Сергей Донской - Сотрудник отдела невидимок
– Вы уверены?
– Почти.
– У него случился припадок? – продолжала допрос аптекарша.
– Сегодня утром он упал на пляже, – вздохнул Юрьев. – Брякнулся на песок и закатил глаза. Мне едва удалось привести его в чувство.
– Погодите, погодите. Не стоит драматизировать. Это мог быть тепловой удар. Или солнечный. Сколько лет вашему дяде?
– Пятьдесят пять, – брякнул Юрьев.
– Судороги были? – быстро спросила аптекарша.
– Даже не знаю. Я так испугался.
– Вот что, езжайте в больницу. Проконсультируйтесь с врачами, положите дядю на обследование. Если у него действительно эпилепсия, то одними таблетками от нее не отделаешься. – Аптекарша развела руками. – Фармакология в данном случае бессильна. Почти.
Знала бы она, какая ответная мысль пронеслась в голове якобы несчастного племянника! «Вот и чудесно, – подумал Юрьев. – Надеюсь, однажды Казаев окочурится во время припадка. Чем раньше, тем лучше. Туда ему и дорога».
– В больницу? – переспросил Юрьев. – Нет, это невозможно.
– Почему? – удивилась аптекарша.
Импровизация родилась на ходу.
– Понимаете, дядя приехал отдыхать с невестой. Сам он не молод, а ей нет тридцати.
– Не такая уж большая разница в возрасте.
– Дядя так не считает, – уныло произнес Юрьев. – Он не хочет, чтобы будущая жена знала о его болячках. Он сказал мне: Иван…
– Вас зовут Иван? – выгнула бровь аптекарша. – Я Виктория. Знаете, как это переводится с латыни? Победа.
– А как переводится «эпилепсия»?
– Хм… Эпилепсия, эпилепсия… Слово явно греческого происхождения. Впервые описана Гиппократом как недуг головного мозга и названа им «священной болезнью».. Но перевод… – Аптекарша пощипала себя за мочку уха. – Нет, не припоминаю. Во всяком случае, на языке современной медицины эпилепсией именуется хроническое полиэтиологическое заболевание, проявляющееся судорожными припадками, психическими расстройствами и характерными изменениями личности.
Юрьев нахмурился:
– Дядя сказал мне: прошу тебя, племянник, выясни симптомы этой проклятой болезни и расскажи мне, чтобы я решил, как быть дальше.
– Я не специалист, – заколебалась аптекарша.
– К специалистам обратимся, если симптомы подтвердят дядины подозрения.
– Он мог бы прийти сам…
– Нет, – сказал он. – Невеста не отпускает его ни на шаг. Влюблена в дядю, как кошка.
Аптекарша хмыкнула:
– Сколько, вы говорите, ему лет?
– Пятьдесят.
– А не пятьдесят пять?
– Я имею в виду, что дядя выглядит на пятьдесят лет, – нашелся Юрьев. – Даже на сорок, когда ведет здоровый образ жизни. Свой истинный возраст он скрывает от невесты. Цифра 55 – под секретом.
Аптекарша понимающе кивнула. Ей определенно понравилась мысль о том, что у нее появились общие секреты с сильным, загорелым мужчиной, столь трогательно заботящимся о своем больном дядюшке. Предложив ему присесть на кресло возле журнального столика, она приступила к консультации.
2
Никто не мешал беседе. Туристы не спешили подхватывать простуду, понос и обзаводиться солнечными ожогами. Они проходили мимо витрины аптеки, не останавливаясь и не поворачивая голов. Машинально поглядывая на каждого, кто оказывался в непосредственной близости от стеклянной двери, аптекарша заговорила:
– Ну, во-первых. Настроение больных эпилепсией подвержено частым колебаниям – от угрюмо-раздраженного, желчного и неприязненного до возбужденного, повышенного, беспечного.
– От чего зависят эти колебания? – поинтересовался Юрьев.
– Трудно сказать, – ответила аптекарша. – Смены настроений происходят как спонтанно, без видимых причин, так и под влиянием каких-то событий. Дело в том, что эпилептики очень обидчивы, подозрительны и мнительны. И почти каждый обладает каким-нибудь талисманом, какой-нибудь игрушкой, которая помогает ему справляться с недугом. Это может быть любимая чашка, трубка, настольная книга. Даже живое существо.
– Например, кошка?
– Или женщина, – улыбнулась аптекарша.
Сидя в соседнем кресле, за время короткой беседы она успела трижды сменить положение ног, забрасывая то левую на правую, то наоборот. Как тут не вспомнить «Основной инстинкт» с Шерон Стоун в главной роли? Юрьев вспомнил. Философски подумал, что время не щадит ни голливудских кинозвезд, ни болгарских фармацевтов, ни сотрудников секретных служб, ни подружек террористов…
Стоп! Внутреннее зрение высветило стоп-кадр: палуба яхты, залитая солнечным светом, в шезлонгах сидят мужчина с седой бородкой и девушка с обнаженным животом. Наряд восточной танцовщицы, как заметила Агата.
– Женщина? – переспросил Юрьев.
– Если ваш дядя влюблен в невесту, – пояснила аптекарша, – то он должен безумно ревновать ее и требовать, чтобы она постоянно находилась рядом.
– Такое за ним водится.
– Это обычная манера эпилептиков. Им необходима постоянная поддержка близких. Долгое отсутствие жены, скандал, выяснение отношений – все это может спровоцировать припадок.
– Отлично! – воскликнул Юрьев.
– Что же здесь хорошего? – удивилась аптекарша.
– Я имею в виду привязанность невесты к дяде. Они постоянно вместе. Как голубки.
– Да, настоящая идиллия. А вы женаты, Иван?
– Я? Разумеется.
– А вот я, – многозначительно произнесла аптекарша, – а вот я не замужем.
– У вас все впереди, – сказал Юрьев.
– Вам кажется, что я молодо выгляжу?
– Честно?
Аптекарша сглотнула и, поколебавшись, отважно тряхнула кудрями:
– Честно.
– Вы уже далеко не девушка, – медленно произнес Юрьев. – Вам тридцать лет, а может, даже все тридцать три.
Услышав эту сладкую ложь, аптекарша расцвела, как майская роза, и замахала руками в притворном негодовании:
– Какой вы бестактный, Иван! Разве можно напоминать женщине о ее возрасте?
– Вы сами предложили.
– Мне не тридцать, – загрустила аптекарша, опустив трепещущие ресницы, – и даже не тридцать три. – Она вскинула взгляд на Юрьева, желая увидеть его реакцию. – Мне целых тридцать четыре года. – Она помедлила и добавила: – С половиной.
«Плюс десять-пятнадцать лет, о которых ты позабыла, – подумал Юрьев. – Не беда. Рад, что моя маленькая ложь доставила тебе столько много радости».
– Мы почти ровесники, – произнес он. – Но давайте обсудим это как-нибудь в другой раз, в более располагающей обстановке. Сейчас я слишком обеспокоен состоянием дяди. – Давая понять, насколько велика его тревога, Юрьев испустил тяжелый вздох.
– Да, да, я понимаю, – спохватилась аптекарша. – Извините, что отвлеклась. На чем мы остановились?
– На том, что у многих эпилептиков есть свой талисман, свой фетиш.
– Ах, да. Эта особенность вызвана легким помрачением рассудка больных. У них отмечаются заторможенность мыслей, трудность или невозможность сосредоточить внимание, снижение работоспособности. – Аптекарша грациозно сменила положение ног. – Мышление больных эпилепсией имеет ряд специфических черт. Наиболее характерны зацикливание на малозначительных деталях при неспособности выделить действительно важное. В чем-то они как дети. Любят сказки, безделушки, часто держат при себе мягкие игрушки.
«И боевиков, – безмолвно уточнил Юрьев. – Беспощадных головорезов, на счету которых десятки загубленных жизней».
– Речь эпилептиков, – продолжала аптекарша, – зачастую бедна словами, постоянно сопровождается возвратами к уже сказанному. Она нередко пестрит витиеватыми, банальными выражениями. Речь может быть певучей, сопровождаться патетическими интонациями.
– Дядя любит поговорить, – сказал Юрьев. – Но особой певучести за ним не наблюдается. А сегодня утром он вообще молчал, как в рот воды набрал. Молчал-молчал и упал. Глаза закатились под лоб, сам бледный.
– Так-так, – сказала аптекарша, вошедшая в роль медицинского светила. – Молчал, говорите?
– Угу. Как рыба.
– Настораживающий факт. Как я уже отмечала, при сумеречном помрачении сознания отмечаются расстройства настроения, которые крайне интенсивны. Чаще это страх, достигающий в ряде случаев степени ужаса… Злоба, ярость, экстаз, сменяющие друг друга на протяжении короткого периода времени.
– Невменяемость?
– В момент приближения кризиса – да, – согласилась аптекарша. – При сумеречном помрачении сознания и при эпилептическом онейроиде ступор сопровождается психопатологическими расстройствами.
– Какими? – осведомился Юрьев, решивший не вникать в суть термина «онейроид».
– Бред, аффект, галлюцинации, психозы. Рецепторный ступор, понимаете?
– Угу. Сколько же он длится, этот самый рецепторный ступор?
– По-разному. От нескольких минут до нескольких дней. Амнезия при этом может быть полной или частичной.
«Лучше полной, – решил Юрьев. – И затяжной. Такой, чтобы Казаев больше никогда не очухался».
– В любом случае, – подчеркнула аптекарша, – больного в кризисном состоянии ни в коем случае нельзя оставлять одного.
