Рафаэль Сабатини - Венецианская маска
Минуту Вендрамин стоял, сверля его свирепым взглядом. Затем он неожиданно уступил.
— Входите, если настаиваете. Дайте ему войти, Лука. Дайте войти.
Марк-Антуан прошел в дом. Вендрамин указал левой рукой на дверь, из которой он появился.
— Сюда, если угодно, — сказал он.
Они прошли в просторную залу, в обстановке которой не было излишней пышности, но и убожества тоже; развешенный во всю стену гобелен и позолота в отделке мебели говорили об определенной претенциозности.
Вендрамин вошел последним и закрыл дверь. Марк-Антуан повернулся. Не снимая перчаток, он держал свою шляпу в левой руке, а другой опирался на трость с золотым набалдашником.
— Не думаю, чтобы вы были рады меня видеть, — сказал он с ироничной любезностью.
— Что вам угодно, месье англичанин?
— Я хочу сказать вам, что возможны были самые серьезные последствия для вас, если бы я не смог из-за тех мер, которые вы предпринимаете по отношению ко мне, нанести вам этот короткий визит. Вы, конечно, слышали, что ваш друг был выловлен из канала Св. Моисея ранним утром. Вы догадываетесь, как он попал туда. Надеюсь, у вас есть чувство вины за безвременную кончину несчастного товарища.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— О том, дорогой мой мессер Леонардо, что при следующем покушении на мою жизнь вам будет лучше послать четверых ваших забияк для этой работы. Двоих вряд ли хватит.
Вендрамин зловеще усмехнулся.
— Я так и сделаю, дорогой мой мессер Мелвил.
— Вижу, мы поймем друг друга.
— Не последуете ли вы моему совету? Оставьте Венецию, пока еще вы можете это сделать. Здешний воздух не очень полезен для здоровья иностранцев, сующих нос не в свои дела.
— Ваше участие трогает меня. Но уверяю вас, здоровье у меня превосходное.
— Это может измениться.
— Я с удовольствием рискну. Но разве вас не беспокоит ваше собственное здоровье? Разве вы не подумали о том, как мало вам будет отведено, если государственные инквизиторы обнаружат, что в течение шести месяцев вы получили пять или шесть тысяч дукатов от французской миссии?
Губы Вендрамина побелели. Он сделал шаг вперед.
— Что означает эта ложь? Это грязная ложь, слышите вы?
— Если это ложь, то, конечно же, она не доставит вам беспокойства.
— Я не брал ни фартинга — ни фартинга! — из французской миссии!
— Строго говоря, вы, возможно, и не брали. Но имеются в наличии чеки на эту сумму, выданные миссией, подписанные вами и оплаченные банком Виванти. Как вы убедите инквизиторов, что вы даром получили все эти французские деньги? Как вы убедите их, что не получили их за содействие тем намерениям, осуществления которых добиваются французы.
Вендрамин, онемевший и трясущийся от гнева и страха, свирепо уставился на него. Марк-Антуан продолжал любезным тоном:
— Вас ожидает судьба Рокко Терци, о котором вспомнят, что он был вашим близким другом; который был таким же бездельником, как и вы; который, так же как и вы, не смог объяснить, на какие средства он жил в обстановке, подобной этой. Если вы не хотите, чтобы такое случилось и с вами, вы больше не будете вмешиваться в мои дела. Когда вы поймете то, ради чего я сюда пришел, вы не будете сильно обижаться на меня за этот визит. Меня также не устраивает оставаться под постоянной угрозой убийства. И меня не устраивает необходимость расхаживать с телохранителем, чтобы защититься от ваших драчливых фехтовальщиков. Поэтому я принял свои меры предосторожности; и это такие меры, что я рекомендую вам сделать все, что в ваших силах, чтобы содействовать моему доброму здоровью и моему благополучию, — он улыбался, но тон его теперь стал твердым. — Я устроил так, что какая бы неприятность ни случилась со мной, пусть даже не смертельная, информация немедленно попадет к государственным инквизиторам и заставит их задать вам ряд затруднительных вопросов. Надеюсь, вы все понимаете?
Вендрамин обнажил свои крепкие зубы в застывшем оскале.
— Вы думаете, что вам удастся так легко запугать меня? Где доказательства?
— Не надейтесь, что чеки были уничтожены. Они могут быть представлены в распоряжение государственных инквизиторов.
— Кем? Кем?
— Я предоставлю вам найти ответ на этот вопрос. Вы предупреждены, Вендрамин. Более я вас не задержу.
Вендрамин вытер капельки пота, выступившие над верхней губой.
— Вы — жалкий трус, если укрываетесь этой ложью! Так-то человек чести защищает себя в Англии? Перед богом клянусь, что ни одного пенни из этих денег не получено за изменническую службу.
— Но поверят ли вам инквизиторы? Вы обязаны считаться с их мнением. Его нетрудно предвидеть.
— Боже мой! Я уверен, что вы знаете правду. И все-таки вы, негодяй, посмели угрожать мне этим! Боже мой, это невероятно!
— Конечно, я мог использовать ваши методы и нанять головорезов, чтобы прикончить вас. Но я предпочитаю поступить по-своему. А теперь, если вы позволите мне уйти, я пожелаю вам удачного дня.
Разъяренный Вендрамин пинком распахнул дверь.
— Ступайте, сэр! Ступайте!
Марк-Антуан немедленно вышел.
Глава XX. УЯЗВЛЕННАЯ ВЕДЬМА
В тот же день Вендрамин яростно обрушился на виконтессу де Сол. Он застал ее, когда она устраивала прием в изумительном салоне, выдержанном в черных и золотых тонах, который так восхитительно сочетался с ее собственной утонченной элегантностью.
Царственная Изабелла Теоточи, сопровождаемая влюбленным маленьким Альбрицци с его рассеянным взором, была главенствующей фигурой в этом избранном обществе.
Лидер барнаботти встретил здесь тот же холодный прием, каким нынче его повсюду удостаивали. Он укрепился в своем презрении к ним, вполне искреннем. Лицемерно улыбающиеся, жеманные, но нахальные и самоуверенные, они образовывали шумное сборище всех возрастов и социальных положений.
Было великое множество речей о Свободе, о торжестве Разума и правах человека, и великое множество плохо усвоенных энциклопедических материй металось в этой среде псевдоинтеллектуалов; и все это — под мороженое, кофе и мальвазию. Имело место и определенное злословие. Но прикрыто оно было интеллектуальными лоскутами в устах тех, кто проповедовал широту взглядов столь же потрясающую, сколь и не обоснованную никакими разумными критериями.
Нетерпение терзало Вендрамина, пока не ушел последний из них.
Тут она упрекнула его за дурное настроение и поведение, проявленное им по отношению к ее друзьям.
— Друзья? — переспросил он с огорченным видом. — Клянусь, если вы нашли себе друзей среди этих напыщенных сводников и этих духовно убогих проституток, то я знаю о вас все. Меня уже ничто не удивляет. Даже то, что вы опустились до предательства.
Она опустилась на черно-золотой диван, раскинув в стороны полы своего платья.
— О, понимаю, ваше дурное настроение вновь коренится в ревности, — она вздохнула. — Вы становитесь невыносимо скучным, Леонардо.
— Конечно, у меня нет повода. Ваша верность удовлетворяет моей подозрительности, которая проистекает из несдержанности моих собственных мыслей. Вы это хотели сказать, не так ли?
— Что-то в этом духе.
— Вам было бы уместнее оставить легкомыслие. Я не шучу сейчас. И вам было бы лучше не провоцировать меня больше того, что уже сделано.
Но изящная маленькая дама рассмеялась в ответ.
— Во всяком случае, не угрожаете ли вы мне?
Он злобно посмотрел на нее сверху вниз.
— Боже! Да вы совершенно бесстыдны!
— Нужно отметить, что я следую вашему примеру, Леонардо, хотя и с меньшим основанием для стыда.
— Есть ли женщина, спрашиваю я, имеющая большие основания?
— Возможно, ваша мать, Леонардо.
Он наклонился и со злостью сжал ей запястье.
— Не попридержите ли вы свой дерзкий язык, пока я не причинил вам вреда? Я не потерплю имени моей матери у вас на устах! Вы, ведьма!
Она вскочила, внезапно побледневшая и ошеломленная — поистине, ведьма, уязвленная его оскорблениями. Она выдернула свое запястье из тисков его хватки.
— Думаю, вам лучше уйти! Вон из моего дома!
Поскольку он стоял, язвительно усмехаясь над ней, она топнула своей изящно обутой ножкой.
— Вон из моего дома! Вы слышите?
Она повернулась к шнуру звонка, но он преградил ей путь.
— Сначала выслушайте меня. Вы предоставите мне отчет о вашем предательстве.
— Глупец! Я не обязана перед вами отчитываться! Если мы уж говорим об отчетах, вы лучше подумайте о том, что вы — мой должник.
— У меня есть основания полагать, что вы предали это огласке.
— Предала это огласке? — к ее озлобленному раздражению примешалось удивление. — Предала огласке, вы сказали?
— Да, предали это огласке, мадам. Проболтались вашему возлюбленному — этому проклятому англичанину, от которого у вас нет секретов. Я могу простить вашу неверность. В конце концов, я могу вернуть деньги вашему распутному семейству. Но я не могу простить это предательство. Знаете, что вы сделали? Вы отдали меня в руки этому человеку. Хотя, пожалуй, именно этого вы и хотели.
