Джон Карре - Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке
Глава 21
Свидетель
Председатель трибунала обратилась к человечку, сидевшему напротив Фидлера:
— Товарищ Карден, вы представляете интересы товарища Мундта. У вас есть вопросы к свидетелю?
— Да-да, разумеется, в свое время, — ответил тот, деловито поднимаясь со стула и поправляя за ушами дужки очков в золотой оправе. Вид у него был благодушный и чуть простоватый, волосы седые.
— Позиция товарища Мундта, — начал он мягким голосом с довольно приятными модуляциями, — заключается в том, что Лимас лжет, а товарищ Фидлер, по злому умыслу или просто вследствие злосчастной ошибки оказался втянут в заговор, направленный на ослабление работы органов, стоящих на страже интересов нашего социалистического государства. Мы не оспариваем того факта, что Карл Римек был английским шпионом, — это доказано. Но мы оспариваем утверждение, будто товарищ Мундт сотрудничал с ним и принимал денежные вознаграждения за свою измену. Мы находим, что данное обвинение не подкреплено объективными доказательствами и что товарищ Фидлер ослеплен своим политическим честолюбием и потерял способность мыслить здраво. Мы утверждаем, что Лимас с момента его возвращения из Берлина в Лондон жил по написанному для него сценарию, что он симулировал быстрое падение, погружение в пьянство и долги, что он на виду у всех напал на торговца, а также постоянно демонстрировал свои антиамериканские настроения единственно с целью привлечь к себе внимание Отдела. Мы утверждаем, что британская секретная служба намеренно окружила товарища Мундта сетью свидетельств, которые внешне выглядят как изобличающие его улики: счета в иностранных банках, снятие денег, по времени совпадающее с пребыванием товарища Мундта в той или иной стране, якобы случайные высказывания Петера Гийома, о которых нам известно лишь со слов Лимаса, тайная встреча Контролера с Римеком, на которой обсуждались вопросы, оставшиеся неизвестными Лимасу, — все это создает цепь фиктивных доказательств, и товарищ Фидлер, с амбициями которого не зря считались англичане, принял эти доказательства за подлинные и тем самым стал участником чудовищного заговора, имеющего целью уничтожить — уничтожить физически, ибо сейчас на карту поставлена жизнь товарища Мундта, — одного из самых активных защитников интересов народа.
Но разве, припомнив многочисленные проявления британского коварства и бесцеремонности в обращении с чужой жизнью, мы найдем подобный заговор маловероятным? Да и что им остается делать сейчас, когда Берлин разделен стеной и поток западных шпионов находится под строгим контролем? Мы пали жертвой этого заговора: можно сказать, что товарищ Фидлер в лучшем случае лишь совершил тягчайшую ошибку, а в худшем — вступил в союз с империалистическими агентами с целью подорвать обороноспособность нашего государства и пролить невинную кровь.
У нас есть свидетель. — Он дружелюбно кивнул в сторону трибунала. — Да, у нас тоже есть свидетель. Ибо неужели вы допускаете, что все это время товарищ Мундт пребывал в неведении относительно лихорадочных действий заговорщика Фидлера? Неужели вы можете допустить такое? Уже многие месяцы умонастроение Фидлера не составляло тайны для товарища Мундта. Ведь не кто иной, как сам товарищ Мундт санкционировал предложение, сделанное нами в Англии Лимасу. Неужели вы думаете, что он пошел бы на такой риск, если бы не чувствовал себя безупречно лояльным по отношению к народу и к партии?
А когда первые сообщения о результатах допроса Лимаса в Гааге попали в Президиум, неужели вы думаете, что товарищ Мундт не удосужился прочитать их? И потом, когда Лимас был доставлен в нашу страну и Фидлер начал собственное расследование, никому не докладывая о результатах, неужели вы полагаете, что товарищ Мундт не понял, чего тот добивается? Как только первые сообщения поступили от Петерса из Гааги, Мундту достаточно было увидеть даты визитов Лимаса в Копенгаген и Хельсинки, чтобы понять, что вся эта история подстроена, — и подстроена для того, чтобы дискредитировать самого товарища Мундта. Эти даты и впрямь совпадают с датами поездок Мундта в Данию и Финляндию, именно для этого они и были названы. Мундту стало известно об этих первых намеках на его связь с врагом в то же самое время, что и Фидлеру, заметьте это. Ведь Мундт тоже старался раскрыть предателя в рядах сотрудников отдела…
И вот, когда Лимаса доставили в ГДР, Мундт стал с интересом следить за тем, как тот намеками и якобы случайными проговорками укрепляет подозрения Фидлера, ничего не форсируя, нигде не пережимая, но подбрасывая то тут, то там новые фиктивные улики. Почва для этого была уже подготовлена: агент в Ливане, таинственная информация, на которую ссылается Фидлер, все это, казалось бы, неопровержимо доказывает наличие в рядах сотрудников Отдела высокопоставленного вражеского агента….
Все было разыграно как по нотам. Это могло — да и по-прежнему может — превратить поражение, понесенное британской разведкой в связи с потерей Римека, в их полную победу.
Пока англичане с помощью Фидлера готовили уничтожение Мундта, товарищ Мундт тоже предпринял кое-какие действия. Он организовал тщательное расследование лондонской подоплеки событий. Проверил каждую деталь той двойной жизни, которую Лимас вел в Бэйсуотере. Он искал, как вы понимаете, какую-нибудь чисто человеческую ошибку в этой почти сверхчеловеческой по своей хитрости схеме. Где-нибудь, решил он, в своем долгом странствии в потемках Лимас, возможно, отступился от принесенного им обета нищеты, пьянства, падения, а главное, одиночества. Ему, вероятно, понадобился друг или, скажем, подруга, потребовалось тепло человеческого общения, чтобы душа не задохнулась под маской играемой им роли. И, как вы увидите, товарищ Мундт оказался прав. Лимас, искусный и опытный агент, допустил ошибку настолько элементарную, настолько житейскую, что… — Он улыбнулся. — Я вызову свидетеля, но не сейчас. Свидетель здесь, о его доставке позаботился товарищ Мундт. Это было необходимо. Позже я вызову этого свидетеля. — Вид у него был лукавый, словно он готовил собравшимся забавную шутку. — А сейчас с вашего позволения я хотел бы задать парочку вопросов главному свидетелю обвинения мистеру Алеку Лимасу.
— Скажите-ка, — начал он, — вы человек состоятельный?
— Не валяйте дурака, — отрезал Лимас. — Вам прекрасно известно, на чем я купился.
— Да, в самом деле, — заявил Карден, — это был мастерский ход. Следовательно, мы можем допустить, что у вас вообще нет денег?
— Можете.
— А нет ли у вас друзей, готовых одолжить вам деньги или попросту подарить их? Или оплатить ваши долги?
— Будь у меня такие друзья, меня бы здесь не было.
— Значит, их нет? И вы не допускаете того, что какой-нибудь добрый дядюшка, о котором вы, возможно, и думать забыли, решит позаботиться о том, чтобы помочь вам встать на ноги, разберется с вашими кредиторами и тому подобное?
— Нет, не допускаю.
— Благодарю вас. Еще один вопрос. Вы знакомы с Джорджем Смайли?
— Разумеется, знаком. Мы с ним работали в Цирке.
— Он больше не работает там?
— Он ушел в отставку после дела Феннана.
— Ах да, того дела, в котором сыграл определенную роль и Мундт. И вы его с тех пор не видели?
— Пару раз видел.
— Вы видели его после того, как сами ушли из Цирка?
Лимас помолчал.
— Нет, — ответил он наконец.
— Он не навещал вас в тюрьме?
— Меня никто там не навещал.
— А до тюрьмы вы с ним встречались?
— Нет.
— А после, в день выхода из тюрьмы, когда с вами вступил в контакт человек по имени Эш?
— А что было в тот день?
— Вы пообедали с Эшем в Сохо, потом попрощались. А куда вы отправились?
— Не помню. Наверное, в пивную. Начисто не помню.
— Позвольте помочь вам вспомнить. Вы пошли на Флит-стрит, сели там на автобус, потом пересели на метро и наконец сели в чью-то машину. Не слишком профессионально для человека с вашим опытом. Вот так вы и попали в Челси. Вспоминаете? Если хотите, я могу предъявить вам письменное изложение событий, оно у меня под рукой.
— Должно быть, вы правы. Ну и что с того?
— В Челси живет Джордж Смайли. На Байуотер-стрит, сразу за Кингс-роуд. Вот о чем я и говорю. Машина привезла вас на Байуотер-стрит, и наш агент докладывает, что вы вышли у дома номер девять. А это дом Джорджа Смайли.
— Чушь какая-то. Я, наверное, пошел в «Восемь колоколов», это моя любимая забегаловка.
— И поехали туда на чьей-то личной машине?
— Ерунда. Я, скорей всего, ехал на такси. Когда у меня есть деньги, я не жмотничаю.
— А зачем вы так петляли по городу?
— Глупости. Они, должно быть, потеряли меня и пошли за кем-то другим. Такое бывает.
— Возвращаясь к вопросу, заданному мной ранее: допускаете ли вы, что Джордж Смайли мог проявить интерес к вам после того, как вы покинули Цирк?
