет повернулась к нему и стала целовать его. Губы у нее были соленые от слез. — И даже не пытайся, Бруно. Ты уедешь со мной, и мы будем счастливы...
Келлер сдерживался, стараясь не допустить близости с ней, и перестал ее ласкать, но Элизабет плакала, прижимаясь к нему, и он не выдержал. Они не замечали ни грязной комнаты, ни убогой обстановки, потеряв ощущение времени и места. Казалось, они снова в квартире Элизабет, как в тот первый раз. Только тогда она нервничала, стыдилась своей страсти, целиком подчинившись его воле. Теперь же она была с ним на равных. Ею владело не только физическое желание, но в еще большей степени чисто женская убежденность, что таким способом можно заставить мужчину изменить свои намерения.
Успокоившись, они какое-то время лежали молча. Келлер, кажется, устал больше нее, будто ему почему-то изменили силы.
— Ну, так ты уедешь со мной? У меня в Мексике есть дом. Это место называется Куэрнавака. Там очень красиво, Бруно. Дом принадлежал моей матери. Там мы будем в безопасности. Местечко это спрятано за садами императрицы Карлотты. Мама очень любила этот дом и завещала его мне. Мы будем счастливы, начнем новую жизнь. Нас никто никогда не найдет.
Келлер ничего не ответил.
— Ну пожалуйста, дорогой. Уедем со мной.
Если он сбежит и обманет их, то те, что взорвали машину Фуада Хамедина и убили Соуху, не дадут ему уйти далеко с их двадцатью пятью тысячами. Даже если он оставит Соуху неотмщенной, он не должен впутывать в это дело Элизабет, ведь оно может кончиться смертным приговором.
— Кто-нибудь да найдет нас. Друзья мистера Кинга, например. Ничего из этого не выйдет.
— Нет, выйдет! — горячо возразила Элизабет. — О моем доме никто не знает. Я никогда не была в Мексике. Мама купила этот дом, обставила его, но не жила в нем. Нам только нужно завтра сесть в самолет, и мы исчезнем. И, может быть, в один прекрасный день ты даже женишься на мне, — сказала она, улыбнувшись.
Келлер прижал ее к себе и поцеловал. Мексика. Может быть, из этого что-то и выйдет. Почему бы ему и не уехать с ней? Но только не на ее условиях. Нет, он не сбежит, как трус, дав им возможность найти кого-то еще и осуществить свой замысел! Он не сможет жить ни в Мексике, ни где-то еще с этими мыслями.
— Хорошо, я уеду с тобой, — сказал Келлер. — Встретимся в аэропорту. Где и во сколько мне ждать?
— В здании Восточной авиакомпании, возле мексиканского офиса. — Элизабет прижалась к нему, стараясь сохранять спокойствие. От радости ей хотелось и смеяться, и плакать одновременно. — В одиннадцать часов. Бруно, дорогой, я так счастлива, что ты согласился. А насчет Кинга не беспокойся. Я рассчитаюсь с ним, после того как мы уедем. Я не могла сказать ЦРУ правду, не выдав тебя. Но, когда мы будем в Куэрнаваке, пусть ЦРУ их всех посадит, включая и моего дядюшку.
— А как же ты говоришь, что никто не узнает, где мы?
— Завтра утром перед отъездом я отправлю им письмо. Вот и все.
— Тебе пора домой, — сказал Келлер. — Темнеет, а здесь плохой район. По здешним улицам ходить опасно. — Он помог ей надеть пальто и на мгновение прижал ее к себе.
В дверях Элизабет обернулась:
— Значит, ты приедешь в аэропорт? Не передумаешь? Смотри, не выкинь какой-нибудь глупости! Обещаешь?
— Обещаю. Кто приедет первый, подождет.
Келлер спустился по грязной лестнице вместе с Элизабет и проводил ее до двери. Последний раз поцеловал, чувствуя, что хозяин подглядывает за ними с верхней площадки.
— До свидания, будь осторожна.
— Пойду собираться, дорогой. Итак, в одиннадцать, в здании Восточной авиакомпании. Не хочу даже прощаться.
Келлер закрыл за ней дверь и поднялся к себе. На полу валялся план собора. Келлер поднял его и поджег горящей спичкой. Потом раскрошил обуглившийся листок. Утром он был в соборе святого Патрика. Впервые, как покинул приют, присутствовал на мессе. И точно знал, куда завтра идти.
* * *В своей квартире на Парк авеню Эдди Кинг готовился к отъезду. Упаковал чемоданы, искрошил в дробилке, которую специально держал для этих целей, все бумаги и сбросил все в унитаз, смыв водой.
С сожалением оглядел свою квартиру. Он прожил в ней почти семь лет. У него была красивая картина семнадцатого века с изображением Рождества Христова. Она привлекла его изысканностью форм и цвета, безмятежностью композиции. Религиозное же содержание, как любая другая аллегория, не имело для него значения. У Кинга возникло искушение вырезать холст из рамы и увезти с собой. Но потом он решил, что это глупо. Если его чемоданы будут досматривать, а в Аргентине, наверное, будут, картину обнаружат, и это может привлечь к нему внимание. Придется оставить ее здесь, как и остальные вещи. После его исчезновения все это будет осмотрено и сфотографировано сотрудниками госбезопасности.
Было пять часов. Самолет на Буэнос-Айрес отправлялся через два часа. Не верилось, что после стольких лет изгнания он возвращался домой. Воспоминания о России поблекли, время их исказило. Он уехал из страны, когда там царили послевоенная разруха и сталинский террор, теперь официально заклейменный. Многое изменилось, не осталось знакомых лиц. Эта перспектива в известном смысле его пугала. Но, с другой стороны, он испытывал огромное облегчение. Его время истекло. Удача вот-вот изменит ему. И первый сигнал тому — убийство племянницы Камерона. Когда человек его статуса вынужден прибегать к таким низкопробным методам, значит, ему пора собираться домой. Нервы у него после этого сдали. Он это понял, когда уезжал из Фримонта. Его трясло; руки, державшие руль, взмокли.
Ему не приходилось применять насилие с тех пор, как он проходил подготовку. Он не испытывал ни угрызений совести, ни отвращения. Просто он боялся, что может что-то не получиться, что заметят, как он, раздетый и мокрый, выходит из бассейна. Оказывается, он не так уж молод, как думал. Возраст сказывался на нервах, и не только возраст, а праздная жизнь и отсутствие тренировок. До вечера ему надо было уехать, и он гнал домой на дикой скорости, чтобы успеть собраться.
Он заслужил вознаграждение. По американским меркам его, возможно, не назовешь щедрым, но с точки зрения жизни в Советском Союзе это немало. Он будет пользоваться привилегиями наравне с новоявленной элитой — учеными, людьми, занимающими руководящие посты, политиками, верными слугами КГБ. У него будут комфортабельная квартира, загородная дача и работа в Министерстве внутренних дел.
Кинг налил себе виски и бросил в бокал два кубика льда. Жаль, что его не будет здесь завтра, когда осуществится его грандиозный замысел. Убийца застрелит любимца народа, кардинала католической церкви, и тут же умрет сам. Агент Кинга доложил ему, что Келлер приходил в собор. Он застрелит его, как только Келлер попытается скрыться. Неизбежная проверка личности убитого пригвоздит к позорному столбу Хантли Камерона и похоронит надежды на победу на выборах президента-демократа. А Кинг сможет следить за приходом к власти Джона Джексона и наступлением в Америке хаоса уже из Москвы, словно наблюдая из безопасного места за извержением вулкана. Смерть Мартино Регацци положит этому начало. Кинг взглянул на часы. В аэропорт ехать еще рано. Он включил телевизор и уселся перед ним с бокалом виски — полюбоваться последний раз на американский образ жизни.
Он успел как раз ко второй части программы, которую смотрел Келлер. Но, в отличие от Келлера, не выключил телевизор, когда на экране появился Регацци. Он наблюдал за ним с интересом. Взяв бутылку, он собрался налить себе еще порцию виски, и в этот момент его настигло сообщение о смерти невесты Хантли Камерона. Кинг не уронил бутылку, он так и застыл с нею в поднятой руке. По спине и шее у него потек холодный пот... Остановка сердца во время купания в роскошном бассейне мультимиллионера во Фримонте. Кинг подался вперед, впившись взглядом в телевизор, отказываясь воспринимать вылетающие из аппарата слова. Даллас! В бассейне была убита Даллас! Не Элизабет Камерон, а Даллас! Он убил не ту женщину! А другая, та, что ходила к своему дяде и может погубить всю его операцию, жива! Кинг поднялся с кресла и выключил телевизор. Он не справился со своей задачей. И нервный срыв, который он испытал по дороге в Нью-Йорк, оказывается, имел под собой почву. Возможно, Хантли и не сказал ничего Элизабет, но риск был слишком велик, и нельзя терять ни минуты. Поэтому он и совершил убийство, чтобы свести на нет этот риск, но запорол все дело. Кинг был так зол, что не сразу даже смог снять телефонную трубку. Он проклинал Элизабет, набирая номер своего запасного агента в Вашингтоне. Операция подготовлена, завтра она будет осуществлена. Все мысли Кинга были сосредоточены на опасности, которая грозит его замыслу, если Элизабет сумеет до утра предупредить полицию о покушении на Джексона. Но даже если она не сделает этого, она посвящена в их план и может показать под присягой, что ее дядя никогда не помышлял об убийстве Регацци. Одного этого достаточно, чтобы заткнуть ей рот как можно быстрее. Он назвал агенту ее имя и адрес. «Срочно, срочно», — кричал он в трубку. Если они не сумеют сделать это быстро, вся ответственность ляжет на них. Через два часа его здесь уже не будет.
