Курт Сиодмак - Искатель. 1995. Выпуск №2
— Ну, нет! — нетвердо произнес Йокум. — Те деньги вы мне дали добровольно.
— Скажите это судье, а я посмотрю, поверит ли он вам. И, кстати… — Я пристально взглянул на него. — Если вас посадят за решетку, мои деньги вернутся ко мне.
— Деньги? — жалобно пролепетал он. — Какие деньги? Вы ничего не докажете!
— У меня сохранились ваши негативы, — сказал я.
— Вы сожгли мой дом! — Осознав уязвимость своей обороны, Йокум пошел в наступление.
— А где улики? — спросил я. — Кому поверит суд — вам или мне? Вы ведь уже побывали в тюрьме, не так ли?
Я бил наугад, но не промахнулся.
— Откуда вы знаете? — опешил он. — Это было давно, и меня оправдали. Фотографировал без разрешения!.. Тоже мне, преступление.
— Вам придется объяснить судьям, на какие деньги вы купили новый костюм и новую машину. А негативы и мозг будут работать против вас, — веско произнес я.
Его дрожащая рука полезла в карман и снова извлекла на свет пожелтевшую фотографию.
— Ладно, ваша взяла, — порвав ее на мелкие клочки, вяло проговорил он. — Забудем об этом, док.
— Нет, я не забуду. Вы еще услышите обо мне!
Я встал и пошел к лифту.
Когда я оглянулся, Йокума в холле не было.
15 мая
За прошедшие пять месяцев к моим наблюдениям не прибавилось ни одной строчки. С той минуты, когда Йокум выбежал из «Рузвельт-отеля», я уже не принадлежал себе. Моя воля была сломлена, как соломинка под ногой великана.
Мне довелось испытать нечто более ужасное, чем участь парализованного человека, продолжающего видеть и слышать, но не подающего никаких признаков жизни.
В детстве я читал о множестве безвестных средневековых узников: объявленные казненными, они еще долго влачили жалкое существование в подземельях, не имевших сообщения с остальным миром. Моя пытка была страшнее. Я не только не мог никому сказать о своих муках, но и не знал, что в следующий момент сделает мое тело.
Я кричал о помощи — а с моего языка слетали слова, которых я не желал произносить, и руки делали то, что я не хотел делать. Мой разум был пойман в ловушку.
Мы с Донованом как бы поменялись ролями. Кремированный и погребенный на кладбище, он получил возможность ходить по земле, разговаривать и осуществлять свои планы. Я же лишился всего, что имел и чем дышал в этой жизни.
У меня появились страхи, о существовании которых я прежде не знал. Днем меня пугал солнечный свет, ночью — сиянье луны и звезд. Я медленно сходил с ума и знал, что никогда не выберусь из камеры, в которую меня насильно заточили.
Я молил Бога о смерти. Она была моей единственной надеждой, но сам я не мог ничего — ни вскрыть вены, ни выброситься с десятого этажа «Рузвельт-отеля».
Между тем разум Донована обитал в сферах бытия, лежащего по ту сторону материального мира. Ему не удалось покинуть наше четырехмерное пространство, но время для него текло по-другому. Казалось, будущее он видел так же просто, как мы вспоминаем прошлое. Он заранее знал, какие вскоре произойдут события, и отвечал на них действиями, смысла которых я не мог постигнуть. Я не знал того, что было известно ему.
Тело человека — всего лишь преходящая, временная форма его существования.
Мое тело принадлежало не мне. Меня не существовало, я был всего лишь безучастным зрителем того, что делало существо, воплотившееся в моем облике. Чудовищный плод моих экспериментов, оно вернулось сюда из потустороннего мира и безжалостно вышвырнуло меня из жизни.
Жалкий, безмолвный наблюдатель, я вынужден называть это существо именем, с которым была связана часть его бытия: Уоррен Горас Донован.
Итак, спустя несколько минут после бегства Йокума, Уоррен Горас Донован вышел из отеля и направился в автосалон на Айвар-стрит, где взял напрокат автомобиль, седан с восьмицилиндровым двигателем.
Клерк попросил водительское удостоверение, но Донован сказал, что забыл его дома. Вместо этого документа он выложил из кармана несколько лишних денежных купюр.
В журнале он написал: «Герб Йокум, Шоссе Кирквуд». Если бы клерк вздумал навести соответствующие справки, его любопытство было бы в какой-то степени удовлетворено.
Припарковав машину у заднего угла отеля, Донован взял такси и поехал в офис Фаллера.
В пути у него разболелись почки, и он посмотрел в зеркало, установленное над лобовым стеклом такси. Лицо было бледное, с желтоватым оттенком. Как человек, испытывающий фантомные боли после ампутации ноги, Донован не мог избавиться от ощущений, свойственных его прежнему телу.
Расплатившись с таксистом, он поднялся в приемную Фаллера.
Через несколько минут из кабинета вышел Фаллер. Чтобы скрыть неприязнь к Доновану, он сразу напустил на себя деловитый вид.
Они прошли в библиотеку и сели за длинный полированный стол.
Фаллер начал разговор с упрека:
— Мне бы хотелось услышать какое-нибудь объяснение вашей вчерашней выходки. Если это была шутка, то я ее не совсем понял. Мне казалось…
— Ваше мнение, Фаллер, вы можете оставить при себе, — перебил его Донован. — Я нанял вас для того, чтобы вы вытащили из тюрьмы Хиндса, а не критиковали мои поступки.
Фаллер покраснел, но продолжил все тем же озабоченным тоном:
— Ну, я не думаю, что вообще возьмусь за это дело. Оно абсолютно безнадежно. Хиндс — хладнокровный убийца. Советую вам обратиться к какому-нибудь другому адвокату.
Донован усмехнулся. Затем встал и отодвинул небольшую декоративную панель, прикрывавшую потайное углубление в стене. Там было несколько выключателей. Повернув их, Донован снова сел за стол.
Фаллер наблюдал за его действиями молча, с перекошенным лицом. Он не мог поверить своим глазам — но понимал, что за поведением Донована крылось нечто сверхъестественное.
— Вы всегда так предусмотрительны? — с явной угрозой в голосе спросил Донован.
В глазах Фаллера мелькнул ужас.
— Откуда вы?.. — начал он.
— Неважно, — отрезал Донован. — Я не хочу, чтобы наш разговор записывался на пленку. Вам тоже от меня не скрыться! Если хотите, я вам напомню о деле Ралстона и Трумена. Как видите, мы можем говорить начистоту и не играть в прятки.
Он повторил выражение, которое Фаллер употребил накануне.
Фаллер побледнел. Судя по его лицу, он был готов упасть в обморок.
Не глядя на него, Донован добавил:
— Пальс не работает, а занимается вымогательством. Проследите за ним. И скажите ему, что я желаю с ним поговорить. Сегодня же!
Фаллер даже не пробовал сопротивляться. Он пододвинул к себе телефон, снял трубку и сказал несколько слов секретарю. Разговаривая с ней, он выгадывал время. Когда он нажал на рычаг, его лицо было почти спокойно.
— Окружной прокурор делает ставку на одного свидетеля, который не фигурировал в материалах следствия, — пытливо взглянув на Донована, сказал он. — Если ему удастся представить этого свидетеля суду, мы проиграли.
— Ну так помешайте ему, не дайте вывести этого свидетеля, — со сдержанной злостью произнес Донован.
На лбу Фаллера выступили капли пота.
— Вы хотите, чтобы я помешал правосудию? — тихо спросил он. — Это невозможно. Невозможно!
— Это в ваших силах, Фаллер, — твердо сказал Донован. Хиндс должен быть выпущен на свободу.
Фаллера охватило отчаяние, но он все еще не сдавался.
— Откуда у вас такой интерес к этому человеку? Он вам не родственник. Прежде вы даже не видели его!
— Это не ваше дело, — высокомерно произнес Донован. — Ваше дело — освободить его.
— Но этого свидетеля нельзя подкупить! — воскликнул Фаллер.
— Я заплачу столько, сколько он пожелает, — ответил Донован.
— Это всего лишь тринадцатилетняя девочка. Я не могу предложить ей денег! Она просто не поймет меня!
В голосе Фаллера прозвучало даже не отчаяние, а тоска.
Некоторое время они сидели молча. Наконец Фаллер снова заговорил:
— Это маленькая девочка из Сан-Франциско. Она убежала из дома, чтобы стать кинозвездой. Добиралась на попутных, спала где придется. Когда Хиндс совершил наезд, она пряталась у входа в соседнее здание и видела, как все произошло. Все случилось на ее глазах — пожилая женщина, лежавшая на тротуаре, узнала шофера и крикнула: «Кирилл!». Она просила позвать врачей. Но Хиндс дал задний ход и задними колесами раздавил в лепешку ее лицо и ноги.
Последние слова Фаллер произнес с таким видом, будто в случившемся обвинял Донована.
— И она не пошла в полицию? — спросил Донован.
— Она боялась, что ее отправят домой, — насупился Фаллер. — Ее поместили в детский приют на Лома-стрит.
— Тогда уговорите родителей забрать ее отсюда. Позвонить-то вы можете им?
— Они здесь, — сказал Фаллер.
— Прекрасно! Заплатите им столько, сколько потребуется, чтобы вывезти ее за границу штата. А окружному прокурору скажите, что несовершеннолетние беглянки не могут быть надежными свидетелями обвинения. Они слишком истеричны, у них воспаленное воображение.
