Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Ленинград-39
Машина перевалила через порог и загромыхала по железному полу цеха. Танк, громадную темную махину без надписей и цифр на башне, Навроцкий увидел справа от входа метрах в сорока. По нему не ползали рабочие, откручивая, прикручивая, проверяя – смена еще не началась. Рабочие ходили по цеху, готовя инструмент и обсуждая дела.
– К танку! – приказал Навроцкий Дрозду, после чего перевел взгляд на конструктора. – Он заправлен?
– Вы с ума сошли?
– Он заправлен?! – заревел граф Навроцкий и жестоко вдавил револьверное дуло в подбородок.
– Конечно, нет, – вынужденно прошептал Котин.
– Заправим, – неожиданно улыбнулся «майор». – Чтобы тебя спасти, быстро забегают.
И в этот момент Дрозд не выдержал. Он на ходу открыл дверцу, пулей выскочил наружу и помчался к выходу из цеха. Навроцкий не стал стрелять ему в спину, не было смысла. Машину с брошенным управлением повело вбок, она уперлась бампером в стену цеха и встала. Навроцкий выскочил первым со своей стороны и бросился не к дверце со стороны конструктора, а к рабочему, застывшему рядом с кувалдой в руке.
– Товарищ Котин интересуется, танк заправлен?
– А как же, товарищ майор, на полигон же в ночь перегоняем. – А еще штамповщику Бобину захотелось спросить товарища майора, что происходит, может, нужна помощь, но ему не хватило храбрости.
Навроцкий оказался у задней дверцы, когда конструктор ставил ногу на цеховой пол. Граф выволок Котина и, вцепившись в сукно конструкторской шинели, потащил его к танку.
Все, кто сейчас находились в этой части цеха (и им не закрывала видимость «кэвэшка»), остались на своих местах и лишь провожали взглядами человека в форме НКВД, сжимающего револьвер и почему-то не слишком вежливо обращающегося с главным конструктором.
– Забирайся в танк! – Когда они оказались у машины, граф отпустил шинель конструктора.
Почувствовав, что его отпустили, Котин бросился бежать. «Майор» нагнал его в два прыжка, прижал к броне и, давясь злобой, прошептал:
– Ах так, краснозадый выродок! Не хочешь!..
«Эмка» мчалась по улице Стачек, невольно повторяя маршрут и скорость автомобиля, в котором увозили главного конструктора Кировского завода.
Тимофей остался в «Доме специалистов», он должен был добиться от свидетелей похищения, еще не до конца пришедших в себя от потрясения и страха, точного описания автомобиля (возможно, совместными усилиями те вспомнят даже номер) и доложить о происшествии Деду. А тот знает, что надо делать.
Какая обида, что охраннику пришло в голову стрелять в воздух, думал капитан Шепелев. Хорошо хоть, что тот же охранник, бежавший за автомобилем, увозящим товарища Котина, заметил, в какую сторону автомобиль повернул, выехав на улицу Стачек. Но зато теперь шпион знает, что расшифрован. Скверно.
– Стой, Егор! – внезапно приказал командир. – Тормози!
Машина погасила скорость, взяла вправо, ушла с проезжей части, приткнулась к тротуару и остановилась.
Никто, разумеется, вопросов командиру не задавал. Только он сам, себе самому. «Что с тобой делается? – это был главный вопрос. – Ты совершаешь глупость за глупостью. Зачем надо было сразу прыгать в «эмку» и бросаться в погоню? Рассчитывать догнать машину, пять минут спустя после того, как она отъехала и неизвестно куда уже свернула – насколько это умно, а? И куда сейчас спешишь, к какому именно конечному пункту?»
А главной глупостью, совершенной им, капитаном Шепелевым, за последние минуты, была та, что он не взял с собою ни одного из охранников, которые видели шпиона в лицо. Как дело повернется неизвестно, такой свидетель необходим.
Они едут сейчас обратно тем же маршрутом, пришло капитану в голову, каким ехали сюда, и тем же, каким двигался автомобиль шпиона. Они должны были промчаться мимо друг друга на встречных курсах. Так, так, попробуем прикинуть, на каком именно участке это должно было произойти. Задачка прямо из учебника арифметики. С какой скоростью двигался автомобиль шпиона? Не больше шестидесяти, иначе он бросился бы в глаза. Время похищения известно, во сколько мы прибыли – тоже.
– Егор, Омари, нам «опель» по дороге не попадался? На встречной полосе, берем участок от Поварухина до Чугунного переулка.
Кстати, секретарь парткома единственный кто обратил внимание, что машина была марки «опель».
– Вах, не смотрел я на дорогу, – взмахнув рукой, сказал грузин.
– Кажись, нет, – подумав, ответил Егор. – Но темно ж. И чего на встречных смотреть? Может, и проехал. Запросто.
Повороты на боковые улицы? Да, были такие, мог и свернуть. А если въехал во двор любого дома, подождал и двинулся к Петергофскому шоссе? Мог. Или, может быть, шпион, проехав какое-то расстояние, развернулся и опять же направился к Петергофскому шоссе? Мог он, скажем, передумать, тоже ведь человек? Мог.
– А разворачивающуюся машину никто не видел?
– Нет, товарищ капитан, – опять первым ответил Омари.
– Была такая, – шофер сказал Егор. – Это когда мы проезжали поворот с тумбой на углу. Впереди, метрах в трехстах, заметил такую. Переходила на другую полосу.
И что это нам дает, спросил себя капитан. А ничего. В догонялки играть бессмысленно. Надо начинать, наконец, капитан, действовать взвешенно и грамотно. Первым делом вернуться к «Дому специалистов», забрать Тимофея и того охранника, кто лучше запомнил шпиона, и потом на Литейный. Сейчас нужно не носиться в «эмке» по Ленинграду или окрестностям, а принимать участие в организации и проведении мероприятий по блокированию и прочесыванию города.
– Разворачивайтесь и вы, Егор, – отдал приказ капитан Шепелев. – Вернемся за Тимофеем…
Глава пятнадцатая
«Экипаж машины боевой»
«Вот и добре, – Щорс промолвил, –
Гей, за мною поспешай!
Будем биться за свободу,
За советский вольный край!»
– Лезь или я начинаю убивать твоих людей! Ну!
Навроцкий вскинул наган и выстрелил. Пожилой рабочий в круглых железных очках, стоявший возле сверлильного станка, схватился за плечо, вскрикнул и навалился бедром на станину.
– Я их буду убивать и добивать, пока ты не влезешь! Ну!
Следующий выстрел, как и первый, затерялся в грохоте работающего цеха, но пуля достала бросившегося наутек рабочего в пропитанном мазутом свитере. Свинец на бешеной скорости вломился в тело, пробивая кожу, ломая ребро, разрывая сосуды, и застрял в мышечной ткани. Свинец сбил бегущего с ног, швырнув его вперед. Человек, падая, зацепил ведро, перевернул его. На пол высыпались шайбы, покатились по железным пупырчатым листам.
– Не надо! Я выполняю!
Конструктор забрался на танковый корпус, на свое детище, которое знал до последней клепки, до мельчайшего изгиба. Шагнул к башне… Кожаная подошва ботинка проехала на масляном пятне, он взмахнул руками и упал на колени, разбивая их о броню.
– Я же сказал, что стреляю, пока ты не окажешься в танке.
Третья пуля, пущенная с тщательным прицеливанием, пробила рабочему в пропитанном мазутом свитере, пытавшемуся доползти до уложенных стопками траков и укрыться за ними, лодыжку.
– Не надо больше стрелять! – взмолился Котин. Забыв об ушибленных коленях, он бросился к башне и прыгнул, как в прорубь, в открытый башенный люк.
Навроцкий забрался следом.
– Вниз! Лезь вниз! – ворвался в танковое нутро крик. Нависший над люком человек заслонил свет цеховых электроламп. Котин спустился из башни, освобождая путь в танк этому безумцу.
Внутри танка царила полутьма. Но конструктору и вовсе не нужен был свет, он мог вслепую не то что добраться до места механика-водителя, но и найти, а также исправить любую неполадку. В полутьме, нагнувшись, он проделал два метра по танковой тесноте, задевая стенки корпуса, пустующие крепежи для боекомплекта.
Конструктор опустился в кресло механика-водителя. Пока этот тип освоится, глаза его свыкнутся, пока нащупает дорогу и обо что-нибудь обязательно шваркнется… Есть капля времени… Выбраться через люк стрелка-радиста? Но этот тип может успеть и вцепиться в ноги. И танк, его «кэвэшка», останется в руках сумасшедшего. Что он может натворить!
Котин замер и услышал, как скрипнула кожа кобуры, принимая пистолет. Потом лязгнул запор затворяемого башенного люка. Есть несколько секунд. Думай же, конструктор! Он же не знает танка так хорошо, как ты. Он не проскользнет ужом. Думай, конструктор, думай…
– Что происходит, Петя?! Что?! Что делать-то?! – Нормировщица Зина трясла за отвороты спецовки Петю, слесаря и тайного любовника, и, плача, утыкалась ему в плечо.
– Подожди, схожу узнаю, – сказал Петя и хотел выйти из-за станка, но был ухвачен за рукава с криком:
– Не пущу!!!
Навроцкий запер башенный люк. «Дьявол! – молнией прошила мысль. – Ученый может смыться через второй люк!»
Граф обрушился вниз. Больно ударился обо что-то локтем. Бросившись вперед, вовремя не пригнувшись, он лбом налетел на край башенного выреза. В глазах вспыхнули оранжевые круги. Стоп, приказал он себе. Присел на корточки, потирая ушиб. «Ты сам на себя не похож, граф, делаешь глупости».
