Эвелин Энтони - Наемник
— Нет, это мое дело. — Элизабет зажгла сигарету и села на единственный стул. — Наша разведка уже занимается этим. Они узнали, что Эдди Кинг — агент коммунистов. Вот на кого ты работаешь — на коммунистов.
— А как же твой дядя?
— Он не знает правды, и они используют его. Но он тоже не лучше. Это он платит тебе. Убить человека для него тоже ничего не значит. — Элизабет встала, протянув к нему руки, но Келлер не тронулся с места.
— Ну ладно, тогда я тебе расскажу все, — сказала Элизабет. — Если деньги не могут заставить тебя отказаться от участия в деле, то, может быть, тебя убедят мои слова. Ты никогда не получишь обещанных денег. Как только ты убьешь Джексона, тут же убьют и тебя, как ненужного свидетеля. И это еще не все. Они, кажется, убили в Бейруте твою девушку.
Келлер подскочил к Элизабет со стремительностью зверя, бросающегося на свою жертву. Он схватил ее за плечи и потряс.
— Соуху! О чем ты говоришь? Что случилось с Соухой?
— Пусти, мне больно, — спокойно сказала Элизабет. — Я тебе сейчас все объясню. Ее задушили, а другого человека вместе с семьей взорвали в его машине. Он работал в аэропорту, какой-то, кажется, коммерсант.
— Это Фуад, — сказал Келлер. — Фуад Хамедин. Откуда ты знаешь, что это Соуха? Кто тебе сказал?
— Мой бывший любовник, Питер Мэтьюз. Он работает теперь в ЦРУ, американской разведке, и он встретился со мной. Хотел разузнать об Эдди Кинге. Я обещала последить за ним и сообщить. Мэтьюза я видела сегодня утром. Он мне и сказал об этих убийствах. Сказал, что девушку звали Соуха. У нее оказался большой счет в банке. И у того коммерсанта тоже. Мэтьюз говорит, что так всегда поступают — в первую очередь убирают маленьких людей, чтобы не оставалось следов. И с тобой они собираются разделаться так же.
— Коммерсант — это, конечно, Фуад, — бормотал Келлер, — значит, девушка — моя Соуха. Я оставил ей десять тысяч долларов перед отъездом. Думал, если не вернусь, она будет обеспечена. — Келлер сел на кровать, зажав руки между коленями. — Я найду тех, кто это сделал, и убью их.
— У тебя не будет такой возможности, — сказала Элизабет. — Весь заговор может провалиться. Стоит мне только рассказать Питеру Мэтьюзу, что я знаю, и всех арестуют. Но я сделаю это завтра, после того, как ты уедешь.
Келлер не слушал ее. Соуха погибла. Ее задушили, как сказала Элизабет. Он мог себе представить, как это произошло. Он знал профессиональных убийц — арабов, которые действовали с помощью узловатых шнуров. Келлер не плакал с тех пор, как ребенком жил в сиротском приюте. Как ему хотелось схватить за горло этого убийцу и душить, и душить его, как он удушил своим шнуром Соуху. Значит, они убили ее и Фуада тоже. Он однажды видел его жену и упитанных избалованных ребятишек. Взорвались в машине.
Очень ловко подстроено. Сразу видно, работали профессионалы. И с ним они разделаются так же надежно, как только он выйдет из собора. А может и раньше...
— Ты можешь улететь сегодня же, — говорила Элизабет. До сих пор она держала себя в руках. Убеждала его спокойно, нежно и решительно. Она исчерпала все свои возможности, но, кажется, так и не убедила его. Он даже не слушал, что она говорит.
— Ты сказала, что знаешь все об этом заговоре? — Келлер взглянул на нее. Глаза у него запали. — Но ты ошибаешься. Ты не знаешь одной вещи. Вернее, двух. План этот не провалится, потому что он будет осуществлен завтра утром. И убит будет не этот Джексон, о котором ты все твердишь, а кардинал Регацци.
— Не может быть! — вскрикнула Элизабет. — Дядя сказал, что это Джексон! Он не убил бы кардинала! Он не хочет, чтобы Джексон стал президентом...
— Значит, этот мистер Кинг заставляет его оплачивать совсем не то убийство, — медленно сказал Келлер. — Вот, взгляни. — Он протянул ей план. — Твои коммунисты хотят убрать именно кардинала. Мне он показался хорошим человеком. Может быть, поэтому он им и не нравится. — Келлер неожиданно согнулся, и Элизабет услышала какие-то странные звуки.
— Зачем ее-то убили? Ведь она не знала ничего и никому не могла бы ничего сказать. Ей-то за что такая смерть?
Элизабет встала и подошла к Келлеру. Сев рядом с ним на постель, она обхватила его руками.
— Я не знала, что ты любил ее, — тихо сказала она, и какое-то горькое чувство сжало ей сердце. — Мне так жаль, что пришлось сказать тебе об этом. Повернись ко мне, дай мне тебя утешить.
— Мне очень жалко ее, — наконец сказал Келлер, разрешая Элизабет обнимать себя. — Я хотел позаботиться о ней, потому что она мне верила. От жизни она получала одни пинки. Я оставил ей деньги, паспорт. Думал, доброе дело делаю, а принес ей только несчастье. У нее ничего не было в жизни.
— У нее был ты, — задумчиво сказала Элизабет. — Наверное, это все, что ей было нужно. Так же, как мне.
Келлер повернул голову и взглянул на нее. Ей показалось, что с тех пор, как она вошла в эту комнату, он постарел. Морщины вокруг глаз и рта стала глубже.
— Тебе? Что могу дать я такой женщине, как ты? Соухе я мог дать вещи, которых у нее никогда не было. А у тебя они есть с самого рождения. — Он не упрекал ее, просто констатировал факт.
Глаза Элизабет застлали слезы.
— Но я тебе уже сказала, я люблю тебя. Ты говоришь, что ничего не можешь дать мне. Разве ты не понимаешь, какое это счастье — быть любимой и любить так, как ты меня научил? Бруно, посмотри на меня, послушай! Я не знаю, есть ли разница между твоей Соухой и мной. Может быть, она не так велика, как ты думаешь. Я знаю только одно: ты значишь для меня больше всего на свете. Без тебя я и жить не хочу! — Элизабет взяла свою сумочку и трясущимися руками нашарила в ней сигарету. — Даже когда я узнала, что ты приехал сюда для того, чтобы за деньги убить человека, мои чувства к тебе не изменились. Мне было все равно, дорогой, совершенно безразлично. Единственное, чего я хочу — это спасти тебя и быть с тобой вместе.
— Это невозможно, — сказал Келлер. — И ты это знаешь. Если я не сделаю, что мне велено, они убьют меня. А если сделаю... ты лучше меня знаешь, что меня ждет. Выхода для нас с тобой нет. — Келлер крепче обнял ее. — И не может быть в таком грязном деле. Мне не следовало забывать — мое место на самом дне жизни. И нечего было высовываться.
— Твое место со мной рядом! — горячо воскликнула Элизабет. — Ты не знал в жизни счастья, ты мне сам говорил. А сейчас у тебя есть возможность быть счастливым. Дорогой, мы можем уехать прямо сейчас. Уйдем отсюда, поедем в аэропорт Кеннеди и через два часа уже сможем лететь в любой конец земного шара. Ты ведь не совершил никакого преступления. У тебя есть паспорт. А у меня — деньги. Бруно, умоляю, уедем со мной!
Келлер ничего не ответил, только крепче прижал ее к себе. Он никогда не верил, что она любит его, хотя она и говорила об этом раньше. Как может любить его такая богатая женщина, у которой есть все и которая может выбрать любого мужчину, кого только захочет. Другое дело — та несчастная бездомная девчонка в Бейруте, потерявшая сознание от голода. У нее были основания любить мужчину, который дал ей кров и пищу и ласково обращался с ней. Элизабет плакала. Келлер часто видел, как плачут женщины. В деревнях они оплакивали своих близких, погибших в жестокой войне; проститутки плакали, боясь расправы за то, что обкрадывали своих клиентов. Слезы не трогали Келлера. Но видеть, как плачет Элизабет, ему было невыносимо. Он повернул ее к себе лицом и отшвырнул недокуренную сигарету. Поцеловал, нежно погладил по волосам своей сильной рукой.
— Перестань. Я не люблю, когда ты плачешь. Не надо плакать из-за меня.
— Уедем со мной, — просила его Элизабет. — Без тебя они не смогут совершить это убийство.
— Если не я, то это сделает кто-то другой. На свете полно людей, кто за пятьдесят тысяч долларов убьет кого угодно. Если я скроюсь, их это не остановит. И не вернет Соуху или детей Фуада.
— Да, их уже ничто не вернет, — тихо сказала Элизабет. Она держалась с трудом. Ей не удалось убедить его. Но почему? Почему он не хочет бросить эту ужасную затею и уехать с ней? А потом, когда он будет в безопасности, она расскажет Лиари все. И тогда кардинал будет спасен, а Кинга арестуют, и может даже и ее дядю. Ей было безразлично, что станется с другими, лишь бы спасти Келлера. Если все это — настоящая любовь, то какое счастье, что она случается только раз в жизни...
— Но ты не убьешь кардинала?
Келлер взглянул в заплаканное, полное отчаяния лицо Элизабет:
— Нет. Кардинала — нет. Это я тебе обещаю. Они заплатили мне половину. Принесли сегодня утром. А почему твой дядя хочет убрать этого Джексона?
— Ой, дорогой, не знаю. Какое это имеет значение? Дядя говорит, что он погубит Америку, если станет президентом. Начнутся расовые беспорядки, забастовки... всякие беды. Но какое нам до этого дело?
— Но это на руку твоему приятелю Кингу, а? Подорвать твою страну изнутри?
— Бруно, о чем ты думаешь? Бруно... — в отчаянии воскликнула Элизабет, поняв, в каком направлении работают его мысли. — Выбрось это из головы. Какое тебе дело до американской политики? Это тебя никак не касается. Или нас с тобой. Есть ЦРУ, полиция. Вот пусть они и занимаются всем этим. А не ты. Не ввязывайся в эту безумную затею, в которой ты даже ничего не понимаешь.
