Платон Обухов - Охота на канцлера
Положив трубку, Хаусхофер сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда миниатюрную записную книжечку с золотым обрезом. На страничке с литерой «Ш» — «шпионы» — помимо Эрика Мюллера, уже значились другие зашифрованные фамилии: ординарец фон Мольтке майор Клинсман и один из его помощников капитан Хартмут. Кольцо вокруг министра обороны и вооружений сжималось.
«Даже если канцлер и ошибается в отношении фон Мольтке, мы будем надежно застрахованы: какие бы планы ни вынашивал министр, мне сразу же станет известно о них. Латиноамериканский вариант в Германии не пройдет. Военные не смогут вырвать власть», — с удовлетворением подумал Хаусхофер и заторопился к выходу. Визит к фон Мольтке не терпел отлагательства.
— Наконец-то! — радостно выдохнул фон Мольтке, когда Хаусхофер закончил свой рассказ. — Теперь мы сможем покарать мерзавцев поляков и воздать им то, чего они заслуживают!
Хаусхофер внимательно вглядывался в лицо министра обороны и вооружений. «Если фон Мольтке лжет, тогда я — самый бездарный сотрудник органов безопасности! — решил он. — Будь Отто хоть сто раз великий актер, он не смог бы сыграть так убедительно. Фишер явно заблуждается…»
— Ты, конечно, уже распорядился о перевозке этих негодяев сюда, в Бонн?
Хаусхофер кивнул.
— Я знаю твоих парней. Преступники, попадающие к ним на допрос, раскалываются, как грецкие орехи. Поэтому надо уже сейчас думать о демарше, который мы устроим полякам. Хотелось бы, чтобы они надолго запомнили этот урок!
— Я позвоню в МИД, Хофмайеру.
— Нет, — покачал головой фон Мольтке, — даже министр иностранных дел — здесь недостаточная величина. Обвинительный вердикт полякам должен вынести тот, кого выбрали своей мишенью террористы.
Фон Мольтке снял трубку прямой связи и соединился с канцлером.
— Фишер выступит по телевидению и радио в девять вечера, — сказал он, отойдя от телефона. — Надеюсь, к этому часу ты выбьешь все сколько-нибудь значимые сведения из поляков!
Германия (Мюнхен — Бонн)
Полицейский «мерседес» с зарешеченными окнами мчался по автостраде Мюнхен — Бонн. Его сопровождали два «БМВ» с включенными проблесковыми маячками. Едва завидев их, водители немедленно освобождали левую полосу.
За рулем «мерседеса» сидел Ганс Аплер — личный шофер Таннлегера. Рядом — помощник шефа баварской полиции Дитрих Штреземан. Он курил сигарету и ленивыми движениями стряхивал пепел в никелированную пепельницу в правой дверце автомобиля. Из радиоприемника лилась тихая музыка.
— Эй! — услышал он громкие стуки в прозрачную перегородку из пуленепробиваемого стекла, — нам скучно!
— Может, включим им радио? — вопросительно посмотрел на Штреземана Аплер.
Заместитель Таннлегера согласно кивнул. Шофер щелкнул одним из тумблеров, и музыка стала слышна в отсеке заключенных.
Водитель повертел регулятор, нашел радио Польши, и лирическую музыку сменил бархатистый голос польского певца. Штреземан улыбнулся. Эта песенка станет последним приятным воспоминанием для поляков. Если следователи соберут неопровержимые доказательства их причастности к убийству членов немецкого кабинета, смертный приговор неминуем.
Стряхнув пепел, Штреземан отвернулся и стал рассеянно смотреть в окно. Ярко разрисованные баварские крестьянские домики сменили серые строгие виллы, стены которых виднелись из-за густой зелени подстриженных деревьев и кустарников. Кортеж приближался к германской столице.
Если бы Штреземан удосужился бросить взгляд назад, он поразился бы происшедшей с поляками перемене. Они жадно вслушивались в каждое слово речитатива, который негромко напевал… Лех Мазовецкий. «Я не забыл о вас, не бросил в беде. Вас спасут, будут помогать влиятельные люди Германии. Предложение убить канцлера исходит от шефа разведки Курта Хаусхофера. Он предложил вам деньги. Запомните имя: Хаусхофер».
После этого Лех перешел на балладу о коровах, мирно пасущихся на траве, об идиллической жизни в деревне, о не нарушаемом ничем спокойном ритме сельской жизни. Произнесенное на польский лад имя Хаусхофера потонуло в шипящих согласных, которыми так богат польский язык. Затем голос Леха сменила проникновенная музыка Шопена.
Переглянувшись, Войцех и Яцек воспряли духом. Лех помнит о них и приложит все силы к тому, чтобы вызволить из тюрьмы. Надо лишь в точности следовать его указаниям.
Германия (Бонн)
Весь день канцлера состоял из совещаний, приемов, заседаний и чтения срочных депеш. К шести вечера он уже так вымотался, что сначала даже не сообразил, о чем говорит один из помощников. Наконец до сознания Фишера дошли слова растерянно мявшего в руках листки бумаги молодого человека:
— Уже должен был быть готов черновик вашего выступления по телевидению и радио, а от Хаусхофера не поступало никакой информации.
— Что за черт!
Канцлер чуть не сломал в раздражении остро заточенный карандаш. Он уже настроился выступать сегодня вечером, а нерасторопность Хаусхофера срывала все его планы.
* * *— Накормите их! — приказал начальник тюрьмы Хансйорг Таушер.
Он присутствовал на допросе Яцека Михника и Войцеха Куроня. Поляки битых три часа отвечали на самые разнообразные вопросы опытных офицеров секретной службы и порядком устали.
Двое охранников провели арестованных в небольшую комнату без окон. В середине стоял пластмассовый столик. Один из охранников остался вместе с поляками, второй вышел и через несколько минут вернулся с подносом.
Полбуханки хлеба, котелок с вареной картошкой, пара сосисок, тарелка с салатом — составили обед заключенных.
Вся пища, попадавшая в эту комнату, предварительно проверялась, специальные приборы реагировали на малейшее присутствие ядов, пусть даже в безопасных для здоровья количествах. Тем не менее, охранник должен был есть из одной миски с арестованными. Инструкция предписывала ему приступать к еде раньше поляков. Тем самым возможность отравления сводилась к нулю.
Второй охранник внес поднос, на котором стоял пузатый кувшин с апельсиновым соком, солонка, перечница и пластмассовая бутылка с кетчупом. Правила, обеспечивающие безопасность заключенных, ввел Таушер, назначенный начальником тюрьмы более двадцати лет назад.
После обеда полякам дали немного отдохнуть и затем под конвоем отвели в комнату для допросов. Там уже сидели офицеры секретной службы с раскрытыми блокнотами.
* * *— В чем дело, Курт? — в голосе канцлера слышалось ничем не прикрытое раздражение. — Мои помощники уже начали составлять речь, а от тебя до сих пор не поступило информации…
— Я выезжаю к вам, — тяжело вздохнув, сообщил шеф германской службы безопасности.
— А по телефону сообщить мне никак нельзя? — ядовито осведомился канцлер.
— К сожалению, нет.
Не прошло и десяти минут, как Фишеру доложили о прибытии Хаусхофера.
— Эти негодяи утверждают, что именно я предложил им совершить покушение, пообещав каждому по два миллиона долларов и обеспечение личной безопасности!
Хаусхофер замер, желая узнать, какое впечатление произвели его слова. Канцлер сидел спокойно с непроницаемым лицом.
— Интересно, — бесцветным голосом произнес он.
— Разумеется, все понимают, что это бред, но поляки весьма связно рассказывают о подготовке покушения: как они купили в Афганистане «стингер», как приехали в Бонн…
— Преступники весьма точно выбрали цель — «Зеленую комнату», — оборвал его Фишер, — а насколько я понимаю, точное местоположение помещения, где должно было проходить заседание правительства, являлось государственной тайной. Поляки как-нибудь объясняют свою осведомленность?
Щеки Хаусхофера покрылись красными пятнами.
— Они утверждают, что я навел их на «Зеленую комнату».
Фишер встал, подошел к камину, поворошил угли и сел на место. Бесстрастная, чеканная улыбка застыла на его лице. Шеф германской службы безопасности перевел взгляд на камин. Огонь охватил сухое полено и вспыхнул.
— Я слышал, что в распоряжении секретной службы есть средства, с помощью которых можно заставить человека говорить правду, как бы тщательно он ее ни скрывал. Почему вы не прибегнете к ним? — холодно осведомился канцлер.
— Мы хотели заснять на видеокамеру сцену признания поляков, чтобы потом показать ее по телевидению. А если применить средства, о которых вы упомянули, то показывать их публике уже будет нельзя. Они должны сознаться и так.
Фишер поджал губы:
— Нынешние признания польских террористов бросают тень и на вас, и на меня, и на все правительство. Шеф службы безопасности Германии, как жена Цезаря, должен быть вне подозрений!
По виду канцлера Хаусхофер догадался, что беседа закончена, и поспешил ретироваться из кабинета Фишера.
США (Нью-Йорк, Чикаго, Сент-Луис, Канзас-сити)
