Юлиан Семенов - Неотвратимое возмездие (сборник)
Установлено, что после получения от предателей сведений о молодогвардейцах в первых числах января 1943 года начались массовые аресты.
— Первыми, — показала Елена Николаевна, мать Олега Кошевого, — арестовали Мошкова, Земнухова и Третьякевича. Узнав об этом, штаб «Молодой гвардии» первого января сорок третьего года отдал приказ: всем уходить из города. Олег собрал на квартире группу молодогвардейцев. Здесь были Ульяна Громова, Пирожок Василий, Тюленин Сергей и Иванцовы Ольга и Нина. Олег сообщил об аресте ребят. Предложил собравшимся предупредить об опасности остальных подпольщиков. В тот же день Олег ушел. Он хотел перейти линию фронта, но не смог. Дней через десять сын вернулся, но домой не зашел, боясь засады, а остановился у знакомых, которые сообщили мне о его приходе, Я сказала Олегу, что полиция его ищет, на квартире дежурят полицейские. Перед уходом сын сказал, что постарается связаться с партизанами, а если не удастся, то пойдет в город Антрацит. Впоследствии я узнала, что Олега арестовали недалеко от города Ровеньки и расстреляли.
Один из ровеньских полицаев, Орлов, подтвердил, что Олег Кошевой был арестован железнодорожным полицейским на переезде, в семи километрах от города Ровеньки. При обыске у него изъяли пистолет, комсомольскую печать и чистые бланки комсомольских билетов, зашитые в подкладку пальто. Орлов признался, что допрашивал Олега Кошевого, а также Любу Шевцову, доставленную в Ровеньки из Краснодона.
Олега, как установлено судом, выдал полицейским бывший кулак Крупеник, который потом был расстрелян по приговору суда.
Из следственных материалов видно, что Люба давать показания наотрез отказалась и была передана в гестапо. Но и там ни слова признания не удалось вырвать у нее гестаповцам. Кошевой на одном из допросов сказал, что являлся руководителем краснодонской подпольной организации «Молодая гвардия». Однако больше никаких показаний не дал. Когда же палачи особенно жестоко пытали его, он крикнул: «Все равно вы погибнете, гады! Конец приходит вам, а наши уже близко!» Это были последние слова шестнадцатилетнего героя. В лютой злобе фашисты выкололи ему глаза, выжгли на теле номер его комсомольского билета.
Об аресте Сергея Тюленина рассказала суду его мать, Александра Васильевна:
— Сергей из города ушел первого января сорок третьего года. В этот же день в наш дом явились девять полицейских и три немецких жандарма, которые произвели обыск. Они искали сына и оружие. Но Сергея уже не было, а оружие они не нашли. У сына был автомат с патронами и несколько гранат. Все это он хранил в двойном потолке... Вернулся Сергей домой вечером двадцать четвертого января с перевязанной рукой. Рассказал мне, что участвовал в бою и ранен в руку. Поздно вечером в дом ворвались полицейские и арестовали сына. Спустя час пришли другие каратели. Арестовали меня, моего мужа, дочь и отправили нас в полицию.
А вот что сообщил суду об аресте Сергея Тюленина один из полицейских:
— К дому Тюленина мы подошли примерно в час ночи. Дверь нам не открывали. Тогда Севастьянов сказал, что мы из полиции, и нас впустили. Первым вошел Севастьянов и увидел Сергея Тюленина, стоявшего за дверью, крикнул, чтобы тот поднял руки вверх, но Сергей сказал, что рук поднять не может, так как одна из них ранена. На вопрос, где получил ранение, ответил, что случайно налетел на пост. Севастьянов приказал связать ему руки. Тюленин просил не делать этого. Но Севастьянов настоял на своем. Я взял полотенце и связал Сергею руки.
Один из палачей молодогвардейцев И. Мельников перед судомНельзя без содрогания читать показания осужденных и свидетелей о нечеловеческих мучениях, которым подвергались юноши и девушки на допросах в полиции.
Обвиняемые и свидетели рассказывали, как мужественно вели себя на допросах молодогвардейцы. Даже такой изверг, как Кулешов, вынужден был признать, что, несмотря на жестокие пытки, комсомольцы оставались непреклонными.
— В полиции, — сообщил он, — был такой порядок: арестованных сразу же доставляли к Соликовскому, который «приводил их в сознание». Затем их передавали следователям. Если арестованный не хотел сознаваться в том, в чем его обвиняли, он вновь подвергался избиению. Участники «Молодой гвардии» ничего не говорили о себе и своих товарищах. За это их пытали и истязали.
Полицейский Давиденко, выполнявший поручения Соликовского, связанный с истязанием арестованных, рассказал:
— Соликовский и жандармы привлекали меня к допросам участников организации. Мы жестоко избивали их плетьми и обрывками телефонного кабеля. Чтобы заставить говорить, молодогвардейцев подвешивали к скобе оконной рамы, инсценируя казнь через повешение. Я участвовал в избиении Мошкова, Попова, Лукашова, Гукова и восьми девушек, фамилии которых не помню. Особенно сильно избивали Третьякевича, Мошкова и Гукова. Их по указанию Соликовского и бургомистра Стаценко подвергли пыткам. После того как они теряли сознание, их обливали холодной водой. Третьякевич не выдал никого из своих товарищей, хотя избивали его и пытали непрерывно.
Бывший бургомистр Краснодона Стаценко сообщил:
— Несмотря на пытки, молодогвардейцы отказывались говорить о своей деятельности и участниках организации. По вечерам в камерах они пели революционные песни, за что также избивались полицейскими.
Следователь полиции Черенков рассказал о том, как проводились допросы юных подпольщиков:
— Как правило, каждого молодогвардейца после ареста приводили в кабинет к Соликовскому или Захарову, которые избивали их всем, что попадалось под руку. В здании полиции постоянно были слышны душераздирающие крики и стоны. Чтобы заглушить их, заводили патефон или играли на аккордеоне. Все арестованные были перепачканы кровью, лица их были разбиты, одежда разорвана в клочья. Помню, как в конце января сорок третьего года в кабинет, где я работал, привели на допрос Ковалева Анатолия, служившего в полиции по заданию «Молодой гвардии». Соликовский спросил у него, как он с товарищами собирался взорвать здание полиции. Ковалев ответил ему: «Тебе, палач, своей смертью не умереть! Если мы тебя не убили — найдутся такие, которые отомстят за нас!» Услышав этот ответ, Соликовский рассвирепел. Приказал Захарову перевести Ковалева в свободный кабинет. Через несколько минут оттуда послышались крики...
Палачи истязали и мучили всех без исключения молодогвардейцев, но особенно зверски они пытали их руководителей, вожаков.
— Соликовский, Бурхард и Захаров, — показываем далее Черенков, — особо жестоко избивали Земнухова. Он терял сознание, его уводили в камеру, затем вновь волокли на допрос и продолжали истязать. Земнухову предложили рассказать о задачах «Молодой гвардии». Он смело заявил: «Когда Красная Армия перешла в наступление, мы как патриоты своей Родины в тылу у немцев готовились взрывать мосты, железнодорожные пути, уничтожать склады с вооружением, перехватывать и истреблять машины с боеприпасами. И вообще делать все возможное, чтобы не дать вам отступить». После такого ответа Соликовский и Захаров набросились на Земнухова и исступленно начали его терзать. Весь окровавленный, после того как его снова привели в чувство, он сказал: «Очень жаль, что мы не успели взорвать немецкий «дирекцион» и здание полиции вместе с вами!» Эти слова привели Соликовского и других в бешенство. Земнухов вновь был избит до потери сознания.
Черенков не отрицал, что и сам истязал на допросах молодогвардейцев. Он признал, что избивал Ульяну Громову и Лилию Иванихину. Во время очной ставки между ними в его кабинет явился Соликовский с женой и, обращаясь к Громовой, спросил: «От кого вы получили задание писать и распространять листовки?» Громова без страха ответила: «Это почетное задание я получила от всей «Молодой гвардии» и немедленно приступила к его выполнению!» Такой ответ взбесил Соликовского. Он сильно ударил Громову кулаком по лицу. Присутствовавшая жена Соликовского со злостью заявила, что комсомольцам мало такого наказания. Соликовский заставил Громову и Иванихину лечь на пол лицом вниз. Затем передал Черенкову ременную плеть, которую всегда носил с собой, и приказал проучить арестованных. Черенков стал их избивать. После того как Соликовский покинул кабинет, Черенков спросил Громову, почему она держит себя вызывающе. Громова заявила: «Не для того я вступила в организацию, чтобы потом просить у вас пощады! Жалею только об одном, что мало мы успели сделать!»
Так же смело вела себя Клавдия Ковалева, от которой Черенков не мог добиться признаний, хотя сделал все возможное: устраивал ей очную ставку с Земнуховым, которого пытался заставить уличить Ковалеву в принадлежности к «Молодой гвардии». Но Земнухов никаких показаний не дал. Так и не сознавшись, Ковалева пошла на расстрел.
