Джек Хиггинс - Холодная гавань
— Оставь их! — резко сказала Женевьева. Ее голос прозвучал сердито, потому что она сама была напугана. Ведь эта девушка близко знала ее, и Женевьеве предстояло выдержать экзамен. — Я хочу спать, — добавила она. — Поезд был ужасный. Ты можешь распаковать потом.
На мгновение ей показалось, что она заметила ненависть в темных глазах Маризы, и ей захотелось узнать, чем Анн-Мари могла заслужить такое чувство.
— Может быть, мне приготовить горячую ванну для мадемуазель? — предложила Мариза.
— Потом, девочка. — Она закрыла за горничной дверь и прислонилась к косяку, руки ее дрожали. Еще один барьер взят. Она взглянула на часы: полдень. Пришло время испытать судьбу с львицей в ее логове. Она разгладила юбку, открыла дверь и вышла.
Глава 11
Когда Женевьева вошла в комнату своей тетки, ей показалось, что она попала в другой мир. Одна стена комнаты была покрыта фресками, которые для Гортензии выполнил один известный китайский художник. Она была необычайна, прекрасна, с чудесной прорисовкой замысловатых деталей, зеленых деревьев и странных, незнакомых фигур и башен. Тяжелые занавеси из голубого шелка спадали вниз тяжелыми складками. Женевьева встала на колени в шезлонге у окна и выглянула в сад. Когда она была здесь в последний раз, сад пышно и красиво цвел в тепле раннего лета, плетистые розы вились вокруг статуи Венеры. Теперь цветов не было, но все остальное было на месте, в том числе ее любимый большой каменный фонтан с мальчиком верхом на дельфине в центре лужайки.
Генерал Земке сидел на скамейке у стены справа. У него были серебряные волосы, более седые, чем на фотографиях, его лицо было привлекательным лицом мужчины в расцвете сил. Тяжелый плащ с огромным меховым воротником был накинут на его плечи, он курил сигарету, вставленную в длинный мундштук. Казалось, он глубоко задумался, хотя каждую минуту потирал больную ногу, как будто пытаясь вернуть ей чувствительность.
— Что вам нужно?
Женевьева обернулась — и оказалась лицом к лицу с ней, совершенно не изменившейся со времени их последней встречи.
— Шанталь, вы напугали меня!
Улыбка на ее некрасивом лице осталась такой же ледяной.
— Что вам нужно? — повторила она.
— Видеть мою тетушку, конечно. По-моему, это совершенно естественно…
— Она отдыхает. Я не позволю вам беспокоить ее. Они называли ее "кувшинным рылом", она всегда была такой жесткой и несгибаемой, и никто ничего не мог с ней поделать.
Женевьева продолжила терпеливым тоном:
— Делайте, что должны, Шанталь. Осторожно спросите Гортензию, примет ли она меня. Если вы не сделаете этого, я войду сама.
— Только через мой труп.
— Уверена, что все будет в порядке. — Внезапно Женевьева потеряла терпение, нрав Анн-Мари вдруг одержал верх: — Не будьте такой упрямой, черт возьми.
От ее богохульства глаза Шанталь потемнели — она была очень религиозной.
— Вы знаете, что Бог накажет вас?
— Да, но и вас уже не будет!
Шанталь вышла, оставив дверь слегка приоткрытой. Когда Женевьева повернулась, она услышала голос, такой знакомый несмотря на прошедшие годы, что у нее вдруг пересохло во рту и сердце забилось быстрее.
— Если она так хочет видеть меня, значит, ей что-то действительно нужно. Пусти ее.
Когда Шанталь открыла перед ней дверь, Женевьева увидела Гортензию, сидящую в подушках и читающую газету. Проходя мимо Шанталь, она мило улыбнулась:
— Спасибо, дорогая Шанталь. — Но, оставшись одна в спальне, вдруг растерялась. "Что мне сказать? — думала она. — Что бы сказала Анн-Мари?" Она глубоко вздохнула и двинулась к кровати. — Почему ты не прогонишь ее? — спросила она, садясь на стул у камина и глядя на Гортензию. Она была так возбуждена, что с трудом подавляла в себе желание подойти ближе к тетушке. Сказать ей, что это она, Женевьева, что она вернулась после всех этих лет разлуки.
— С каких пор тебя это интересует? — послышался слабый голос из-за газеты. Когда газета опустилась, Женевьева испытала одно из самых сильных потрясений в жизни. Это была Гортензия, но бесконечно постаревшая со времени их последней встречи. — Дай мне сигарету, — бросила она.
Женевьева открыла сумочку, достала зажигалку и серебряный портсигар и бросила их на постель. — Это новый, — сказала Гортензия, открыв портсигар. — Очень красивый. — Она закурила "Житан".
Женевьева забрала портсигар и положила его в сумочку. Когда она протянула руку за зажигалкой, широкий шелковый рукав ее блузки, задравшись, обнажил руку выше локтя. Гортензия застыла на мгновение, но потом спокойно протянула ей зажигалку.
— В Париже было скучно, — сказала ей Женевьева.
— Я думаю. — Она глубоко затянулась. — Шанталь считает, что мне не следует курить. Если я прошу у нее пачку сигарет, она просто делает вид, что забыла.
— Избавься от нее.
Гортензия не ответила. Когда Женевьева в последний раз видела тетку, она выглядела не старше сорока, и так было всегда. А теперь, хотя прошло всего четыре года, она казалась старухой.
— Тебе что-то нужно от меня? — спросила Гортензия.
— Почему ты так решила?
— Мне так показалось. — Она выпустила еще одно облачко дыма и отдала сигарету Женевьеве. — Докури, чтобы не волновать Шанталь.
— Она все равно не поверит. Самая настоящая ищейка!
— Игра, в которую мы обе играем, — Гортензия пожала плечами. — Больше нам нечего делать.
— А что генерал Земке?
— Карл по-своему неплох. По крайней мере, он джентльмен, чего нельзя сказать об остальных там, внизу. Мразь, такие, как Райсшлингер. Они считают, что выведение породы — это что-то, имеющее отношение только к лошадям.
— А Прим? Что ты скажешь о нем?
— Насколько я знаю, он нес твои чемоданы. Он в тебя влюблен?
— Это я тебя хочу спросить. Ты эксперт в этих делах. Гортензия откинулась на подушки, вглядываясь в Женевьеву, ее глаза сузились.
— Я знаю одно: он настоящий мужчина. Он тот, за кого себя выдает.
— Это верно.
— Он не из тех, с кем можно играть. Я бы на твоем месте его избегала.
— Это совет или приказ?
— Ты никогда не прислушивалась к чужим советам, — бросила Гортензия. — Но и дурой я никогда тебя не считала. Ты знаешь, я обычно оказывалась права в такого рода делах.
Женевьева оказалась в сложной ситуации: Гортензия была тем человеком, который точно знал все, что происходит в этом доме, но она твердо решила не вмешивать ее в опасную игру, по крайней мере, не говорить ничего о себе. Ради ее же блага пусть Гортензия останется вне игры.
— Что, если я скажу, зачем приехала?
— Ты, возможно, солжешь.
— Швейцарский банкир влюблен в меня по уши!
— Любовь-то хоть настоящая, Анн-Мари?
— Ты не веришь ни одному моему слову, верно?
— Так лучше для нас обеих. Теперь скажи, что тебе на самом деле нужно, и дай мне еще сигарету. — Она дотянулась до сумочки Женевьевы, открыла ее, прежде чем та успела сказать хотя бы слово, и начала рыться в ней. Она вдруг затихла и вынула оттуда вальтер.
— Осторожно! — Женевьева потянулась за пистолетом, ее рукав снова задрался.
Гортензия бросила пистолет и с силой вцепилась в ее правое запястье, потянула на себя, так что Женевьева оказалась на коленях у ее кровати.
— Однажды, когда ты была маленькой девочкой восьми лет, ты как-то перешла вброд фонтан в нижнем саду, тот, где мальчик с трубой. Потом ты сказала мне, что хотела залезть на него и попить воды, которая выливалась у него изо рта. — Женевьева молча покачала головой. Гортензия еще крепче сжала ее руку. — Один из его бронзовых пальцев был сломан. Когда ты сползала вниз, сильно поранила об него руку. Потом здесь, именно в этой комнате, ты сидела у меня на коленях, крепко вцепившись в мою руку, пока доктор Моруа занимался тобой. Сколько швов он наложил? Пять?
— Нет! — Женевьева вырывалась изо всех сил. — Ты забыла! Это была Женевьева!
Гортензия провела пальцем по тонкому белому шраму на внутренней стороне правого предплечья.
— Я видела, как ты приехала, cherie, — сказала она. — Из окна. — Ее хватка ослабла, она погладила Женевьеву по волосам. — С того самого момента, как ты вышла из машины, с того момента. Неужели ты думала, что я не пойму? — В глазах Женевьевы стояли слезы. Она обняла Гортензию, обвив ее руками. Гортензия нежно поцеловала ее в лоб, на секунду прижала к себе, потом мягко сказала: — А теперь, cherie, правду.
Когда она окончила свое повествование, то поняла, что все еще стоит на коленях у кровати. Последовала долгая пауза, потом Гортензия похлопала ее по руке:
— Я думаю, теперь нам обеим не помешает рюмка коньяку. Там, в китайском шкафчике, в углу.
— А стоит ли? — спросила Женевьева. — Твое состояние…
— О чем ты? — удивленно хмыкнула Гортензия.
— Они сказали мне, что у тебя плохо с сердцем. Бригадир Мунро сказал, что у тебя проблемы со здоровьем.
