Игорь Атаманенко - Шпион судьбу не выбирает
Как я уже сказал, мой репортаж был посвящен выступлению Юрия Андропова. Так вот, нашлись остряки, которые предложили следующий сюжет: во время очередного репортажа показать папу римского, читающим проповедь в публичном доме на фоне обнаженных фигур, которые занимаются групповым сексом…
А один телезритель из Сиэтла потребовал с компании возмещения убытков. Оказалось, что мой репортаж он принял за новое секс-шоу и поспорил со своим соседом на сто баксов, что в заключении выступления Андропов вместо носового платка вытрет лоб ажурными женскими трусиками… Ну, и конечно, проиграл! Этот сутяга решил, что в зале Кремлевского Дворца съездов проводится не совещание, а сеанс группового секса, и в качестве доказательства ссылался на услышанные им в ходе передачи стоны и завывание…
Кое-кто решил, что это — новая форма подачи политических новостей, эксперимент, устроенный, чтобы выяснить, как доводить серьезную политическую информацию из СССР до рядовых американцев…
Были и такие, кто настаивал, чтобы и впредь все события, происходящие на советском политическом Олимпе, подавались именно в такой, непристойной, аранжировке. По их мнению, весь социалистический лагерь — один большой бордель, где за красивой вывеской сплошной разврат. А в качестве доказательства мои почитатели ссылались на эпизоды из моего же репортажа…»
«Ну, и чем все закончилось?»
«Чем-чем… Американского посла в Москве вызвал к себе министр иностранных дел Громыко и отодрал по первое число, после чего русский МИД направил ноту протеста в Госдеп США…
Это в итоге и решило мою судьбу в корпорации «U.S.Inform.»…
В Москве карусель крутится уже неделю, а после этого я еще неизвестно сколько буду писать объяснительные моему начальству…
Словом, все произошло в соответствии с известным тезисом кардинала от шпионажа Аллена Даллеса:
«Разведка и контрразведка в скрытом противоборстве действуют отнюдь не в духе рыцарских турниров. Они взывают к самым низменным страстям и устремлениям и успешно ими используются. В этом — их высший разум. На войне, как на войне — для достижения результата все средства хороши, когда они наносят урон противнику, даже если и выгладят неэстетично…»
«Джон, ты понял? Оказывается, Валентина нанесла мне всего-навсего неэстетичный урон!»
* * *С помощью «Распутиной» генералу Карпову удалось обнаружить, а затем и привлечь к сотрудничеству — пару англичан и голландцев. Было так.
Однажды Карпов, выясняя оперативные возможности новоявленной секретной помощницы, поинтересовался, не приходилось ли ей иметь дело кроме африканцев с другими иностранцами, находящимися в Москве по служебным делам?
Валентина с готовностью ответила, что у нее были контакты с подданными Великобритании и Нидерландов, работающими в посольствах этих стран в Москве. Однако общение с ними она прервала по причине их экстравагантных сексуальных запросов. Хотя при необходимости она могла бы возобновить знакомства, так как сохранила визитные карточки.
— И в чем их экстравагантность?
— Да все они — «анютины глазки»…
— Голубые, что ли?
— Нет-нет, Леонтий Алексеевич… Они — мазохисты…
— И что ты с ними делала?
— За триста долларов я их размазывала по стене… И никогда не позволяла им меня трогать. Впрочем, они и не нуждались в половой близости… Один из таких моих «дружков» был советником английского посла. Однажды он предложил мне заключить с ним контракт: за тысячу фунтов стерлингов в месяц я должна была играть роль изощренной великосветской дамы и по первому вызову, днем ли, ночью ли, мчаться к нему и делать все, что он мне предварительно продиктует по телефону… Предложение, конечно, заманчивое, но меня беспокоил его слишком буйный темперамент. Он переодевался в женское платье и хотел, чтобы я его унижала и оскорбляла… Я должна была называть его женским именем и обращаться с ним, как со своей собственностью, ну, скажем, как с провинившейся домработницей. Кстати, его коллекции женских трусиков можно было позавидовать — она превосходила мою и Мальвинину вместе взятые…
Другой мой «дружок» хотел, чтобы я делала вид, будто отрезаю у него член огромным ножом. Я изображала все, как он просил. Как оказалось, его девушка когда-то проделала с ним этот трюк, но не понарошку, а всамделишно и чуть было не лишила его мужского достоинства. Так вот, с тех пор от ощущения лезвия ножа на коже он балдел и достигал оргазма…
Вообще-то, иметь дело с «анютиными глазками» — все равно, что вертеть в руках гранату с выдернутой чекой: постоянно испытываешь страх, что она вот-вот взорвется. С этой публикой нужен постоянный контроль. Над ними и над собой. Ты командуешь, а они тебе подчиняются…
Однако такие отношения очень неустойчивы: «дружки» иногда начинали использовать мои штучки против меня же… Но я, как правило, умела увидеть, когда у них наступал перелом, ну и предвосхищала последствия… Какое-то время они мне нравились больше, чем негры, из-за того что к ним не надо даже прикасаться…
Я пришла к заключению, что их нужно было провести через три стадии. Первые две — унижение и рабское состояние. Во время третьей они просто мастурбировали передо мной. Но в течение всего общения необходимо было с ними разговаривать, постоянно подчеркивая, что они недостойны даже прикоснуться ко мне… Я на собственном опыте убедилась, как можно вертеть людьми с помощью одних только слов и команд… Знаете, Леонтий Алексеевич, мне кажется, «анютины глазки» — не редкость среди английских и голландских дипломатов, даже при том, что их жены здесь, в Москве…
— Что, в их среде есть и женатые?!
— Да в том-то все и дело, Леонтий Алексеевич! Я сделала вывод, что чем большего они достигли в жизни, тем скучнее им становится оттого, что окружающие — особенно женщины — охотно подчиняются их прихотям и капризам. Мне кажется, что со временем у них возникает потребность, чтобы кто-нибудь сказал им, что они — пустое место…
Как-то — и это явилось последним кадром в этом садомазохистском фильме с моим участием в главной роли — я приковала одного англичанина наручниками к биде, изрезала ему бритвой всю спину, а потом стала поливать раны водкой. Он словил кайф, а я почувствовала приступ тошноты. Когда я вернулась домой, меня вырвало. Вот тогда-то я решила: все, баста, иначе можно свихнуться! Но, вы знаете, не прошло и недели — мне вновь захотелось пообщаться, вдохнуть, так сказать, аромата «анютиных глазок»2… Увы, не срослось — я встретила Артура…
— Ну, а сейчас? Сейчас ты могла бы при необходимости возобновить отношения с кем-нибудь из знакомых тебе «анютиных глазок»? Не стошнит?
— Думаю, не стошнит…
— Что ж, будем считать, что твое согласие получено!
* * *Не раз объекты оперативной заинтересованности генерала, влюбившись по уши в «Распутину», предлагали ей руку и сердце. Вслед за этим она почему-то неизменно оказывалась вне игры — ее немедленно выводили из разработки. Поначалу Валентине было невдомек, как шефу стало известно о предложении объекта, если она была с ним наедине?
Наконец она поняла, что причина во всеслышащем ухе «Константина Григорьевича Баранова» — КГБ…
…Однажды объект карповской разработки и «Распутина» попали в неприятный инцидент. Возвращаясь поздно ночью в гостиницу, они были взяты в клещи тремя вооруженными ножами грабителями. Слава Богу, объект владел приемами джиу-джитсу и злоумышленники закончили свой ночной промысел на койках в Склифосовского. После этого случая агентесса загорелась желанием овладеть каким-нибудь видом восточных единоборств.
«Почему бы и нет? — подумал Карпов. Уж если лепить из девицы агентессу экстра-класса, то надо обучить ее всему! Вон ведь, Марта Петерсон, кадровая сотрудница ЦРУ была каратисткой. Да не просто каратисткой — чемпионкой США 1972 года, обладательницей черного пояса!
* * *Вечером 15 июля 1977 года кадровая сотрудница ЦРУ Марта Петерсон, действовавшая под прикрытием вице-консула посольства США в Москве, отправилась закладывать тайник, предназначавшийся для агента «Тригон» (Александр Огородник, личный референт министра иностранных дел СССР, известный читателю по фильму «ТАСС уполномочен заявить» под псевдонимом «Трианон».).
Запарковав служебную автомашину у кинотеатра «Россия», она торопливо вошла в зал. Шел фильм «Красное и черное» и последний сеанс уже начался. «Наружка» вела наблюдение издалека, так как на разведчице было белое, с крупными цветами, платье, легко различимое издали.
«Женщина в белом», уселась в кресло у запасного выхода и минут десять делала вид, что следит за происходящим на экране.
Убедившись, что вокруг все спокойно, Петерсон поверх платья натянула черные брюки и такого же цвета пиджак, наглухо застегнулась и распустила собранные в пучок волосы.
