А. Квиннел - Во имя отца
Гудов быстро сверял фотографии с рисунками. Фрэнк помогал ему в этом — у него был хорошо наметанный глаз. Все заняло около десяти минут. Наконец Гудов медленно подвинул к себе единственную оставшуюся фотографию с изображенным на ней Миреком. Фрэнк сказал ему:
— Если это тот человек, которого вы ищете, то он вел себя прекрасно. Не задал ни одного вопроса и вообще никогда не вызывал ни у кого ни малейшего подозрения.
Гудов нетерпеливо хмыкнул в ответ:
— Принесите мне его дело.
Фрэнк подошел к железному шкафчику с делами на всех курсантов и достал, немного порывшись там, папку с документами на Мирека. На губах у него играла легкая улыбка, когда он протягивал папку русскому. Гудов взглянул на фамилию, написанную на обложке: Вернер. Он спросил у Фрэнка:
— Он что, немец?
Фрэнк покачал головой.
— Он прекрасно говорил по-немецки, но у него был акцент. То же самое и с английским. Я думаю, что он был из Восточной Европы. Может, чех или поляк... а может быть, даже и русский.
Гудов недоверчиво хмыкнул, повернулся к Хасану и грубовато спросил его:
— Откуда приехал этот человек?
Хасан невозмутимо ответил:
— Чтобы дать ответ на этот вопрос, я должен получить разрешение своего начальника, а может быть, даже самого полковника.
И тут Гудов взорвался. В течение двух минут он матерно ругался. Когда он окончил свою тираду, по его подбородку текла слюна. Хасан прижался к стене. Было видно, что гневные слова Гудова подействовали на него. Лицо Хасана было искажено от злобы и страха. Гудов вынул из кармана платок и вытер свой подбородок, а затем сказал, обращаясь к Хасану и делая ударение на каждом слове:
— Твой начальник приказал тебе оказывать мне всяческое содействие. Так что лучше расскажи мне то, что я тебе приказываю, иначе к закату ты будешь мертв.
Хасан не смел шевельнуться. Он, как робот, выдавил из себя:
— Он прибыл через Триест. Доплыл до Триполи на корабле «Лидия», кипрском, приписанном к порту Лимасол.
— Кто послал его? — рявкнул Гудов.
Хасан с трудом пожал плечами.
— Нам сказали, что немецкие «Красные бригады».
— У вас есть подтверждение этого?
— Нет. У нас никогда не бывает подтверждения. Вы же сами знаете, как работает наша система. Никто никому никогда не задает никаких вопросов. Мы готовим всех, представителей любых политических движений. Единственная черта, которая их объединяет, — это участие в террористической деятельности.
Его голос немного окреп, и он повторил:
— Вы ведь знаете, как работает наша система. Ведь КГБ сам создал ее для этого и других лагерей.
Гудов зевнул и спросил:
— А где сейчас это судно?
Хасан задумался на секунду, затем ответил:
— Оно постоянно курсирует между Лимасолом, Триестом и Триполи. Через несколько дней оно должно быть в Триполи.
Гудов повернулся к резиденту КГБ:
— Лаговский, я хочу, чтобы команда судна была допрошена. Вы займетесь этим лично. Выясните все, что они запомнили об этом человеке. Эта информация нужна мне в Москве через сутки после того, как судно ошвартуется в порту Триполи.
Лаговский подобострастно кивнул:
— Есть, майор.
По званию он был выше Гудова, но срочная шифровка, пришедшая перед прибытием майора в Триполи, не оставляла у Лаговского никаких сомнений насчет того, кто тут главный.
— И не забудьте об организаторе переброски из Триеста. Его нужно отыскать и допросить. Выбейте дополнительную информацию из Хасана и сообщите в Рим. А уж они доложат мне, в Москву.
— Есть, майор.
Гудов наконец открыл досье на Вернера. Там были отчеты всех инструкторов о ходе его подготовки. Гудов быстро просмотрел эти записи. Отчет Фрэнка как главного инструктора был в самом конце. Он смотрел на Гудова все с той же еле заметной улыбкой, пока майор читал его отчет.
— Этот человек серьезно работал по курсу подготовки и преуспел во всех его аспектах. Уезжая из лагеря, он был отлично морально и физически подготовлен для того, чтобы быть первоклассным террористом.
Гудов посмотрел на Фрэнка с вопросом в глазах. Фрэнк тихо сказал:
— Он лучший из всех, кого я когда-либо готовил. Лучшего я никогда не видел. Он — совершенное орудие убийства.
Гудов повернулся к фотографиям, лежавшим на столе, и спросил Фрэнка, показывая на них пальцем:
— Кто из этих людей еще находится в лагере?
Фрэнк быстро перебрал фотографии, оставив двенадцать. Гудов просмотрел их.
— А филиппинки уже уехали?
— Четыре дня назад.
— Жаль, очень жаль, — он повернулся к Лаговскому и указал на Хасана. — Попробуйте установить, где они сейчас. Очевидно, наш друг имел с одной из них интимные отношения. Ее нужно допросить.
Гудов взглянул на часы и нахмурился. Повернувшись к Фрэнку, сказал:
— Я займу ваш кабинет для проведения допросов. Сначала пришлите курсантов, затем — инструкторов. Вы будете последним, Фрэнк. Перед вами я допрошу Лейлу.
Тут Гудов неопределенно махнул рукой, и все присутствующие направились к двери. Фрэнк напоследок спросил Гудова:
— Не хотите ли кофе, майор?
— Нет, — ответил Гудов. Поколебавшись, он спросил Фрэнка: — У вас есть кока-кола?
Фрэнк усмехнулся:
— Конечно, есть.
— Тогда пришлите мне три охлажденные бутылки.
Собственно говоря, Гудов не рассчитывал на получение особо ценных сведений о Вернере ни от курсантов, ни от инструкторов, может быть, за исключением Лейлы.
Так все и произошло. Ему сообщили, что Вернер много слушал, но мало говорил. Он уже начал отчаиваться к тому моменту, когда в комнату вошла Лейла. Ее привлекательное лицо было совершенно бесстрастным. С другими допрашиваемыми Гудов был достаточно суров. С Лейлой он решил вести себя помягче. Не потому что она женщина, а потому что по ее лицу было видно, что это человек упрямый. К тому же он уже знал кое-что о ней. Она не любила, чтобы на нее давили или запугивали.
Гудов встал и протянул ей свою руку. Она крепко пожала ее. Затем майор указал ей на стул, и оба сели. Верхние пуговицы у нее на рубашке были расстегнуты, и он невольно загляделся на смуглую кожу чуть повыше ее груди. Она спокойно сидела, терпеливо ожидая начала разговора. Он сказал:
— Лейла, мы расследуем дело человека по имени Вернер. Мы пытаемся его разыскать. Мы думаем, что он агент империалистов или... сионистов.
Ее губы искривились, и она ответила:
— Он не был евреем. Это совершенно точно, потому что он не был обрезан.
Гудов изобразил улыбку:
— Да, но это не дает гарантии того, что он не был сионистом. Лейла, нам нужна ваша помощь. У вас с этим мужчиной были кое-какие отношения... несколько раз.
Она кивнула. Гудов уточнил:
— Сколько именно раз вы с ним спали?
Она призадумалась на секунду.
— Я не считала, майор. Восемь — десять раз.
— О чем вы говорили с ним?
— Ни о чем.
— Ни о чем! Лейла, — Гудов склонился к ней: — У вас с ним были интимные отношения... Вы занимались этим по меньшей мере восемь раз и ни о чем все это время не разговаривали?
Она глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза:
— Майор, постарайтесь меня понять. Я расскажу вам все, что смогу. Я никогда его больше не увижу. У меня в душе от общения с ним ничего не осталось. Это были чисто физиологические отношения. Я иногда занимаюсь подобными вещами с кем-нибудь из курсантов. И поверьте мне, мы обмолвились буквально парой слов... Видите ли, майор, меня это устраивало. И его, видимо, тоже. В тишине было лучше... Никаких лишних слов, никакой лжи, а всего лишь два слившихся в единое целое тела. Вы меня понимаете?
Гудов хорошо понял ее и поверил ей. Правда, он уже был близок к полному отчаянию, ведь он так надеялся на информацию, которую она могла дать. Он посмотрел на листок бумаги, лежавший на столе, на котором было изображено лицо Лейлы и написано замечание Вернера о ней: «Садомазохистские наклонности». Он уже собирался было задать ей вопрос, но тут она твердым голосом сказала:
— Майор, два часа назад я узнала, что вас интересует этот человек, и решила вспомнить о нем все, что только могла. Возьмите ручку, и я перечислю вам некоторые его особенности.
Немного удивленный, Гудов приготовился писать.
Она начала:
— Его кожа была слишком бледной даже для европейца, как будто он долгое время не был на солнце. Пока он был в лагере, он немного загорел, но очень старался не обгорать. У него узкий шрам длиной примерно десять сантиметров на правой ягодице и еще один, чуть повыше левого колена, раза в два короче, но достаточно широкий. Ноги у него нормальной длины для его роста, но очень крепкие. Пальцы достаточно тонкие, но сильные. У него много волос на теле, особенно на груди. Волосы в паху у него очень густые, очень темные и намного кудрявее, чем у обычного европейца. Половой член у него средней длины, не обрезан, мошонка довольно большая. Она остановилась на секунду, пока Гудов быстро дописывал ее слова. Он дописал «большая» и посмотрел на Лейлу. Она продолжала:
