Иван Дорба - «Третья сила»
Вдруг вбежал без стука Денисенко. Запыхавшись от быстрого бега, с трудом переведя дух, выпалил:
— Арестованы Леонид Евгеньевич Околов и его жена. А Владимир Брандт вроде при смерти…
— Ну что же, в Витебске останется еще один Брандт! — хмуро предупредил Боярский. Потом огорченно покачал головой и, не выдав ни единым движением своего волнения, сухо произнес: — Эх, Леонид Евгеньевич, Леонид Евгеньевич! Предупреждал же, поменьше болтать! Что теперь сделаешь? — И уставился в окно. — Теперь вам, Алексей, с Ксенией Сергеевной и Любой Леоновой придется быстренько сматываться из города. Надо захватить и полковника Тищенко, да и вы, Граков, лучше уезжайте подобру-поздорову… Тут такое начнется! Немцы не идиоты. Докопаются. Особенно после смерти Вилли Брандта!…
— Но, Яков Иванович…
— Без всяких «но»! — строго прервал Денисенко Боярский. — Максимум через неделю чтоб и духа вашего здесь не было! А с третьим Брандтом мы уже разделаемся сами.
— Да, унд дер дритте Брандт верде аух фебрант! — скаламбурил Граков.
— Что? — не понял Боярский.
— Чтоб сгорел и третий Брандт, — пояснил Граков.
— Яков Иванович, — не унимался Денисенко, — я знаю и Дольфа, и Бременкампфа как облупленных: они, прежде чем брать, будут по крайней мере месяц устанавливать наши «подпольные связи». Тем более в субботу предстоит «операция» с Игнатом, а Дроздовская клянется и божится, что не скажет ни слова. Понимает, чем это пахнет!
Боярский ничего не ответил, но видно было, что решение его твердо.
— Ну что ж, Александр Павлович, ни пуха ни пера вам! Очень, очень рад, что среди белоэмигрантов есть такие люди, как вы… — И крепко обнял Гракова.
7
Арест Леонида Евгеньевича Околова спутал Бременкампфу и Дольфу карты. Сначала профессор, близоруко щурясь, то и дело снимая и протирая очки, недоуменно пожимал плечами и уверял, что ни о чем не имеет понятия; но когда принялись его бить, профессор тут же «признался», что вытащил у пьяного заместителя бургомистра ключ из кармана, сделал слепок и передал высокому мужчине, настоящему великану, широкоплечему большеголовому человеку с пронзительными глазами, как он полагает, командиру партизанского отряда «батьке Минаю».
— Какого дьявола ты это сделал? — рявкнул Дольф.
— В тот вечер, когда они пили, ко мне подошел на улице человек в маске, по фигуре и жестам напоминавший переводчика вашего отдела СД Куницына. Но я не уверен. И, пригрозив пистолетом, потребовал зайти к Кабановым, взять из пальто Лео Брандта ключ и сделать слепок… и сунул мне в руки воск…
Этой же ночью арестовали Куницына, но у него было неопровержимое алиби…
В течение нескольких дней Околов изменял свои показания, все больше запутывая следствие. Через неделю никто из допрашивающих уже не понимал профессора.
Бременкампф и Дольф поняли, что этот с виду слабый русский интеллигент силен духом и умом, тянет время, надеясь на заступничество своего племянника, начальника «Зондерштаба Р» Смоленска.
Действительно, вскоре пришел запрос из Варшавы.
— Сообщите в Варшаву, особо не вдаваясь в подробности, что Евгений Околов расстрелян, — приказал Бременкампф.
А на Марковщине произошли новые события: умер Вилли Брандт. В то же утро под мостом был обнаружен труп сторожа Игната и, наконец, исчез полковник Тищенко.
Дольф осмотрел место убийства служителя больницы Игната: тот лежал, раскинув руки, в груди торчал немецкий штык-нож; за ворот заткнута записка: «Каждому предателю — смерть!»
Врачи и медсестры на Марковщине уверяли, что понятия не имеют об убийстве сторожа. А о полковнике Тищенко давали разноречивые ответы: одни клялись, что такого вовсе не знают, другие — будто живет он в городе и является на костылях только на перевязку, третьи — будто пришла немецкая машина и его увезли… Но самым подозрительным был ответ врача, Ксении Сергеевны Околовой:
— Ей-богу, господин обер-лейтенант, я просто не помню, о ком идет речь! Каждый день через мои руки проходят десятки лиц… Тищенко? Фамилия знакомая, но я смутно себе его представляю. И зачем калека вам понадобился?
— Черт возьми, мадам, нас интересует этот полковник и его политическая позиция. Мы ведь с вами уже вели разговор о господине Тищенко, — улыбаясь и пристально всматриваясь, какова будет реакция, сказал Дольф.
— Все они для меня больные, и только, будь это маршал или рядовой боец.
«Она не сказала: фельдмаршал и простой солдат! — подумал обер-лейтенант. — Изменилась она, очень изменилась. Самоуверенней стала! Как и все эти русские… чует, что наши дела плохи. Слушает сводки Совинформбюро о наступлении красных на Калининском и Западном фронтах. И Дроздовская меня избегает, отмалчивается, отнекивается: ведать, мол, ничего не ведаю, не слыхала, не видела… Трусит, наверняка знает, кто убил Игната… боится, что убьют, если проговорится. До чего стало трудно работать…» И, как обычно, обойдя кругом больницы, отправился к Бременкампфу.
— Хайль, Отто! — встретил его тот. — Какие новости на Марковщине?
— Хайль Гитлер! Полагаю, врач Околова связана с партизанами.
— Я тоже, Отто, склонен так думать. А где доказательства? Не забывайте, что ее брат — наш человек. Резидент в Смоленске. У нас уже возникают неприятности из-за его дядюшки, профессора. Поторопились мы с ним… Доподлинно известно, что в больнице помогали бежать военнопленным, преимущественно офицерам; один из них недавно был убит в бою, при ликвидации в Должанской волости группы партизан; при нем обнаружена справка-отношение Витебского горздрава, напечатанная на машинке от имени врача Околовой, удостоверяющая, что больной в сопровождении шофера (фамилия и номер машины написаны от руки) направляется на дальнейшее лечение в Рубу. Почерк, я почти не сомневаюсь, принадлежит ей. Аналогичная фальшивая справка, если помните, была у проживавшего в Витебске на нелегальном положении партизана Люцко; у него обнаружены пистолет, взрывчатка, и, как выяснилось, он прибыл в город с диверсионным заданием. Тогда мы поверили Околовой…
— Помню, помню!
— Еще не все, господин оберштурмфюрер! — победоносно улыбнулся Дольф. — На днях на Ветеринарную, где проживает Околова с матерью и небезызвестным вам Денисенко, заходил среднего роста плотный мужчина, хромавший на левую ногу…
— Неужели Тищенко? Разыскиваемый нами полковник Тищенко? — прервал Дольфа Бременкампф, вскакивая из-за стола. — И его не взяли?
— Примерно через час неизвестный хромой вместе с Денисенко вышел из подъезда и через парк — на Задуновскую… и тут следовавший за ними агент потерял их из виду. «Как сквозь землю провалились».
— Большевики думают, что им позволено у нас под носом убивать безнаказанно преданных нам людей! — возмутился Бременкампф. — Усилить наблюдение за больницей и за домами Околовой и Леоновой. Следите, Дольф, за каждым их шагом, но с арестом не торопитесь: взять их надо тепленькими, господин обер-лейтенант. — И по привычке закинул ногу на ногу, уставился в свои начищенные до блеска сапоги.
Через три дня в абвер на Успенскую горку Бременкампфу позвонил агент:
— В больницу пришел хромой человек, чей словесный портрет совпадает с разыскиваемым полковником Тищенко.
Оберштурмфюрер тут же выбежал, вскочил в свой «мерседес» и велел шоферу гнать машину на Марковщину.
Через двадцать минут он вошел в приемный покой и быстро направился в кабинет. На топчане лежал полковник Тищенко… Бременкампф узнал его сразу. Околова двинулась ему навстречу с намерением закрыть простыней своего пациента, но было поздно…
— Господин полковник, наконец-то я вас нашел! — отстраняя Околову, со скрытым злорадством воскликнул оберштурмфюрер. — Где вы пропадали?
— Да вот никак не заживает рана. Похожу немного на костылях, и снова открывается. Прямо беда, — спокойно пожаловался Тищенко и лихорадочно подумал про себя: «Что делать? Если предложит поехать с ними, застрелю…»
— А я давно хочу поговорить с вами по поводу РОА.
— Так говорите!
— Нет, не здесь! Завтра я заеду за вами, подумайте и дайте окончательный ответ, согласны ли вы сотрудничать с нами, как мудро поступил генерал Власов. И, кстати, скажите, почему доктор Околова заявляла, что вас не знает?!
— Господин офицер, ничего в этом удивительного нет. Доктор видит меня лишь второй раз, я ведь, откровенно говоря, удрал из госпиталя: тяжко находиться среди увечных людей, да и сердцу не прикажешь — пленила меня одна сестричка… К ней перебрался…
— И кто же, если не секрет, счастливый предмет ваших нежных чувств? — И Бременкампф решил: «Если соврешь, возьму тебя сейчас же! Посмотрим, как будешь выкручиваться?!»
— Любовь… одно имя чего стоит! Любовь Леонова! Ваша, доктор, медсестра. А вы и не знали! — спокойно улыбнулся он Околовой.
