Роберт Ладлэм - Идентификация Борна
— В этом случае неважно, что выяснит твой приятель Петер. Я в любом случае остаюсь в одиночестве.
— Мы отступаем, но это уже не одиночество, это немного выше, чем четыре с половиной к пяти по десятибалльной шкале.
— Если бы она была даже девятибалльной, ничего бы не изменилось. Одни хотят меня уничтожить, а я не знаю почему. Другие могут оставить, но почему-то не делают этого. Не имея памяти нельзя обеспечить достаточную защиту. Возможно, что для меня может наступить такой период, когда я буду попросту беззащитен.
— Я отказываюсь верить в это, и ты должен думать так же.
— Благодарю...
— Я действительно настаиваю на этом, Джейсон. Прекрати это!
— “Прекрати это!” Как много раз я говорил это самому себе! Ты единственная на свете, кто верит в меня. Почему же я не могу поверить в себя?
Борн поднялся, как обычно проверяя свои ноги. Способность двигаться возвращалась к нему, раны оказались менее опасными, чем показалось ему сначала. У него должна состояться встреча с доктором сегодняшней ночью в Волене, который должен снять ему швы. Завтра должно все измениться.
— Париж. Ответ находится в Париже. Я почти так же уверен в этом, как был уверен в существовании треугольников в Цюрихе. Но я пока не знаю, с чего мне начать, и это плохо. Я всегда ожидал какого-нибудь знака, слова, фразы или коробки спичек. Они бы подсказали мне что-нибудь, и это был бы сигнал.
— Почему бы нам не подождать вестей от Петера? Я могу позвонить ему завтра. Мы сможем завтра очутиться в Париже.
— Это не имеет значения, неужели тебе это неясно? Неважно, что он узнает, но того, что я хочу знать, в его сообщения не будет. По той же самой причине и Тредстоун не связывается с банком. Эта причина — я. Я хочу знать, почему многие охотятся за мной, почему меня хотят прикончить, почему кто-то по имени Карлос заплатит.
Как это было сказано... За труп. Он рассказывал это, пока резкий звук под столом не прервал его. Мари уронила чашку и смотрела на него застывшими глазами. Ее лицо было белым, как будто вся кровь отхлынула от ее головки.
— Что ты только сказал?
— Что? Я сказал, что хочу знать...
— Имя. Ты только что произнес имя. Карлос?
— Да, верно.
— За все дни и часы, что мы пробыли вместе, ты никогда его не упоминал.
Борн смотрел на нее, стараясь что-нибудь припомнить. Действительно это было так. Он рассказал ей все, что приходило ему на ум, но он всегда опускал это имя... Чаще всего в целью выбросить его прочь.
— Ты, кажется, знаешь этого Карлоса?
— Не смеши людей! Если это так, то это не очень удачная шутка.
— Я не урод и не думаю, что в данном случае уместны какие-то шутки. Кто такой этот Карлос?
— Бог мой, ты не знаешь, — она всматривалась в его глаза. — Это тоже выпало из твоей башки?
— Кто же такой этот Карлос?
— Убийца. Его называют палачом Европы. Человек, за которым охотятся уже двенадцать лет. Предполагают, что он убил около 60 политических и военных деятелей. Никто не знает, как он выглядит, но известно, что управляет он всеми операциями из Парижа.
Борн ощутил, как его пронизывают ледяные волны.
Машина, на которой они добирались до Волена, была старым английским “фордом”, принадлежавшем зятю консьержа. Джейсон и Мари сидели на заднем сидении. За окном быстро проносились картины загородного пейзажа. Швы были уже сняты, а на их месте теперь находился мягкий бандаж, скрепленный кусками пластыря.
— Возвращайся в Канаду, — тихо сказал он, нарушая молчание.
— Я поеду, как уже говорила тебе, но через несколько дней. Мне надо побывать в Париже.
— Я не хочу, чтобы ты ехала в Париж. Потом я позвоню тебе в Оттаву, там ты сможешь провести поиски “Тредстоун” и сообщить мне результаты по телефону.
— Но ведь ты сказал, что это не имеет решающего значения. Ты хотел знать “почему”, “кто” и все по-прежнему остается загадкой и бессмыслицей до тех пор, пока ты поймешь хоть что-нибудь в происходящем.
— Я должен найти выход и я найду его. Мне нужен один человек.
— Но ты не знаешь где и с чего начинать. Ты — человек, ожидающий знака, фразы или пачки спичек. Их может там не оказаться, и что ты тогда будешь делать?
— Что-то должно там быть.
— Что-то — да, но ты можешь этого не увидеть, и поэтому ты нуждаешься во мне. Я знаю слова и методы, а ты — нет.
Борн посмотрел на нее в надвигающихся сумерках.
— Выскажись яснее.
— Банки, Джейсон. Все связи “Тредстоун” осуществляет через банки, но не тем путем, который ты можешь вообразить.
Сгорбленный человек в потрепанном пальто с черным беретом в руке медленно брел к дальнему боковому приделу деревенской церкви, находящейся в местечке Ападжон в десяти милях к югу от Парижа. Удары колокола созывали на вечернюю молитву к пресвятой Богородице, прорываясь через верхние ярусы дерева и камня. Человек занял свое место в пятом ряду и стал ждать, когда затихнут удары колокола. Это было сигналом для него и он строго выполнял его, точно зная, что в течение всего времени, пока звонил колокол, другой, более молодой человек, — безжалостный, как никто из живущих на земле обходил вокруг маленькой церкви, изучая всех снаружи и внутри нее. Если он замечал то, что не ожидал увидеть, то любой, кто был по его мнению опасным для него в данный момент, немедленно уничтожался без всяких вопросов. Таковы были методы Карлоса, и только те, кто понимал, что их жизни могут быть оборваны в любой момент, становились связниками убийцы. Все они были, как и он, стариками, чья жизнь уже прошла, оставляя лишь жалкие месяцы, ограниченные возрастом, болезнью или и тем и другим.
Карлос не допускал ни малейшего риска, соблюдая единственное правило, что если кто-нибудь умирал на его службе — или от его руки — то деньги все равно находили свой путь к старой женщине, или к их детям. Другими словами это звучало так: всегда можно найти определенное достоинство, работая на Карлоса. И никогда не было недостатка в щедрости. Это было как раз то, что очень хорошо понимала его маленькая армия немощных стариков. Карлос придавал смысл концу их существования.
Связной зажал свой берет в руке и продолжил путь к боковому приделу, направляясь к ряду кабин для исповеди, расположенных вдоль левой стены. Он прошел к пятой кабине, откинул занавес и вошел внутрь, приспосабливая свои глаза к слабому свету единственной свечи, которая находилась по другую сторону драпировки, отделяющей священника от грешника. Он сел на небольшую деревянную скамью и взглянул на силуэт, обозначившийся в святом месте. Это была фигура человека в монашеской одежде с головой, покрытой капюшоном. Связной никогда не пытался представить себе, как выглядит этот человек, не его это было занятие спекулировать на таких вещах.
— Слава пресвятой Богородице, — пробормотал он.
— Слава пресвятой Богородице, — отозвался человек в капюшоне. — Достаточно ли обеспечены твои дни?
— Они близятся к концу, но вполне обеспечены! — воскликнул старик.
— Хорошо. Очень важно иметь чувство уверенности в твоем возрасте, сказал Карлос. — Но вернемся к делам... Получил ли ты подробности из Цюриха?
— Сова мертва, как и двое других, а возможно и третий. Он тяжело ранен в руку и не сможет работать. Кейн исчез. Они думают, что женщина вместе с ним.
— Весьма странно, — заметил Карлос.
— Есть еще кое-что. Тот, кому было поручено убить ее, не подает о себе никаких весточек. Он должен был забрать ее на Гуизон Квей, но никто не знает, что случилось.
— За исключением сторожа, который был там убит. Вполне возможно, что она была вовсе не заложницей, а ловушкой. Мне необходимо поразмышлять об этом... Теперь мои инструкции. Ты готов?
Старик полез в карман и достал оттуда карандаш и клочок бумаги.
— Телефонограмма в Цюрих. Мне нужен человек, который видел Кейна, который может опознать его здесь, в Париже, и лучше всего завтра. Кроме того, в Цюрихе нужно связаться с Конигом и сказать ему, чтобы он отправил необходимые материалы в Нью-Йорк. Для этого я должен использовать почтовое отделение в деревне.
— Пожалуйста, — перебил его старик, — эти старые руки уже не могут писать так, как они это делали когда-то.
— Простите меня, — прошептал Карлос. — Я озабочен и поэтому невнимателен. Извините.
— Не стоит, не стоит. Продолжайте.
— И наконец я хочу, чтобы наши люди сняли комнаты на улице Мадлен, в квартале, где расположен банк. Теперь этот банк будет местом его гибели. Самозванец будет наказан за свою самоуверенность... Не считая еще чего-то, чем он является на самом деле.
Глава 2
Борн наблюдал, как Мари прошла через иммиграционную зону бернского аэропорта. Особое внимание он обратил на признаки интереса к ней со стороны многочисленной толпы, которая окружала французский сектор аэропорта. Было уже четыре часа дня, самое оживленное время полетов на Париж, когда бизнесмены всех рангов торопились назад в Город Света после изнурительных часов поденной работы в банках Берна.
