Йоханнес Зиммель - В лабиринте секретных служб
— Тогда вы всю жизнь совершали преступления.
В последний момент Бастиан вспомнил инструкции Шанталь и спрятал свои кулаки за спину, чтобы они самопроизвольно не натворили чего-либо нежелательного.
— А как бы вы приготовили утку, месье Хунебелле? — голос его звучал сдавленно и приглушенно.
— Разумеется, только по-пекински, так как приготовление с ананасами и специями не только не изменяет вкуса утки, но и подчеркивает его.
— Смешно! Лучше нет жареной утки!
— Это потому, что вы не обладаете культурой еды. Джентльмены предпочитают утку по-пекински.
— Послушайте, что вы хотите этим сказать? — начал Бастиан, но был прерван маленьким доктором.
— Что случилось, Бастиан, о чем спор? У нас же две утки. Пусть каждый приготовит по-своему, тем более что у меня работы еще на несколько часов.
— А, ты предлагаешь кулинарное соревнование?
— Правильно, я буду судьей, — предложил малыш, уходя.
Бастиана стал разбирать смех.
— Вы согласны? — обратился он к Томасу.
— Конечно, но мне нужны ананасы, грибы и рис. Из соседней комнаты послышался голос доктора.
— Спуститесь к Генри, у него есть все. — Доктор захлопал в ладоши. — Теперь я научу вас, вы — меня. К оружию, граждане!
Через некоторое время работа закипела. Бастиан натер свою утку чесноком, начинил кислой капустой и засунул в духовку. Томас отделил ножки, крылышки и, сложив их вместе с вычищенными потрохами, поставил варить крепкий бульон. Пока варился бульон, он пошел взглянуть на работу маленького мастера в лаборатории.
Доктор Буле изготовил в семи формах семь золотых ванн с тонкими стенками и заполнял первую расплавленным свинцом, объясняя Томасу: «Свинец должен остыть. Теперь только одна сторона слитка осталась открытой. На нее кладут пластинку асбеста, чтобы свинец не расплавился вновь, придя в соприкосновение с жидким золотом. Эта пластиночка играет очень важную роль при изготовлении поверхности слитка, на которую обращает внимание любой специалист».
Томас пошел на кухню посмотреть бульон, разрезал утку на кусочки и возвратился в лабораторию. Доктор расплавил золото и выливал его на пластинку в ванне, приговаривая при этом: «Надо ждать, пока не исчезнет пена. Золото осядет само. На краях должен остаться маленький бортик. А теперь, пока металл не остыл, — печать, которая удостоверяет все и чистоту золота».
— Бастиан, какую печать надо ставить? — спросил он.
— Лионский монетный двор, — ответил Бастиан, поливая свою утку вытопившимся жиром.
— Отлично! У меня обширная коллекция печатей монетных дворов и банков, — сказал Томасу доктор, показывая ему свое собрание. Доктор взял соответствующий штемпель, изготовленный из линолеума, обмакнул его в оливковое масло и быстро приложил к еще мягкой по верхности слитка. Раздалось шипение, показался огонь, и доктор мгновенно отдернул руку. На слитке появился от тиск, точно такой, какие выбивали на монетном дворе в Лионе.
— Пепел, остатки масла я оставлю, — сказал доктор, — настоящие слитки тоже не очищают.
— А если обнаружат подделку? — спросил Томас.
Практически невозможно, — покачал головой Буле, — свинцовое ядро со всех сторон залито трехмилли метровым слоем золота. Покупатель проверяет подлинность кислотой и камнем. Камнем царапает по слитку, на камне остается полоска золота. Эту полоску проверяют кислотой различной концентрации и таким образом устанавливают пробу золота. Если золото остается на камне после применения самой концентрированной кислоты, — значит, это проба девятьсот девяносто девять и девять десятых. Именно такая у нас и есть! — Вдруг доктор стал принюхиваться. — Матерь Божья, как пахнет! Это ваша или его утка?
К обеду господа приступили часом позже. Ели молча, сначала жареную утку, потом утку по-пекински. Рядом остывали три первых слитка. Покончив с едой, Бастиан вытер рот и посмотрел на маленького доктора.
— Итак, Рене, какая лучше?
Доктор с несчастным видом смотрел на обоих поваров — на Бастиана и Томаса, на Томаса и Бастиана. Огромные кулаки Бастиана сжимались и разжимались. Наконец доктор пробормотал:
— Видите ли, это невозможно сказать в двух словах. С одной стороны, твоя утка, Бастиан, а с другой, конечно…
— Да, да, — перебил его великан, — ты уже наделал в штаны со страху, что я тебя пришибу. Я сам рассужу! По-пекински была лучше! — Он ухмыльнулся и хлопнул Томаса по спине. — Я старше, и я предлагаю перейти на «ты», зови меня Бастиан.
— А ты меня — Пьер!
— Пьер, я был всю жизнь дураком с моей жареной уткой, почему я не встретил тебя раньше. Знаешь ли ты еще кухонные рецепты?
— Да, несколько, — скромно ответил Томас. Бастиан засиял. Он смотрел на Томаса с симпатией и уважением. Его обжорство победило его же ревность.
— Пьер, знаешь, что я думаю? Это начало доброй дружбы между нами.
Бастиан был прав. В 1957 году на вилле, расположенной на Цициленаллее, эта дружба была свежа и крепка, как и в этот первый день. За 17 прошедших лет многие сильные мира сего испытывали страх перед этой дружбой.
— Твоя утка, Бастиан, была хороша, — сказал Томас. — Правда, хороша. Я приготовил еще десерт. Угощайтесь, но сам не могу съесть ни кусочка. Если это сделаю — буду мертвым.
Пророческие слова…
«Кёльн, 4 декабря 1940 года.
От: Абвер. Кёльн.
Кому: Шефу абвера, Берлин.
Секретно.
№ 135 892 (С).
Возвратившись из Лиссабона, почтительно доношу, господин адмирал, о смерти агента-двойника и предателя Рейха Томаса Ливена, он же Жан Леблан.
17 ноября 1940 года в 9.55 (местного времени) Ливен был застрелен во дворе дома 16 на Рио до Поко дель Негрос. В момент убийства он был замаскирован под Лазаря Алькобу, с которым находился в тюрьме. Несмотря на то, что португальские власти делали все возможное, чтобы скрыть происшествие и его детали, мне удалось установить, что Ливен был убит наемным убийцей, оплаченным британской разведкой. Как вы уже знаете, господин адмирал, Ливен продал фальшивые списки французской агентуры и англичанам.
Я сожалею, что мне не удалось доставить его живым в Рейх.
Хайль Гитлер!
Фриц Лооз. Майор, руководитель абверштелле. Кёльн»
Часть 2. Во главе гангстеров Марселя
6 декабря 1940 года после полудня господа Хунебелле и Фабре нанесли визит адвокату Жаку Берго, проживавшему в гостинице «Бристоль», который принял их в салоне занимаемого им апартамента.
Французский покупатель, находящийся на службе гестапо, был в голубом халате, в кармане которого торчал шелковый платочек. От купца пахло освежающим одеколоном. Он запротестовал при виде Бастиана:
— Что это означает, месье Хунебелле? Я не знаю этого господина и хочу иметь дело только с вами!
— Этот господин мой друг, и поскольку со мной большие ценности, с ним я чувствую себя в безопасности.
Адвокат согласился, его девичьи глаза вегетарианца, некурящего, врага женщин разглядывали элегантного Томаса. Наконец, он сообщил:
— Мой друг, к сожалению, в отъезде. «Как удачно», — подумал Томас и спросил:
— Куда же он выехал?
— В Бандол. — Берго сложил свои губки, как будто собрался свистеть. — Он купит там большую партию золота и валюты.
— Понимаю, — ответил Томас и дал знак Бастиану. Бастиан поставил на стол чемоданчик и, открыв замки, откинул крышку. Внутри лежали семь слитков золота. Берго стал их внимательно рассматривать. Прочитал штамп — «Монетный двор. Лион». Томас незаметно подал Бастиану знак.
— Мог бы я вымыть руки? — спросил он.
— Ванная напротив, — ответил Берго.
Бастиан направился в ванную, в которой находилось множество флакончиков, баночек с мазями и кремами. Он открыл кран с водой, вышел в коридор, вынул ключ, торчавший в двери, достал из кармана коробочку с воском и вдавил в него ключ с обеих сторон и конца. Затем вставил ключ в замок, а коробочку с отпечатками спрятал в карман. Берго в это время начал проверять качество слитков. Он действовал точно так, как предсказывал маленький зубной врач, используя масляный камень и соляную кислоту различной концентрации.
— Все в порядке, — констатировал он после проверки седьмого слитка. — Но что же мне делать с вами?
— Не понял, — ответил Томас, облегченно вздыхая, увидев входящего в комнату Бастиана.
— Видите ли, я должен представить отчет тем, по поручению кого я действую. Мы ведем списки наших клиентов.
Сердце Томаса забилось сильнее. Именно эти списки он и искал! Имена и адреса коллаборационистов в неоккупированной части Франции, людей, продававших гестапо Родину, а заодно и своих соотечественников. Между тем Берго продолжал:
— Разумеется, мы не принуждаем никого давать свои данные, однако нам хотелось бы их иметь. Тем более, если вы в будущем будете иметь с нами дело, пожалуй, было бы целесообразным сообщить нам определенные данные о себе абсолютно доверительно.
