Джон Ле Карре - Особо опасен
Он хочет сделать мне приятное, но не знает как. Он произносит правильные слова, но принадлежат они как будто не ему:
«Я на тебе женюсь, Аннабель. Смотри на мой аэроплан, Аннабель. Перейди в ислам, Аннабель. Не будь так сурова, Аннабель. Я стану врачом, адвокатом и инженером-самолетостроителем, со мной много чего случится, прежде чем меня депортируют в Швецию, а оттуда в ГУЛАГ. Я попрошу тебя выйти из комнаты, Аннабель».
Над гаванью занимавшаяся заря успела смениться ранним утром. Аннабель вышла на пешеходную тропу, тянущуюся вдоль заграждения. В последние недели, в ожидании преображения своей новой квартиры, она частенько прогуливалась здесь, отмечая полезные магазины и рыбные ресторанчики, где она сможет встречаться с друзьями, и придумывая будущие маршруты на работу: завтра проделать весь путь на велосипеде, а послезавтра, например, погрузить велик на паром, прокатиться три остановочки, выскочить на берег и снова закрутить педали. Но сейчас в уме постоянно крутились последние слова Иссы:
— Если я засну, то проснусь в тюрьме, Аннабель.
#По своей старой квартире она перемещалась с запрограммированностью робота, за что не раз выслушивала шутки домашних. Еще недавно она чувствовала себя запуганной, хотя и отказывалась себе в этом признаваться. Но теперь страх был преодолен.
Понежившись в ванне в свое удовольствие, она решила заодно уж вымыть голову. Недавняя усталость сменилась жаждой деятельности.
Выйдя из-под душа, она оделась для дороги — бриджи из лайкры, кроссовки, легкая блузка на случай жары, жилетка шерпы — и на выходе прихватила с бамбукового столика шлем-«ракушку» и кожаные краги. Ее потребность в физических нагрузках не знала предела. Без них она бы через неделю превратилась в бесформенную медузу.
Следующим номером она отправила имейлы своим рабочим: извините, ребята, но никаких работ в квартире до особого распоряжения. Непредвиденные затруднения с арендой, через два-три дня все разрешится. Ваши финансовые потери будут компенсированы. Tschüss. Аннабель Рихтер.
К списку необходимого она добавила новый навесной замок, ибо не все люди просматривают свои сообщения перед очередной рабочей неделей.
Зазвонил мобильник. Восемь. Каждую субботу, включая праздничные дни, ровно в восемь, как по часам, фрау Рихтер звонила дочери. А по воскресеньям она звонила ее старшей сестре Хайди. Семейная этика не дозволяла дочерям нежиться в постели или заниматься любовью по утрам, будь то будний день или выходной.
Начала она с «обращения к нации», и Аннабель невольно разулыбалась.
— Я не должна тебе об этом говорить, но Хайди, кажется, опять беременна. Во вторник все прояснится, а пока, Аннабель, ты ничего не знаешь. Ты меня поняла?
— Мама, я тебя поняла и очень за тебя рада. Это уже твой четвертый внук, при том что ты сама еще ребенок!
— Естественно, как только все будет официально подтверждено, ты сможешь ее поздравить.
Аннабель удержалась от реплики, что Хайди вне себя от случившегося, и только мольбы мужа удержали ее от аборта.
— Твоему брату Гуго предложили место в отделении психологии человека крупного медицинского центра в Кёльне, но так как он не уверен, что они настоящие фрейдисты, он может и отказаться. Его глупость порой меня пугает.
— Кёльн был бы для него неплохим вариантом, — сказала Аннабель, не уточнив, что они с Гуго разговаривают по телефону в среднем три раза в неделю, поэтому она в курсе его планов: он намерен оставаться в Берлине, пока его бурный роман с замужней женщиной старше его на десять лет не выгорит дотла, либо рванет, как мина под ногами, либо — вариант наиболее вероятный — эти два события совместятся.
— Твой отец согласился произнести программную речь на международной конференции юристов в Турине. Он уже начал ее писать, ты же его знаешь, так что теперь до сентября из него слова не вытянешь. Ты помирилась с Карстеном?
— Мы в процессе.
— Это хорошо.
Повисла небольшая пауза.
— Мама, как тесты? — спросила Аннабель.
— Обычный идиотизм. Когда мне говорят, что результаты отрицательные, я как оптимист сразу огорчаюсь и только потом проворачиваю в голове ситуацию.
— Они отрицательные?
— Был один тоненький положительный голосок, но он утонул в хоре отрицательных.
— И какой же положительный?
— Моя дурацкая печень.
— Папе сказала?
— Дорогая, ты не знаешь мужчин? Он или посоветует мне выпить стаканчик вина, или решит, что я умираю. Отправляйся на свою велосипедную прогулку.
#Итак, ее план действий.
Жизнь Гуго, по обыкновению, находилась в неустойчивом равновесии. Супруг его возлюбленной, коммивояжер, имел неосмотрительную привычку наведываться домой по выходным. Соответственно Гуго вынужден был ночевать при больнице, готовый к экстренным вызовам, а днем осматривал пациентов. Вся штука заключалась в том, чтобы поймать его между восемью, когда заканчивалось его ночное дежурство, и десятью, когда начинался утренний обход. Сейчас на часах было 8:20, идеальное время.
Из соображений безопасности требовался телефон-автомат и, для душевного комфорта, в знакомом месте. Она остановила свой выбор на бывшем охотничьем домике, а ныне кафе в оленьем заповеднике, что в районе Бланкенезе, до которого было пятнадцать минут езды на велосипеде. А тут она добралась за двенадцать и сразу заказала травяной чай, чтобы отдышаться, пока он остывает. В коридорчике, ведущем к туалетам, стояла старомодная английская телефонная будка. Она наменяла мелочи у бармена.
У них с Гуго серьезный разговор всегда перемежался взаимным подтруниванием. Сегодня — по-видимому, из-за чересчур серьезного настроя — она подтрунивала больше обычного.
— У меня не клиент, а настоящий кошмар, Гуго, — начала она. — Умен, но законченный неврастеник. Говорит только по-русски. Ему нужен отдых и профессиональный уход. Парень прошел через огонь, воду и медные трубы, но это не телефонный разговор. Если б ты его увидел, ты бы первый сказал, что ему требуется специалист.
Она не хотела, чтобы ее слова были восприняты как мольба о помощи. Любая попытка сыграть на душевных струнах Гуго была бы ошибкой.
— Ты уверена? Сомневаюсь. И каковы же симптомы болезни? — потребовал он ответа резковатым профессиональным тоном.
Она заранее написала их на бумажке.
— Маниакальные идеи. Ему кажется, что он завоюет мир, а через минуту он уже дрожит как мышь.
— Обычная история. Он случайно не политик?
Она издала громкий смешок, но при этом не могла отделаться от ощущения, что он не шутит.
— Непредсказуемые вспышки ярости. То рабская зависимость, то абсолютная мужская уверенность в себе. Тебе это о чем-то говорит? Я не врач, Гуго. Ситуация на самом деле хуже некуда. Ему нужна неотложная помощь. При строжайшей конфиденциальности. Есть что-нибудь подходящее? Должно же быть такое место.
— Хороших нет. Во всяком случае, я такого не знаю. Он опасен?
— С чего ты взял?
— Он обнаруживал признаки буйства?
— Человек напевает вслух. Часами смотрит в окно. Пускает бумажные самолетики. Ты усматриваешь в этом признаки буйства?
— Окно находится высоко?
— Гуго, прекрати!
— Он на тебя смотрит как-то странно? Нет, ты ответь. Вопрос серьезный.
— Он никак не смотрит. Я хочу сказать, он глядит куда-то в сторону. — Она взяла себя в руки. — Ладно, более-менее хорошее. Место, где его примут, присмотрят за ним, не станут задавать лишних вопросов… одним словом, помогут ему подсобраться.
Слишком много слов.
— А как у него с деньгами? — поинтересовался Гуго.
— Деньги есть. Сколько угодно.
— Откуда?
— Богатые замужние женщины, с которыми он спит.
— И он сорит ими направо и налево? Покупает «роллс-ройсы» и жемчужные ожерелья?
— Он даже не знает про них. — Она начала терять терпение. — Но деньги у него есть. Он в порядке. В финансовом смысле. Кое-кто держит их наготове. Господи, Гуго. Неужели нельзя без этих сложностей?
— Он говорит только по-русски?
— Я тебе уже сказала.
— И ты с ним трахаешься?
— Нет!
— Но собираешься?
— Гуго, Христа ради, ты можешь хоть раз проявить благоразумие?
— Я стараюсь. Это-то тебя и злит.
— Послушай, все, что мне нужно… ему нужно… короче, мы можем поместить его быстро, в течение ближайших дней, в какое-нибудь, пускай не идеальное, место? Главное, приличное и сугубо закрытое. Даже в моем приюте ничего не знают про наш разговор. Вот о такой закрытости идет речь.
— Откуда ты звонишь?
— Из телефона-автомата. Мой мобильник ненадежен.
— Сегодня воскресенье, если ты не в курсе.
Она молча ждала продолжения.
— А в понедельник у нас весь день конференция. Позвони мне на мобильный вечерком, после девяти. Аннабель?
