Федор Ерист - Возможны варианты... Книга 1
— Заходите, садитесь.
— Сергей Игоревич! Здесь всё за последние двое суток, кроме того, полковник Широв просил Вам передать: готов и сдан в секретку отчет по оперативным расходам за сентябрь.
Резидент пролистал тонкую папочку, чуть внимательней просмотрев два последних листа, — ничего нового, ничего, что могло подкрепить или опровергнуть мучившие его сомнения.
— Дмитрий Константинович! Записывайте: «Куркову. Прошу разрешения прибыть для защиты финансового отчета. Котов». Это всё.
— А отчет по Франкфурту?
— Там шифровать нечего. Пойдет за подписью посла, нашего интереса там нет.
(Прим.: за деньгами в разведке следят и очень щепитильно отлеживают расходы. Хотя без злоупотеблений не обходится)
— Материалы забирайте, можете идти.
— Есть.
Псевдоним «Курков» соответствовал фамилии Куркин — непосредственного начальника командира Берлинской резидентуры.
Куприенко вышел из кабинета и спустился в дворик посольства, где его уже поджидал «сосед» — резидент Службы внешней разведки России Алексей Владимирович Шульц.
— Опаздываешь, д-дружище.
— Извини, «старший товарищ».
Куприенко имел в виду еще те славные времена, когда СВР именовалась Первое Главное управление КГБ СССР и силами Управления внешней контрразведки, Второго и Третьего Главных управлений приглядывало за ГРУ как за непутевым членом большой и вроде дружной семьи, занятой таким важным делом, как строительство коммунизма.
Военным этой хреновиной заниматься было некогда и ГРУ периодически огорчало «старших» и — по определению — более сознательных товарищей какой–нибудь ересью. Вроде той, что агентура отказывается работать за–ради «Великой идеи» и настойчиво пытается перевести отношения в плоскость товарно–денежных отношений.
Были и другие, еще более серьезные, вывихи и отклонения от генеральной линии. Армия, теснее сплачиваясь вокруг ленинского Центрального Комитета и следующего генерального секретаря, с каждым очередным Пленумом, категорически отказывалась что–либо знать о марксизме–ленинизме. Бороться с этой дремучей косностью было невозможно — вершин, достигнутых офицерством при уклонении от сдачи зачетов по «единственно верной науке», больше никто и не пытался достичь — за полной бессмысленностью. Истины ради надо отметить, что и в КГБ знатоков основополагающего учения было тоже не много. Но близость к партии прибавляла сразу два балла к оценке.
Партийные установки отнюдь не были «вещью в себе», а прикрывали хорошо развитую интуицию и обостренное чувство самосохранения партийной верхушки, готовой в зародыше удавить возможные поползновения армии вмешаться в политику, сделав ее хоть как–то осмысленной. Упрощенная трактовка «дела Тухачевского» объясняет далеко не все в сложных, запутанных и далеких от идеала отношениях партии и армии. Намеки содержались в «делах Павлова, Жукова и КR».
Все это в прошлом. Отношения с СВР стали почти паритетными, но след и воспоминания остались. Новый импульс придало происхождение президента.
— Давай пройдемся по пятачку, поболтаем. Ты во Франкфурт не поехал, но твоих парней я там видел. Извини за бестактность, что–нибудь интересное есть?
Шульцу очень захотелось почесать затылок. Сосед вконец охамел.
— А у тебя? Ты ведь сам ездил.
— Алексей! Я вопрос задал первым. Будь элементарно вежлив. Чай, не Пажеский корпус заканчивал.
Шульц действительно к Пажескому корпусу отношения не имел, а закончил Сызраньское военное училище летчиков, и это имея папу — высокого чина КГБ. Потом проделал большой путь от боевого летчика, после контузии и списания с летной службы — офицера военной контрразведки, где тоже не ворон считал, и только потом — оперативного офицера СВР. Судьба.
— Ладно, но взаимообразно.
— Нам не понятно, почему французы и англичане приехали первыми и как бы встречали поляков и украинцев. Почему не было канцлера? Что, это случайность? Или им надо было что–то накоротке обсудить, но без немцев и до приезда ведомых? Так же, как и вы, мы всё взяли на камеру. Кое–что в записи мне очень не понравилось. Кассету уже отправили в Москву, пусть посмотрят психологи. У меня для тебя всё, а с тебя не только пиво, но и адекватный ответ.
— Лёша! Тебе придется поверить на слово, у меня вообше ни хрена нет — у ребят загнулась камера, но в накладе ты не останешься. Как ведущему меломану посольства я привез тебе самоучитель игры на японских барабанах. Веришь ли, еле выторговал! Столько было желающих. Ты эту книженцию при соответствующем рекламном обеспечении впаришь своему начальству — там всё на японском, но с картинками. Руководство останется довольно. Тайна Японии всегда в моде. Если хочешь, нарисуем какую–то закорючку, как автограф императора?
— Ты настоящий друг! Во–первых, я тебе верю. Очень! Во–вторых, как меломан лучше многих понимаю истинную ценность книженции о прекрасном. В-третьих, мой шеф долго кружился по Юго–востоку, и ему будет приятно вспомнить молодые годки. И последнее: шиш ты от меня еще что–нибудь получишь! Но если хочешь мира, дай знать, если двинешь в Москву, дай знать. Я, пожалуй, тоже — надоть проведать родимую сторонку.
Ощущение грозы, ожидание тревожных событий и было самым главным для обоих разведчиков. В мире разведслужб, где все зыбко и эфемерно, часто интуиция, опыт и умение сомневаться были отправной точкой самых удачных разработок, на годы затем определяющих главные направления работы.
(Прим.: СВР, ГРУ и ФСБ конкурируют и делают это жестко. Найти золотую середину крайне не просто, но в нашем случае резидентам, похоже, удалось договориться)
Страшный урок 41‑го года могли подзабыть политики, всегда и везде предоставлявшие армии доказывать историческую правоту проводимых ими решений. Но не разведслужбы России, в которых раз и навсегда решили, что дуть на воду весьма полезно. В том числе и для собственного здоровья. Потери в разведслужбах на порядок превышали потери в войсках — в процентном соотношении, конечно. А сколько разведчиков застрелилось, не выдержав ужаса происходящего в стране, армии и разведке? А скольких назначили виновными и торопливо перестреляли свои, в смысле трибуналы и НКВД, отмазывая Величайшего Полководца?
Но ощущение тревоги невозможно изложить ни в шифровке, ни в частном письме. Такого рода информация полезна только в эмоционально окрашенном, живом разговоре. Вопрос: как добиться такого рода разговора — неторопливого и обстоятельного — с руководителями ГРУ или СВР, перегруженных выше всяких возможных человеческих пределов?
Коллеги разошлись, зная, что будет делать каждый в ближайшие два–три часа.
(Прим.: пример конструктивного сотрудничества конкуррующх фирм ГРУ и СВР. Формально не отдав ничего инфрмационно ценного, оба резидента получили необходимое для своих служб)
19.10.2005 г. 19:48 (время местное). Берлин. Резидентура СВР.
Шульц зашел в кабинет с уже готовым решением и попросил секретчика принести литерное дело «Затея — 2». Около часа работал с ним, затем достал из сейфа трубку мобильного телефона, потыкал пальцем в клавиатуру, убедился, что вызов прошел, и отключился.
Открыл блокнот для записи телеграмм и написал: «Центр. Ванину. При открытии книжной выставки в городе Франкфурте, событий интересующих нас, не отмечено. Подробный отчет отправляю диппочтой. Шмелев».
Затем еще полчаса корпел, закрывая текст телеграммы своим шифром, вызвал связиста — отправляйте в обычном порядке.
Теперь надо было готовиться к вояжу в Москву, его вызовут для личного доклада — Франкфурт назван «городом». «Ванин» — начальник Департамента стран Западной Европы, генерал Ершов, которому адресовалась шифровка, сам с ним обговаривал экстренные способы связи. Его шифровка попадет на стол Ершова еще сегодня, минуя столоначальников и направленцев. Правда, он нарушил правила скрытности, но вряд ли кто обратит внимание на одну из множества шифровок шефу Европейского департамента, в нынешнем бардаке это вряд ли. А уж то, что кто–то, кого еще не отловили и не подвесили за гениталии, специально отслеживает его переписку — это было уж слишком не справедливо. Хотя уровень предательства превысил все допустимые нормы.
Времена, когда предателей вычисляли или их сдавали перевербованные хозяева и лет на пять давали тему для разговоров, миновали. К этому явлению даже как–то привыкли и — нет худа без добра — оперативные службы стали еще осторожнее: еще тщательней продумывали детали операций, а уж что касается реализации информации, резидентуры и оперативные подразделения являли просто чудеса эквилибристики и такую изворотливость, что руководство только поощрительно разводило руками — высший, запредельный пилотаж. Тенденцией последнего времени вообще стало доводить до потребителя только аналитические материалы, суть компиляцию текстов открытых источников.
