Дональд Гамильтон - Невидимки
Светловолосый Рагнар уже выдернул пистолет. Ничто не способно рассеивать ваши сомнения так быстро, как блещущий хромом пистолетный ствол. Я всадил под ложечку шведу тридцативосьмикалиберную пулю и тотчас переключил внимание на второго мужчину. Тот либо колебался, либо ленился нажать на курок, и я преднамеренно послал пулю мимо неприятельского уха.
Человек ринулся наутек. Затрещал сминаемый ботинками валежник: парень вломился в рощицу и бежал, куда глаза глядели. Я перевел взор на Рагнара, но тот лежал неподвижно, и блестящий пистолет валялся в нескольких футах от безжизненной руки.
Непостижимым образом Астрид не соизволила даже головой повести. Она стояла, точно каменная статуя, в той же позе, в какой услыхала первый вопль Карины.
- А-астри-ид!!!
Очень медленно разведчица положила радиотелефон возле своих ног, выпрямилась, посмотрела вверх. Поправила висевшую на плече дорожную сумку. Не различая нас при сером, неверном утреннем свете, сделала осторожный шаг.
И заговорила. Но не с Кариной.
- Мэттью?
- Он самый.
Я поднялся, краем глаза продолжая следить за распростертым Рагнаром. Швед не шевелился. Хотя, казалось, еще дышал.
- Да, - невозмутимо произнесла Астрид. - Я знала: ты придешь полюбоваться на развязку и принять в ней посильное участие. Но что здесь вытворяет чучело по кличке Сегерби?
Карина тоже поднялась.
- Оно явилось убить тебя, Астрид! Нужно ли пояснять, за что?
Раздался искренний, полный презрения смех.
- Ты просто набитая дура, а Фредерик был дураком проницательным.
Карина двинулась вниз по откосу, на ходу вытаскивая двуствольный дерринджер. Немного раньше она потребовала вернуть пистолет, и отдала мне служебный револьвер с глушителем. Заявила, что предпочитает маленькое чудовище, ибо это оружие - свое, собственное.
- Да ты из него даже в носорога не попадешь на расстоянии десяти футов! - изумился тогда я.
- И не надо, - загадочно сказала Карина. Следя за удаляющейся девушкой, я припомнил, насколько у дерринджера тугой и неудобный спуск. Усилие надобно приложить не менее двадцати фунтов. Карина едва ли вообще сумеет нажать гашетку.
Астрид смерила девушку пронзительным взглядом и невозмутимо заметила:
- Промахнешься ведь.
После короткой паузы Карина вскинула пистолет, стискивая рукоятку обоими кулаками, в утренней тишине треснул выстрел патрона "магнум". Астрид, оставшаяся целехонькой, расхохоталась и с нарочитой медлительностью раскрыла наплечную сумку.
Извлекла из нее вещицу, напоминавшую размером и очертаниями банку пива. Я подавил неукротимое желание перемахнуть через гребень ската и покатиться вниз. Это была знаменитая handgranat.Полагаю, что удержало меня отнюдь не чувство долга, но простейшее любопытство. "Все рассчитано и устроено заранее", - сказала Карина.
Отчего-то со вторым выстрелом девушка медлила, и медлила недопустимо. Снова засмеявшись, Астрид выдернула предохранительную чеку, замахнулась для броска, одновременно взводя рычажок запала...
В любой гранате имеется механизм, задерживающий взрыв на три, четыре, пять секунд. Иногда на шесть, и больше. И мгновенный, безо всякого промедления грянувший грохот ошеломил меня.
Астрид исчезла в клубящемся огненном шаре.
* * *Карина придавила кнопку переговорного устройства. Из радиотелефона раздался дребезжащий вопрос по-шведски.
- Ja, vi maste skynda, - сказала девушка. - Gor det nu![12]
Снизу послышались частые, резкие удары, точнее, оглушительные хлопки. Они раздавались вблизи Фотолаборатории. Четыре пламенеющих клубка было видно с того места, где я стоял; остальные наверняка вспыхнули по другую сторону Morkrummet.Карина следила за творящимся вполне хладнокровно.
Положила рацию на жухлую траву, приблизилась к обугленной массе, утратившей всякое человеческое подобие. Мысленно представив, что должно твориться внутри пораженного такою гранатой танка или бронетранспортера, несущего целое отделение пехотинцев, я подумал: не такое уж и глупое дело, борьба за мир...
Лицо Карины сделалось очень бледным и внезапно постаревшим. Она открыла рот, намереваясь обратиться ко мне, однако на вершине холма возникла вереница темных силуэтов. Девушка быстро положила узкую ладонь на мое предплечье.
- Нет. Не стреляй. Это свои.
Большинство новоприбывших носило шведские десантные комбинезоны, а вооружено было пистолетами-пулеметами SVAB... Кажется, фабрика Сегерби и впрямь пользовалась на родимой почве немалой популярностью.
- Пожалуйста, Хелм, - услышал я, - спрячьте револьвер. Мои люди уже нервничают.
Голос принадлежал кузену Олафу.
Стьернхьельм объявился не на гребне, а на опушке рощицы, сквозь которую пытался ускользнуть бежавший террорист. Мундира на Олафе не было и комбинезона тоже. Больше всего милый мой родич напоминал заблудшего туриста.
С полминуты мы рассматривали друг друга, потом Олаф заговорил опять, выбирая слова с весьма заметной тщательностью.
- У вас имеются веские причины меня не любить. Очень сожалею о приключившемся в Стокгольме. Нужно было произвести впечатление на юных кровопийц, поразить их беспощадной жестокостью и непреклонной решимостью. Также беззаветной преданностью общему делу. Вы примете искренние извинения?
Двое суток назад я живо представлял, как буду заживо резать этого субъекта на мелкие кусочки; но, ежели вы настоящий профессионал, невозможно мстить всем и каждому. Бесполезная трата времени.
- Принимаю, - хмыкнул я. - Дышать, правда, еще больновато, но все же... Получается, вы работаете на шведское правительство? И Карина тоже?
Олаф кивнул.
- Да, она добровольно предложила свои услуги, когда мужа убили. А выполнила гораздо больше, чем предлагала...
Я повел взором. Двое солдат уже склонялись над подстреленным Рагнаром. Судя по всему, парню требовалась первая помощь; это значило, что выпалил я весьма неудачно. Чуть подальше еще двое караулили субъекта, изловленного Олафом. Внизу, возле Morkrummet, сновало множество людей, пытавшихся проделать множество бесполезных вещей: никому из семи несостоявшихся гранатометчиков помочь было уже немыслимо.
Вооруженный огнетушителем боец лихо обрабатывал тлеющий кустарник, хотя учинить лесной - вернее, тундровый - пожар в этой сырой северной стране весьма нелегко.
Я глубоко вздохнул.
- Мастерски орудуете, братцы... Посмотрев на меня в упор, Олаф молвил:
- Спасибо, кузен. Мы внедрили в подрывную организацию несколько разумных агентов, узнали о грядущей диверсии на важнейшей армейской базе, о намечающемся применении новейшего оружия, которым только что начали снабжать шведских пехотинцев... Узнали о пропаже целого ящика особо мощных гранат...
Я понимающе кивнул.
- ...И приняли соответствующие меры, только и всего. Например, установили керамические заслонки в вентиляционных шахтах лаборатории, которую собирались атаковать заговорщики. Но предосторожность оказалась лишней: украденные диверсантами гранаты были неисправны. Понятия не имеем, что случилось со взрывателями - отсырели, наверное. Горько сожалеем о непредвиденных человеческих жертвах, но считаем: погибшие виноваты сами.
- Безусловно, - согласился я.
- Предполагалось, понимаете сами, надежно окружить приемно-передающий центр в Лаксфорсе, дозволить преступникам полностью обнаружить свои намерения, а потом захватить их с поличным и доставить в полицию: живыми и невредимыми...
Кузен Олаф сокрушенно вздохнул:
- Увы! Сами знаете: эта публика вечно взлетает на воздух, не умея управляться со взрывчаткой!
Глава 26
Я следил, как девушка появляется из-за гранитной глыбы. Карина удалилась туда, чтобы переодеться: нежданная скромность после весьма несдержанного поведения на борту парома, переправившего нас в Турку. Впрочем, я никогда не считал Карину особо предсказуемой натурой. Она возвратилась к автомобилю, ступая осторожно, тщательно выбирая путь, стараясь не запачкать новенькие красные сапожки.
Бросила рюкзак со старыми вещами в багажник трофейного "ауди", захлопнула крышку, обернулась и завертелась волчком, предоставляя мне возможность узреть напарницу во всей красе.
Покинув Лаксфорс, мы направились по магистральному шоссе вспять и повернули к северу, достигнув развилки, оставленной без внимания накануне. Теперь Карина облачилась для следующей стадии затеянного предприятия. Ибо сдержала слово и собиралась пособить мне всеми возможными способами.
Приятно было сызнова заниматься непосредственными обязанностями, трудиться на благо Соединенных Штатов и посылать семейные дела ко всем чертям. Надоели мне милые родичи, хуже горькой редьки приелись. Честь фамильную спасать изволь!..
