Виктор Логунов - Страницы незримых поединков
Все заговорили разом. Подошли рабочие с других участков. Некоторые направились к выходу посмотреть.
«Да это же Павел Кузнецов, ваш товарищ!» — хотелось во весь голос крикнуть Полухину, но вместо этого он тихо сказал:
— Молодой какой-то…
Чуть позднее он узнал, что Павел вышел к нему на встречу к назначенному часу. Просо работал в группе ремонтников и из цеха не отлучался. Правда, нервничал, все валилось у него из рук.
Горько было Полухину, нестерпимо хотелось узнать подробности о гибели Павла, но его ждали другие люди. От того, что они ему сообщат, зависело многое…
Через две недели Полухин в целом уже знал «круг», как условно назвали Просо, Николая Ивановича и центральную фигуру — некоего Кочарова. Опытный чекист оказался прав, предполагая, что кто-то стоит за «мелкими сошками». Изучить группу «изнутри» очень помог друг Павла, Антон, которого тот рекомендовал Полухину накануне своей гибели. Преступники спешили, им были нужны сообщники, и они вышли на Антона. Тот был сметливым хлопцем, а когда чекист рассказал ему подлинную историю убийства Павла, хотя это пока и не было доказано официально, надо было только сдерживать его горячность, давать подробные инструкции по поведению и действиям.
Итак, Кочаров. Выходец из кулацкой семьи, распавшейся из-за постоянного пьянства отца. Еще мальчиком Кочарова, по просьбе его матери, взял на воспитание бывший дьяк, родственник по линии матери. За антисоветскую деятельность после революции дьячок был наказан и в гораздо меньшей степени, чем он этого заслуживал. Но урока из этого никакого не извлек. Напротив, затаил злобу. В этом же духе он воспитал Кочарова.
Мальчик рос любознательным, интересовался учением. Вступил в комсомол, стал инженером. Но под воздействием враждебно настроенных по отношению к Советской власти родственников вел себя вызывающе, работал спустя рукава. В результате последовало исключение из рядов комсомола. Но Кочаров обманным путем вступил снова — для карьеры. Мало кто знал, что в быту он окружил себя людьми злобными, недовольными существующим строем и своим положением в нем. Это были, как правило, «бывшие» — бывшие кулаки, представители духовенства, судимые за кражи и должностные преступления.
Имеющий бронь специалиста от призыва в действующую армию, Кочаров на людях никогда не показывал своего интереса к положению на фронтах, уклонялся от обсуждения наших побед, наших неудач. Но был начитан, грамотен, выглядел среди дружков и знакомых интеллигентом, что явно льстило им, и дружки хвалили его ум, умение грамотно, «по науке» излагать свои и чужие мысли, пророчили ему большое будущее.
На работе он слыл энергичным, предприимчивым, пробивным, умеющим достать нужное «из под земли», обходительным. Его довоенное отношение к труду забылось и затушевалось. Его ценили как специалиста, ему доверяли. Это подтверждал и Антон.
Но к этому времени открылось еще одно лицо Кочарова, о котором в Орске не знал никто. И оно перечеркнуло жирной чертой все его мнимые положительные качества.
Оно открылось, когда чкаловские чекисты, установив личность Кочарова, шаг за шагом анализировали его поступки, выявляли его связи в Орске, Чкалове, многочисленных городах страны, куда он выезжал в служебные командировки, изучали его биографию. И наконец последнее звено было найдено.
Чекисты получили неопровержимые данные о том, что Кочаров еще в 1939 году был завербован германской разведкой в период его пребывания в Заполярье. Используя свои связи и временный статус командированного, он накануне войны по заданию фашистского резидента пытался создать группировку в Мурманске. Местные чекисты, напав на след, спугнули его, и Кочаров, изрядно перетрусивший, но невредимый, вернулся в Орск. Его поиски не удалось тогда завершить — помешала война.
Кочаров затаился и ничем не выдавал себя даже тогда, когда враг подступил к Москве и берегам Волги. Он ждал. Ждал приближения фронта, ждал связного с инструкциями.
И тот появился, но не в сорок первом и не в сорок втором, как думал Кочаров, а в конце сорок третьего, когда былая вера предателя в приход немецких армий на Урал заметно пошатнулась, но надежда еще не иссякла.
В один из осенних вечеров прямо на улице к Кочарову подошел невзрачный мужичишка средних лет и попросил огоньку. Кочаров уже чиркнул спичкой, когда тот назвал пароль и передал привет от Вилли. От неожиданности Кочаров выронил коробок и растерянно посмотрел по сторонам.
— А нервишки-то укреплять надо, Гавриил Яковлевич, — наставительно произнес незнакомец. — И не надо делать лишних движений, — добавил он, наступая на спички, заметив машинальное намерение Кочарова поднять их. — Пройдемся-ка вот этим переулком, на пустырь. Там все и обговорим. Для вас я — дядя Миша. Знакомство шапочное. И если чего, работаю, скажем, на Орско-Халиловском металлургическом комбинате.
Кочаров шел с «дядей Мишей», и невеселые мысли роились в мозгу: «Да-а, это не Вилли. У того и лоск, и блеск, уверенность, сила. Джентльмен, одним словом. А этот? Заморыш какой-то. Наверное, трусит не меньше, чем я. Да разве может этот мне дать то, что обещал Вилли — богатство, положение, власть?!»
— А как Вилли? — не выдержал он.
— О Вилли лучше не говорить. Дай нам бог избежать его участи.
Кочаров поежился, но промолчал. «Дядя Миша», вопреки ожиданию, оказался, однако, проницательным и напористым.
— Что, не приглянулся? — усмехнулся он, поглаживая свою телогрейку и поправляя шапку не первой свежести. — Ничего, я не девка, чтобы нравиться, переживу… А временные неудачи не должны смущать таких, как мы с вами. Кстати, проценты на ваш счет в рейхсбанке растут, — «дядя Миша» испытующе посмотрел на Кочарова. — Мало, наверное, процентов? Чтобы вклад вырос, надо хорошо поработать. Тогда можно рассчитывать на безбедное будущее.
«Если оно будет», — подумал Кочаров, но внешне приосанился:
— Значит, не забыли? — И неожиданно для себя вдруг, торопясь и захлебываясь словами, рассказал связнику, что он давно ждал этого момента, что не забыл, чему его учил Вилли. Он, невзирая на опасность, как мог, восхвалял фашистскую Германию, сеял слухи о невиданных победах германской армии, опровергал сообщения о ее потерях, расправах над мирными жителями на оккупированных территориях…
— Мелочи, — перебил его связник, — тактика изменилась. Надо думать и действовать зримо, дерзко. Как я понимаю, вы вне подозрений, имеете определенное положение, вес, нужные знакомства. Это хорошо. Вы, Кочаров, еще можете оказать Германии большую услугу. Действовать будете так, как я скажу. И учтите, это не мои личные требования. От себя лично могу добавить — не советую отсиживаться в тиши. Мы этого не прощаем. Мне здесь долго оставаться нельзя, слушайте меня внимательно…
После разговора со связником Кочаров оживился, заспешил. Перетряхнул в уме свои многочисленные знакомства и связи. Для осуществления задуманного нужны были люди. Где взять исполнителей? Где? Среди близкого ему окружения решительных, готовых на смелые действия людей было немного. Он рискнул поделиться замыслами, а точнее, частью полученных инструкций, с давним приятелем Пеоновым, само собой разумеется, умолчав о своей связи с гитлеровцами.
Семен Пеонов, он же Николай Иванович, сын бывшего крупного, даже по сибирским масштабам, землевладельца. По наблюдениям Кочарова, он давно созрел для решительных действий. И они действительно быстро столковались, объединенные общей злобой против всего советского. Пеонов неожиданно проявил себя ярым сторонником индивидуального террора и только после длительных уговоров согласился не предпринимать ничего самостоятельно. Памятуя наставления связного, Кочаров решил не размениваться по мелочам, а, накопив людей и силы, подготовившись основательно, приступить к террористическим и диверсионным акциям, а также к сбору нужной информации.
Людей Кочарову самонадеянно пообещал поставлять Пеонов «хоть пачками». Как ни нелепо звучало это обещание, Кочаров ему поверил — очень уж хотелось ему верить, что нет преград для получения обещанной награды. Будь Кочаров хоть на йоту менее влюблен в себя, не стал бы так опрометчиво считать потенциальными предателями советских людей. Конечно, город в то время испытывал трудности, но они были рядовыми на фоне осажденного Ленинграда, разоренных сел и городов на оккупированной территории всей нашей страны, отражавшей натиск фашистской Германии. Орчане, как и все советские люди, выполняли свой боевой долг. Крепили оборону, мужественно сражались на фронтах. Недаром около четырех тысяч орчан в годы войны были награждены орденами и медалями, более десяти из них стали Героями Советского Союза.
Но злоба слепа, как слеп и тот, кто подчиняется ее власти. Впрочем, при «подборе кадров» Кочаров вскоре приуныл — его не понимали, вернее, не хотели понимать, хотя у него, да и у Пеонова, был отличный нюх на разного рода «бывших». Весьма рассчитывал Кочаров на свое ближайшее окружение, сплоченное водкой и недовольным брюзжанием. Но стоило ему объявить себя руководителем и попытаться требовать, многие порвали с ним всякую связь, не польстившись и на дармовое угощение. Даже лучшие его приятели, Ржанин и Михеев, наотрез отказались выполнять какие-либо поручения, хоть формально и согласились числиться в группе. Не смущаясь таким поворотом, Кочаров не терял надежды на обещанное Пеоновым пополнение.
