Андрей Гуляшки - Драгоценный камень
Так я сказал и взглянул на Теменужку. Я думал, что она будет взволнована, почувствовав себя перенесенной в далекие времена Спартака. Но она погладила коровью морду, дала корове пучок сена и сказала:
— Правда, она добрая? Ее зовут Вытка.
— Чудесное имя, — кивнул Радан. — Типичное имя для нашего края. Звучное.
Я замолчал.
— Пещера или рудник, — обернулся ко мне Радан, — в конце концов это все равно. Под землей ведь? Подземные пустоты всегда привлекают внимание. Я слышал, что за границей некоторые пещеры электрифицированы. Садишься себе в трамвайчик, едешь, а перед глазами у тебя проплывают и сталактиты, и сталагмиты, и другие Теменужкины мечты. Тут богатое поле деятельности. Я вам говорю, что этот бывший рудник может превратиться в очень интересный туристический объект. А где наплыв туристов, там и хозяйственное оживление. Я вас спрашиваю: зачем районному кооперативному союзу скупать и вывозить отсюда виноград, когда можно реализовать его на месте? Потребителями будут тысячи туристов. То же самое и с молоком и с брынзой.
Я замер. Учитывая, что поэтическая фантазия моего товарища не знает удержу, я прервал его:
— Знаешь что, — сказал я ему, — не будем говорить о брынзе и о молоке. Меня лично занимает Спартак. Представь себе, что мы найдем надпись, сделанную им в этом старинном руднике!
— Что-то не верится, — сказал Радан. — С чего это вдруг?
Вот таким он и был. Может мечтать обо всяких абстракциях, а дойдет дело до чего-нибудь реального, конкретного — вот как со Спартаком, — он тут же руки вверх и говорит: с чего это вдруг?
— И я пойду с вами, — сказала Теменужка. Она мудро не вмешивалась в наш спор.
— Ты? — Радан совершенно нахально засмеялся. — Ты думаешь, тетка тебя пустит?
Мне стало жалко девочку, поэтому я сказал:
— Попробуй. Поговори с ней. Если хочешь, я тоже поговорю.
— Глупости! — сказал Радан. — Ты наивный человек. Какая же это тетка ни с того ни с сего отпустит свою племянницу?
Теменужка вздохнула. Мы задумались.
Радан засвистел. Я знал его характер, и мне стало поэтому еще грустнее. Было совершенно очевидно: он бросает девушку на произвол судьбы, он больше ею не интересуется.
— Послушайте, дети, — сказал он. — Я предлагаю пойти к геологам. Мы члены ДСНМ, мы должны проявлять интерес к науке и помогать исследователям. Я там задержусь подольше, а вы пробудете день-два и вернетесь. И тетка в таком случае не будет иметь ничего против. Она пустит Теменужку.
— Хорошо, — согласился я. — А рудник? Разве мы не будем его исследовать?
Я собирался снова развить свою теорию о возможности напасть на следы Спартака, но он махнул рукой.
— Ни слова! Наша стратегическая цель — геологическая бригада. Цель благородная, и. я уверен, что тетя не решится нас отговаривать. А если она попробует, мы ей скажем, что она рассуждает антиобщественно, и она капитулирует. Но о руднике — ни слова. По правде говоря, я не вижу смысла распространяться о нем. Рудник — это только тактическая подробность. Мы завернем туда по дороге в бригаду и установим, что он собой представляет как туристический объект.
— Чудесно! — воскликнула Теменужка и всплеснула руками, а потом обняла корову и поцеловала ее в морду. Зачем нужно было обнимать и целовать корову и какую связь этот ее мелодраматический жест имел с планом Радана, мне не было ясно.
— Теперь вот еще что, послушайте, — сказал Радан. — Нам надо запастись едой на два дня. Еще нам необходимы тряпки для факелов. Об этом позаботится Теменужка. Мы дадим ей деньги, и она купит в кооперативе два-три литра керосина. Вот и все. А теперь вперед к тетке — она наш первый бастион!
Этот «бастион» мы взяли очень легко. Услышав о наших планах, тетка ласково улыбнулась нам и засучила рукава.
— Это вы хорошо придумали, — сказала она. — Там один наш человек есть, с инженерами работает. — Она повернулась к Теменужке. — Дяди Лазара двоюродный брат, Стаменко. Помнишь его? В позапрошлом году, когда ты с отцом у нас была, он водил тебя на гулянье в Новоречене. Помнишь?
— А, вспомнила! — прощебетала Теменужка. — Дядя Стаменко, ну конечно. Как же мне его не помнить.
— Он, он самый, — заулыбалась тетя. — Сейчас он в ТКЗХ сторожем служит, да председатель послал его с бригадой.
Она подпоясалась полотенцем, наклонилась над квашней и всыпала туда чистой, белой как мел муки.
— Сейчас поставлю вам сладкую лепешку. А Стаменко скажите, чтоб скорее возвращался — склад сторожить некому. А то что это за склад! Вроде заперт на замок, а такие щели в стенах — не дай бог! Только от лихого глаза подальше.
Мы обещали тете, что приведем этого Стаменко обратно в село.
Было около полудня, когда мы снова подошли к нашему холму.
Радан отрубил три ветки, обмотал их концы тряпками, и факелы были готовы. Мы осторожно спустились в яму. Я делал все, чтобы быть полезным Теменужке, и, наверно, поэтому скатился вниз. Я здорово ободрал бы себе колени и локти, но Радан помог мне удержаться.
И вот мы перешагнули подземный порог. На нас сразу дохнуло влажным холодом. Мы оказались в мрачном каменном коридоре шириной шага в три и достаточно высоком, чтобы можно было идти не нагибаясь.
— Зажжем факелы? — шепотом спросила Теменужка.
— Еще и так видно, — сказал Радан.
Так мы прошли около двадцати шагов. Сумрак сгустился, стал превращаться в темноту. И мы наконец зажгли наши факелы. На серых каменных стенах заиграли красные отблески, и среди этих отблесков мы увидели свои силуэты — черные, подвижные, точно ожившие картинки, нарисованные тушью.
— А сталактиты близко? — спросила Теменужка.
— Да, — успокоил ее Радан. — Через час, через два доберемся.
Мы прошли еще шагов десять и остановились. Здесь галерея сужалась и под острым углом сворачивала вправо. Мы вошли во что-то, похожее на цилиндр, и сразу почувствовали, что пол уходит вниз.
— Начинается спуск, — сказал Радан.
Он пошел вперед. Теменужка за ним, я последний.
Теперь стены уже не были гладкими. Со всех сторон торчали острые камни — то серые, то красные, то странного желтоватого цвета.
— Похоже на настоящую пещеру, — сказала Теменужка. — Я в пещерах не была, но мне кажется, что они именно такие. На сколько метров мы ушли под землю, знаете?
Только я собрался ей ответить, что мы лишь начинаем свое подземное путешествие, как Радан внезапно остановился.
— Идите-ка сюда поближе, — позвал он нас.
Мы подошли ближе, почти прижались к нему.
— Что вы видите?
— Камни, — прошептала Теменужка.
— Гранит, — сказал я.
— Плохо смотрите, — вздохнул Радан. — Вы только глазеете, а ничего не видите. — Он протянул руку. — Смотрите-ка — что это такое?
— Веревочка! — вскрикнула Теменужка.
Она так вскрикнула, как будто увидела какое-то чудо, а не самую обыкновенную веревочку.
Мы молча смотрели на эту тонкую белую веревку длиной в палец. Она высовывалась из трещины в скале и была похожа на мышиный хвост.
Радан подмигнул мне:
— Уж не Спартак ли завязывал здесь сандалии, посмотри-ка!
Я протянул руку, но он грубо оттолкнул меня.
— Это кусочек бикфордова шнура. Бикфордова шнура, — подчеркнул он.
Я замолчал. Пусть это будет кусочек шнура. Но зачем же меня отталкивать?
Пока я обдумывал, что ему сказать, он стал на колени и принялся внимательно рассматривать камни.
— Ага! — тихонько сказал он. — Наклонитесь-ка, детки. Что это такое?
В желтоватом свете факелов мы увидели едва заметный черный порошок, а в двух пядях от порошка — окурок сигареты с золотым мундштуком.
— Сюда приходил один из тех двух мужчин, которых ты видел ночью, — сказала Теменужка. — Тот, который курит дорогие сигареты.
— Может быть, и оба приходили, — ответил Радан. Он поднял золотой окурок и положил его в карман. — Но след остался только от того, который курит сигареты с золотыми мундштуками.
— Подумаешь, какое дело! — сказал я. — Сюда приходили проверять местность те двое, о которых нам говорил кассир. Здесь они остановились, один из них выкурил сигарету, а потом они вернулись. Что здесь такого необыкновенного?
— Ничего необыкновенного нет, — сказал Радан. — Просто пробили в скале дыру или использовали готовую трещину, наполнили ее динамитом, поставили детонатор и подожгли фитиль. Ведь порошок-то — это зола. Она просыпалась на этот серый камень как раз под веревочкой, которую наш приятель Анастас принял за остаток сандалии легендарного Спартака. Анастас не видел бикфордова шнура, но мой отец шахтер — он сам давал мне их поджигать в новых шахтах на руднике «Черное море». Зажженный фитиль некоторое время горел, а потом погас. Почему? По-моему, одно из двух. Или селитра в шнуре отсырела — видите, какая мокрая скала, — или какая-нибудь крыса — а здесь наверняка много крыс — его перегрызла. И детонатор не воспламенился. А если б он воспламенился, здесь был бы конец этой галереи. И, может быть, на вечные времена.
