Шамиль Идиатуллин - За старшего
— Каких-то конкретных преступников?
Артем не повелся. Поднял глаза и тяжело пояснил:
— Конкретно тех, кто совершил преступление.
— Ага, — легко согласился Соболев и все-таки уточнил: — То есть личного интереса у тебя нет?
— Денис… У тебя задача какая — меня как-то разоблачить, от дела отпихнуть, еще чего? Это можно проще сделать, без таких вот встреч. Я человек маленький, ты большой.
— Артем. Артем. При чем тут это вообще?
— Ну как при чем — ты ж курсе, что все с Юльки началось и чего у нас там с Юлькой было. Все в курсе. И это правда — у нас с Юлькой было, а у Юльки с Обезьяной не было, бред это, хрень вообще, что бы ни говорили. Вот до того — ладно, неважно. Все мне уже, блин, душу вытерли этими, бляха, вопросами, взглядами своими, сочувствиями. Даже мать Юльки — сперва-то, как на врага, гнала, все такое, а теперь… Да, у меня есть личный интерес. Но он же мне не, ну как это. Не двигает он меня в какую-то сторону от нормального расследования. Кабы двигал — думаешь, Новикова с Газизовым сидели бы и смотрели? Выпнули бы меня куда подальше. С ба-альшим удовольствием, я тебе точно говорю.
Соболев неопределенно пожал плечами. Похоже, склонность Терлеева к необдуманным действиям была преувеличена — ну или вдруг осталась в прошлом. Возможно, вместе с упомянутой Большаковой. И сменилась склонностью к обдумыванию. Во всяком случае, Терлеев после паузы спросил:
— А для тебя идеальная концовка какая?
— Концовка чего? — осведомился Соболев.
— Дела. Этого вот дела.
— Да как и у тебя — найти и наказать виновных.
— Любых?
Соболев, улыбнувшись, откинулся на спинку кресла.
— Или конкретно Глухова и этих его братков? — продолжил Артем.
Соболев привычно придал лицу выражение «Ну хвастайся же, чтоб я мог снисходительно похвалить». В голове загудели колеса.
— Ну, Забыхин там, Филатов тот же самый и так далее. Ты против них копаешь, так? Иначе смысла нет никакого. Все остальное в этом деле вашего интереса не стоит. Вы или за эту бригаду рубитесь, или против нее. Если бы за, все было бы по-другому. Короче, против, так?
Соболев важно кивнул, лихорадочно формулируя ответ, и даже придумал — но решил не торопиться. Пусть Терлеев еще чего выдаст.
Терлеев не подвел:
— А где они остановились, кстати? Ты же в курсе, да? Может, свистнешь? Нам все спокойней будет.
— Я уточню, — пообещал Соболев.
Артем кивнул и снова уставился на костяшки бледных пальцев.
Соболев осторожно спросил:
— А у вас есть уже понятии, как все с Неушевым было? Четко против него работали, с ним втемную сыграли или он подставился, а они воспользовались?
— Да все может быть, — сказал Артем неохотно. — Этих раскрутим — поймем.
— А он пока сидеть будет?
— Кто, Неушев-то? А куда он денется. Будет. А что?
— Ну как. Арест же на этой неделе должен продлеваться. Если все так резко меняется, он ведь и соскочить может.
Артем вздохнул, подцепил пальцем чашку, неровно раскрашенную кофейной пенкой, и сказал, возя донышком по скатерти:
— Так ты из-за Неушева, короче.
Соболев обругал себя и осведомился:
— А ты против?
Артем выпятил губу, подумал и сообщил:
— Да мне все равно — это ж, типа, не мое дело. По этому… сто два — сто одиннадцать,[16] короче, я формально не слежу совсем. Но там все вроде гладко. Так что продлят арест, не беспокойся.
— Так он же не убивал, говорят.
— Он не уверен.
Артем ухмыльнулся, остановил чашку и поднял глаза. В глазах была чистая серая злоба.
— Не уверен, а? Прикинь. Двум бабам бошки в брызги, как тыквы, — а он не уверен. Тварь.
Соболев помедлил, но все-таки спросил:
— А ты уверен?
Артем обмяк и снова принялся наблюдать за фарфоровым танцем. Сказал неохотно:
— Да похер разница — уверен, не уверен, он, не он. Кабы не он, они жив-здоровы были бы. Это стопудово.
— Несмотря на Глухова с Филатовым?
Артем резко остановил чашку, но ответил по-прежнему вяло:
— Да кто его… Может, и нет. Если бы они вариант без Юльки нашли. Хотя вряд ли — там ведь все с Сочи шло.
Не переспрашивай, велел себе Соболев. Слушай. Сам все скажет.
Терлеев сам все сказал:
— Ну да, по ходу, без вариантов. Осталось понять, чего Неушев рыдает и кается. Каждую ночь, говорят. А на допросах молчит. Адвокаты у него вешаются уже, второй грозится уйти, невозможно так, говорит.
Он поднял голову и устало пожаловался:
— Башка не варит. Два и два сложить не могу.
— Знакомо, — сказал Соболев и с силой растер лицо, а потом затылок.
Артем неожиданно уставился в Соболева, в самое глазное дно. Радужка у Терлеева была почти белая, а зрачки как стволы.
— Слушай, — прошипел он. — Ты же москвич, ушлый и вообще. Ты скажи, ведь бывает такое, чтобы человек лежит-лежит, а потом раз — встал, и нормальный? Я понимаю, не бывает, это в кино, Сигал там десять лет в коме лежал, потом встал и всех порвал, в сериалах, все такое, — но вдруг бывает, а?
Соболев неопределенно кивнул и спросил:
— А может, доктора какого надо? Я бы попробовал…
— Да чего доктор, — тоскливо оборвал Артем и опять уронил взгляд в чашку. — Током он ее будить будет, что ли? Там по докторской линии, сказали, все, что можно, сделано, и по пределу. Ей даже горло не разрезали — обычно дырку делают, чтобы легкие чистить, а наши обходятся пока как-то. Говорят, дальше или очнется, или не очнется. Пятьдесят на пятьдесят, блин.
Он криво ухмыльнулся и добавил:
— Только каждая неделя — это минус процент не в пользу того, что очнется. Спящая красавица, блин. Она же как в жизни сейчас, понял? Даже красивей. Спокойная такая, белая. Загар сошел и…
Терлеев, не поднимая головы, судорожно уткнулся в давно опустевшую чашку. И глухо, в чашку, спросил:
— А чего тебе Неушев?
— Долгая история. Он как таковой не сильно ценность какая, но на него завязано там кое-что…
Грохнуло. Артем подскочил и развернулся, Соболев вытянул голову. В дальнем углу топтались три, нет, четыре человека — один вроде ромашки собирал, остальные советы давали. Понятно: официант нес поднос, а клиенты подрезали. Бывает.
Артем, успокоившись, плюхнулся на стул, прищурился, вспоминая, и сказал:
— А, ну да. Оборонные дела. Понял. Ну что, просим счет?
— Ага, — сказал Соболев, задирая руку. — Ты мне в двух словах скажи, что вы по Глухову накопали.
— Смысл?
— Ну надо мне. Я по официальным каналам к вечеру данные получу, а время, сам понимаешь… В долгу не останусь.
Артем прищурился, но кивнул и коротко, но толково рассказал про прибывшую в Чулманск четверку, неизменно возникавшую в похожих обстоятельствах.
— Спасибо, — сказал Соболев. — За мной не… Спасибо. Не-не, это мне.
Он ловко увел от руки Артема узкую кожаную папочку, поданную официантом. Вернее, официанткой — той самой, чернобровой.
Соболев улыбнулся ей и сказал:
— Милая, вы вернулись.
Чернобровая засияла, кивнула и собралась красиво удалиться.
— Ой, постойте, — торопливо сказал Соболев. — Я прямо сейчас, погодите минутку, ладно?
Он глянул в счет, поразился его малости, вложил в папочку удвоенную сумму — все равно сдачи не было, — и протянул чернобровой, заговорщицки шепнув:
— А с дядькой тем можете не делиться.
— Простите?
— А, забудь. Спасибо, было очень вкусно.
— Вам спасибо, — сказала девушка и удалилась. Красиво, как и ожидалось.
Я женатый офицер и суперагент под прикрытием, напомнил себе Соболев, пожимая руку Артему, который сказал, что зависнет еще минут на десять.
Напоминание оказалось своевременным, но почти бесполезным.
ГЛАВА 2
Чулманск.
Михаил Шелехов
Лысый влупил так, что Миша силой удержал себя от гонки преследования, которая сдала бы преследователя сразу. Вышел лысый на крыльцо, почесал свое лицо. Не лицо, конечно, а лысину, и не почесал, а растер, торопливо натянул шапку, поежился — и влупил, почти не оскальзываясь на паршиво убранных и не слишком удобренных песком тротуарах.
А Мишины исключительные подошвы скользили. Наплевательски канадский производитель относится к потребителям, вынужденным перемещаться по паршиво убранному тротуару. Достоин предъявы. Дворники и чулманские власти тоже достойны. Все достойны, по большому счету, — но в первую голову лысый. В лысую голову. Больно шустрый потому что. Поди догони. И поди не спались, догоняя.
Миша был недоволен тем, что его отправили пасти лысого. Обоими пунктами недоволен. Славка под такие дела лучше заточен, это раз, а два — главной задачей, требующей незамедлительного решения, был белобрысый дознаватель. Чего ж отвлекаться и разбрасываться.
Но надо ведь понять, кто таков этот лысый — внештатный стукачок белобрысого, друг его недобитой юности или внезапный развиртуал из социальной сети. Надо — спорить с этим невозможно. И с боссом спорить невозможно. Так сказать, физически. Миша, крайний раз мазнув взором по сверкающему затылку, посмел уточнить лишь пару моментов: можно ли вступать с лысым в контакт, в том числе плотный, и до какого срока не поздно присоединиться к остальным, чтобы посодействовать отработке белобрысого. Босс ответил: «Первое — на твое усмотрение, второе — не парься». Славка, ухмыляясь, сделал ручкой. Миша кивнул и пошел на выход, ловко обойдя страйк из официанта, трех мордастых кофеманов и грохнувшего разлета осколков.
