Сергей Костин - Туман Лондонистана
Кто же тогда мог предположить, как все обернется?
Похищенные
Напоминаю, мы с Лешкой Кудиновым были заперты в какой-то слесарной мастерской. Не воспользоваться этим обстоятельством для людей, скованных наручниками и находящихся в смертельной опасности, было бы просто экстравагантно. При этом конструкция, к которой мы были пристегнуты, была не только неподъемной, но и несдвигаемой.
А соблазнов вокруг было хоть отбавляй. Ну ладно, сверлильный станок далековато стоит, да и запустить его бесшумно не удастся. Две пилы по металлу — такие гнутые красные трубки с лезвием посередине, почему-то закрепленным только одним концом — висели на крюке еще дальше. Но вот на верстаке сразу за тисками среди металлических обрезков лежит напильник. Немного ржавый и без ручки, с торчащим тупым острием, если можно так выразиться. Но в тот момент он казался мне прекрасным, как чертеж Леонардо да Винчи.
Чтобы завладеть им, мне не хватало сантиметров сорок. Двадцать до края верстака и столько же до самого напильника. Однако шанс все же был.
Дело в том, что в конструкции, к которой мы были прикованы, второе кольцо наручников продевалось в проушины, симметричные с каждой стороны. Лешку примкнули за крайнюю проушину справа. Она была длиной с полметра, так что он пользовался относительной свободой перемещения. Однако ему она была ни к чему: его часть мастерской была пустой, если не считать той стремянки, которая падала на меня в фургоне, и пары пузатых пластмассовых ведер с краской. Кудинову удобнее было только смотреть в окно, на летное поле.
Мои же наручники зацепили за проушину слева, со стороны верстака и окна, выходящего на бытовки. Но не за крайнюю, а за предпоследнюю. Это было просто круглое отверстие, не дававшее никакого хода. Наверное, так получилось случайно. Однако если бы меня пристегнули, как Кудинова, только с другой стороны, я, изловчившись, возможно, сумел бы дотянуться до напильника.
Мы обсудили эту возможность с Лешкой. И еще другие варианты, если эти ребята допустят оплошность.
Звонка, чтобы вызвать похитителей, у нас не было, поэтому я постучал наручником по железяке. Полой она не была, так что звук оказался слабым. Однако его услышали.
Они вошли оба, и рыжеволосый, и рыжезубый, как Кудинов их обозначил. У рыжезубого в руках опять был «магнум».
— Мне надо в туалет, — заявил я.
— И я тоже готов за компанию, — поддержал меня Лешка.
Похитители обменялись досадливыми взглядами.
— Не надо было давать им пива, — проворчала рептилия.
Рыжеволосый только вздохнул.
— Я, конечно, могу сделать это и здесь, — подтолкнул их к правильному решению я.
— Ладно, — сказал рыжий. — Только…
— Договорились, без геройства, — выставив вперед ладонь, благодарно завершил фразу я.
Ребята действовали грамотно. Рыжезубый с пушкой встал наискосок — так, чтобы, когда мою вторую руку отстегнут, я не смог бы схватить его напарника и загородиться им. И от Кудинова он был на расстоянии, достаточном, чтобы тому не удалось подсечь его ногами и выхватить пистолет.
Стоит рискнуть? Как только рыжий освобождает левую руку, я правой хватаю его за горло. И что толку? Я целиком перекрою рыжеволосого своим телом, и рептилия сможет спокойно стрелять. Хватка, кстати, у этого рыжего была крепкой, даже очень. Это только считается, что самые сильные люди — это молодые качки, у которых рука с мою ляжку. Сорокалетние мужики, жилистые, поджарые, им не уступят.
По всем этим причинам я послушно поднес освобожденную левую руку к правой и позволил защелкнуть на себе наручники. Все равно процедура показалась похитителям опасной.
— Предупреждаю, если что пойдет не так, я пристрелю не только тебя, но и твоего друга, — сказал рыжезубый, качнув пистолетом в сторону Кудинова.
Это как раз то, на что Лешка надеется при плохом раскладе.
— А вот это пожалуйста, — заявил я. — Никакой он мне не друг, просто товарищ по несчастью. Хотя я, конечно, сожалею, что один из нас случайно влип из-за другого.
На улице оказалось прохладнее, чем я ожидал. Или просто мы привыкли к парилке, в которую на солнце превратился наш ангар. Летное поле по-прежнему было пустынным. Возможно, его намеревались распахать под брюссельскую капусту или под ячмень, чтобы варить душистый английский эль. Так я себя настраивал в позитивном ключе.
Нетвердо ступая затекшими ногами, я доковылял до желтеющей старой липы на краю дороги. Завидев людей, стая ворон с карканьем полетела к нам от соседнего леска. Вороны же умные птицы, я много раз это замечал. Когда им скучно, они радуются любому развлечению, особенно если можно напроказить. Одна из них пролетела над самой моей головой, я даже почувствовал колыхание воздуха от ее крыльев.
— Сейчас бомбить начнут, — предупредил я своих конвоиров.
То ли похитители и сами знали об этой любимой каверзе ворон, то ли детали несложной операции, которая мне предстояла, их не интересовали, но они отстали. Так что я одним пальцем даже смог удостовериться: вот он, телефончик, лежит на месте, ждет своего часа.
— От шефа новостей нет? — спросил я и демонстративно повернулся к ним лицом, застегивая ширинку. Человек отлить пришел, что такого запрещенного у него может быть в штанах?
— Не торопи события, приятель, — откликнулся рыжезубый. Как-то недобро он это сказал.
Я снова возглавил шествие, на этот раз обратно к сараю. Теперь предстояло самое главное. Встать по отношению к нашей конструкции как-нибудь так, чтобы меня пристегнули к крайней проушине, как Лешку. Грамотно это надо проделать, не нарочито.
— Можно теперь за другую руку? — попросил я рыжего. — Эта уже стерта в кровь.
Что было правдой. Рыжий посмотрел на мое запястье, а я уже подносил правую руку к крайней, длинной проушине. Буду теперь к Лешке больше спиной, но удобство в общении сейчас не главное. Рыжий, славный малый, человеколюбиво отстегнул левое кольцо с моей руки и примкнул его к проушине. К крайней.
Я ничем не выдал своего удовлетворения. Просто уселся на пол и вытянул ноги. Лешка же, увидев, что у нас все получилось, демонстрировал примерное послушание. Да и я, пока Кудинова водили к липе, не сдвинулся ни на сантиметр, чтобы не спугнуть удачу. «Хорошо, что они, похоже, опасным считают только меня, — подумал я. — Даст бог, Лешке удастся отвертеться. Против него ничего нет. Понастойчивее надо, понастойчивее».
Кудинов, как оказалось, действовал в том же направлении.
— Только один звонок, — умоляющим голосом говорил он, когда его вводили в сарай. — Моя жена сейчас же с ума сходит. Клянусь, я скажу ей, что поехал в Гиллингем. Это в устье Темзы, у нас там катер. Я в нем перебираю палубу, и иногда в нем же ночую. И еще я скажу, что аккумулятор в телефоне садится, а зарядник я забыл на работе. Можете пристрелить меня прямо на месте, если я скажу ей что-либо еще.
В какой-то момент мне даже показалось, что похитители готовы были разрешить ему позвонить, настолько Лешка был убедительным в избыточных деталях. Во всяком случае, они переглянулись, советуясь взглядом. Но нет — инструкции насчет пленников явно были другими.
Кудинов был пристегнут за ту же проушину и сел на пол с удрученным видом. В душе-то он, наверное, ликовал — сейчас мы останемся одни и…
И… Рыжий защелкнул кольцо Лешкиного наручника, отошел, окидывая взглядом место нашего заключения, заметил лежащий на верстаке напильник и бросил его в инструментальный ящик, стоящий у самого окна.
В день похищения
1
Тот злополучный день, который вновь соединил нас с Кудиновым, начинался совершенно мирно. Я действительно собирался возвращаться в Нью-Йорк четырехчасовым самолетом «Дельты». Забронировал место по интернету, посчитал, когда мне нужно выехать из «Марриотта» и забрать свои вещи в «Меридьене», чтобы без спешки добраться до Хитроу. Получалось, в половине второго. Час на дорогу с получасовым запасом на непредвиденные обстоятельства, и за час до вылета я в салоне вип-пассажиров. Я всегда перемещаюсь первым классом, а для баловней судьбы все формальности совершаются быстро.
На этот раз Чандра постучалась в мой номер точно как договаривались, без четверти восемь. Я уже успел принять душ, наклеить усы и брови мексиканского охотника за наркоторговцами и, закутавшись в белоснежный махровый халат, застегивал купленный с Раджем временный чемоданчик с каталогами. Мы с Чандрой сказали друг другу «привет», а дальше без единого слова девушка спрятала под простыни на своей тележке коробку с кассетами, а в карман фартука — два конверта, для Мэтью и нее самой. Гонорар плюющегося юнца был, как я и обещал, увеличен вдвое, да и премиальные горничной ее точно порадуют. Чандра этого еще не знала, и тем дороже для меня стала ее улыбка, ослепляющая белизной зубов и бездумной радостью только начинающейся жизни.
