Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Не могу этому поверить, — тихо сказал отставной разведчик. — Он не говорил этого.
— Да нет, сказал. Он даже назвал их вояками и не собирался придавать этому слову какого-то возвышенного значения. Он буквально заклеймил адмиралов и генералов, назвав их приготовишками с золотыми нашивками, которым все бы в игрушки играть.
— Некоторые сенаторы в Комитете по делам вооруженных сил наверняка согласятся с подобной оценкой.
— Больше того, когда я напомнил ему, что «Женщина-Змея» связана с Сайгоном — точнее с сайгонским командованием, — он весьма ясно выразился в том смысле, что, может быть, так оно и было, но уж точно на этом не остановилось и — здесь прямая цитата: «Где солдатикам с этим справиться».
— Весьма провокационное заявление. Он не сказал тебе, почему они не смогли бы справиться?
— Нет, и я не стал спрашивать. Предполагалось, что ответ мне должен быть известен.
— А хорошо было бы спросить. Мне все меньше и меньше нравится то, что я слышу: перед нами что-то большое и ужасное... Откуда вдруг выплыли эти сто миллионов?
— Я сказал ему, что «Медуза», если это будет нужно, может приобрести ему где-нибудь за границей виллу, где его никто не сможет достать. Он не слишком заинтересовался этим и сказал, что если захочет, то и сам себе ее купит: у него в Цюрихе лежит сто миллионов долларов... Кажется, об этом я также должен был знать.
— Только и всего? Всего каких-то жалких сто миллионов?
— Не совсем так. Он сказал, что, как и все остальные, получает ежемесячно кодированный телекс из Цюриха с депозитами. По всей видимости, они возрастают.
— Большое, ужасное, да еще и растет, — вставил Конклин. — Что-нибудь еще? Не то чтобы я очень хотел это услышать — я и так достаточно напуган.
— Еще два пункта, и оставь немного страха про запас... Армбрустер сказал, что, кроме депозитов, в телексе перечисляются фирмы, над которыми они завоевывают контроль.
— Какие фирмы? О чем это он болтает? Милостивый Боже...
— Если бы я спросил его об этом, моей жене и детям пришлось бы присутствовать на траурной церемонии при пустом гробе, так как меня никогда бы не нашли.
— У тебя есть еще что-то для меня? Давай выкладывай.
— Наш знаменитый председатель Федеральной торговой комиссии сказал, что эти вездесущие «мы» могут избавиться от военных, потому что через шесть месяцев «они» получат необходимый контроль над Европой... Алекс, какой контроль? С чем мы имеем дело?
На линии последовало молчание, но Джейсон Борн не стал прерывать его. Давиду Уэббу хотелось кричать, показывая свой протест и смятение, но он не мог этого сделать; теперь он был тем, кого нет на свете. Наконец Конклин нарушил молчание.
— Думаю, мы имеем дело с чем-то таким, что нам самим не одолеть, — сказал он мягко и едва слышно. — Надо сообщить об этом наверх, Дэвид. Мы не можем оставить это между собой.
— Черт бы тебя побрал, ты сейчас не с Дэвидом общаешься! — Борну не нужно было гневно повышать голос — интонация говорила сама за себя. — Об этом никто не узнает, если я не дам согласия, а этого, может, еще сто лет придется ждать. Пойми меня, оперативник, я ничего никому не должен — в особенности сильным мира сего в этом городе. Они и так слишком много потрясений устроили мне и моей жене, чтобы я мог пойти на какие-то уступки там, где речь идет о нашей жизни и жизни наших детей! Я намерен использовать всю информацию для достижения только одной-единственной цели: вытащить на свет Божий Шакала и убить его, чтобы мы могли выкарабкаться наконец из нашего ада и начали жить как все... Я знаю, что только так это и произойдет. Армбрустер разговаривал жестко, и он может быть опасным малым, но в глубине души он боится. Они все испугались — впали в панику, как ты выразился и был прав. Достаточно только поманить их Шакалом, и они не смогут отказаться от такого решения. Помани Карлоса таким богатым и влиятельным клиентом, как современная «Медуза», — и он не устоит: он получит признание шишек международного уровня, а не каких-то отбросов общества, фанатиков левого и правого толка... Не вставай у меня на пути — не надо, ради Бога, не надо!
— Это — угроза, не так ли?
— Прекрати, Алекс. Я не хочу разговаривать в таком тоне.
— Ты же сам только что начал. Складывается ситуация, аналогичная парижской тринадцатилетней давности, только теперь все наоборот, верно? Теперь ты убьешь меня, потому что это я — тот человек, у которого пропала память — память о том, что мы сделали с тобой и Мари.
— Речь идет о моей семье! — закричал Дэвид Уэбб, чувствуя комок в горле; на его лбу выступили капли пота, в глазах стояли слезы. — Они — в тысячах миль от меня и вынуждены скрываться. Иначе и быть не может, потому что я не стану рисковать и подвергать их жизнь опасности... Они будут убиты, Алекс, вот что сделает Шакал, если ему удастся их найти. На этой неделе они на острове, а где они будут на следующей? Сколько еще тысяч миль им придется исколесить? А после этого — куда им деться? Куда нам деться? Теперь, когда нам многое известно, мы не можем остановиться: Шакал идет за мной, этот проклятый дерьмовый психопат следует за мной по пятам... Все факты вопиют об одном: ему нужно крупное убийство. Этого требует его эго, и убить он собирается мою семью!.. Нет, оперативник, не надо обременять меня тем, на что мне наплевать...
— Я понял тебя, — сказал Конклин. — Не знаю, слышал я Дэвида или Джейсона Борна, но я тебя понял. Ладно, не будет Парижа наоборот, но нам надо действовать быстро, и сейчас я обращаюсь к Борну: что дальше? Где ты сейчас находишься?
— По-моему, примерно в шести-семи милях от поместья генерала Суэйна, — ответил Джейсон. Глубоко вздохнув, он мгновенно подавил гнев, и хладнокровие вернулось к нему. — Ты звонил ему?
— Два часа назад.
— Я по-прежнему Кобра?
— Почему бы нет? Это ведь тоже змея.
— Я так и сказал Армбрустеру, но что-то он не обрадовался.
— Суэйн тоже, вдобавок я почуял что-то, но пока не могу объяснить.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не совсем уверен, но мне показалось, что он подчиняется кому-то.
— В Пентагоне? Бартону?
— Думаю — да, но точно не знаю. Его словно частично парализовало, он реагировал так, будто был кем-то посторонним, вовлеченным в игру, но не слишком всерьез. Он пару раз проговорился и пробормотал что-то вроде: «Нам надо подумать об этом» и «Нам надо посоветоваться». Посоветоваться с кем? Разговор был один на один, и я, как обычно, предупредил его, что он не должен разговаривать ни с кем. Он как-то неубедительно отговорился в том смысле, что прославленный генерал сам с собой посоветуется. Но я не купился на это.
— И я тоже, — согласился Джейсон. — Собираюсь переодеться. Одежда лежит у меня в машине.
— Что?
Борн обернулся в кабине телефона-автомата и осмотрел бензоколонку. Рядом с ней он увидел, как и надеялся, мужской туалет.
— Ты говорил, что Суэйн живет на большой ферме к западу от Манассаса...
— Маленькая поправка, — прервал его Алекс. — Это он называет ее фермой, а в налоговой ведомости она обозначена — впрочем, ее так называют и соседи — как поместье площадью в двадцать восемь акров. Совсем неплохо для кадрового военного — выходца из семьи в Небраске с уровнем дохода ниже среднего, женившегося на парикмахерше с Гавайев тридцать лет назад. Предположительно, он купил свой "надела десять лет назад за счет весьма крупного наследства от одного мифического благодетеля — этакого таинственного дядюшки, следов которого я так и не смог найти. Это, кстати, меня и заинтересовало. Суэйн возглавлял в Сайгоне интендантскую службу, которая снабжала «Медузу»... А что общего имеет его место жительства с твоим переодеванием?
— Я хочу порыскать там. Поеду туда засветло, чтобы посмотреть, как все это выглядит со стороны дороги, а затем, когда стемнеет, нанесу ему внезапный визит.
— Это достаточно эффективный прием, но что ты ищешь?
— Просто я люблю фермы. Они такие большие и просторные; кроме того, непонятно, зачем профессиональный военный, который знает, что его в любой момент могут перебросить в любую точку земного шара, связывает себя по рукам и ногам таким крупным капиталовложением.
— Меня больше волнует как, а не зачем он купил это поместье. Хотя твой подход тоже весьма интересен.
— Посмотрим.
— Будь осторожен. Там, наверное, есть сигнализация и собаки, а может, и еще что-нибудь.
— Я готов к этому, — сказал Джейсон Борн. — Выехав из Джорджтауна, я прикупил кое-что на всякий случай.
* * *Летнее солнце низко повисло на западе небосклона, когда он сбавил скорость взятого напрокат автомобиля и опустил козырек, чтобы желтый огненный шар не слепил глаза. Вскоре солнце скроется за горами Шенандоа, и наступят сумерки — прелюдия полной темноты. Джейсон Борн жаждал полной темноты — она была его другом и союзником, в темноте он двигался быстро и уверенно, ноги и руки мгновенно распознавали все устраиваемые природой препятствия. Джунгли были гостеприимны к нему в прошлом, как бы понимая, что хоть он и был незваным гостем, но уважал их. Он не боялся джунглей — готов был раствориться в них, потому что они защищали его и открывали ему путь для решения любой задачи; да, он был одним целым с джунглями, а теперь он сольется с густой растительностью, окружающей поместье генерала Нормана Суэйна.
