Николай Борисов - Укразия
Общее движение, Катя схватила за руку Энгера.
— Значит, вы не Энгер?
— Я партизан.
— Кто же вы?
— Один из тысяч, гибнущих за революцию.
Молчание. На Энгера смотрели с удивлением, любуясь его сильной фигурой. Дройд записывал.
— А потом, товарищи, все ясно. — Галайда чуть не сломал кулаком стол. Я предложил ему, что перейду к белым под фамилией Энгера и буду информировать отряд о белых. Комиссар и Галайда одобрили, но сомневались, чтобы я — партизан, босой голодранец, оборванный, мог сыграть роль офицера. Я их успокоил, так как был солдатом. Побрился и уже это сразу изменило меня. Правда, Галайда, посмотрев на меня, оказал, что из меня офицер, как из палки ружье. И, стукнув меня по плечу, сказал: «Не засыпься, гляди, иначе вся твоя работа пойдет к черту. Держи связь со мной, а я-то не подгажу». Под утро бронепоезд «Коршун» налетел на разобранный путь и сошел с рельс. Его окружили крестьяне и мы. Бились недолго. Я в лесу жадно ловил момент бегства офицеров. Мимо пробежала группа. Я подбежал к ним. «Я знаю здесь каждую тропку. Я выведу вас», — сказал я. Бежали долго. На меня офицеры с любопытством смотрели и перешептывались. Узнав из разговора, что здесь и начальник бронепоезда, я сказал: «Я вызывал вас по телефону, но, вероятно, эти головорезы испортили провода». Все остановились. Начальник схватил меня за плечо. «Кто вы такой?» И я ответил: «Ротмистр Энгер». Имя было знакомо и вызвало одобрение. Мне жали руки, мной восхищались. Я не успевал отвечать на вопросы. Полковник тряс мне руку. «Мы вам очень обязаны, ротмистр, вы нам столько раз помогли и так удачно». Меня при этих словах бросило в дрожь. Столько людей погибло из-за этого проклятого Энгера. Я сдержал себя и скромно ответил, подражая молоденькому офицеру в интонации: «Ну, это пустяки». А потом город, попойки в среде офицеров. Я экипировался с ног до головы, наблюдая и изучая офицерство. По целым часам простаивал перед зеркалом, повторяя все движения офицеров, вырабатывая офицерский тип. И выработал, кажется, удачно. Бежал со штабом Бредова из Киева. На станции Одесса поезд Бредова обстреляли рабочие. Я понял, что Одесса пороховой погреб, который взорвется при первом появлении красных. Явился в штаб за назначением. Был лично принят генералом Биллингом. Этот глуповатый генерал, мечтающий почти о короне, принял меня величественно. «Как фамилия?» «Ротмистр Энгер», — ответил я. Генерал подумал минутку и, наверное вспомнив о том, что я давал им сводки и указывал пути отряда, сделался вдруг любезен. «Вы Энгер, я помню что-то. Ах, да, вы тот самый Энгер, который был в партизанах», и генерал засмеялся, встал, пожал руку. «Очень рад, господин партизан, очень рад. Вы молодчина. Я вас оставлю при штабе моим личным адъютантом. Мне нужны твердые с крепкими нервами люди». И вот я тогда надел эти украшения.
Энгер с презрением посмотрел на погоны, на крест и аксельбанты, бросил их на пол и растоптал погон.
— С этого момента, став адъютантом, я жил, как на динамите. Я не мог открыться организации, так как были провокаторы. Я пошел здесь в контр-разведку, желая найти, уловить связь с вами.
Рассказ Энгера прервала сильная орудийная канонада. Это бронепоезд обстреливал штаб и порт. Все бросились к окнам, забыв обо всем. Все мысли на улицу. Все мысли с дерущимися товарищами.
— Через десять минут Галайда должен войти в город… И если нас не расстреляют…
— Нет, — крикнула Катя, — я не хочу этого!
Все улыбнулись. Дройд лихорадочно записывал в книжку. У него получилась блестящая корреспонденция. Из строчек падали фунты, фунты, и Дройд вкушал радость их растраты.
Глава XLI Последние часы Укразии
Раннее утро встретило генерала Биллинга в штабе. С театрализованной решимостью генерал мерил кабинет, бросая серьезные взгляды из-под нахмуренных бровей.
— До последней капли крови!.. Держаться во что бы то ни стало!
Генералы и офицеры слушали и думали: «когда же ты кончишь», и косились в окно на улицу.
На улице то и дело мелькали толпы спешащих людей, в панике бегущих в порт в последней надежде на иностранные пароходы.
Бегут…
Паника…
— Да, держаться. Мы ученики Гинденбурга! Я буду руководить лично всей операцией, — и, подумав, добавил: — из порта.
В штабе замерла жизнь. Все, кто успел, сбежали, и теперь последние, находящиеся в штабе, добыв из цейхгауза солдатские шинели, поспешно переодевались.
Утро, как назло, было хорошее. Солнце манило на улицу, но у всех офицеров была тоска, острая тоска по жизни. Никаких идей, а только одно — жить, жить и жить…
Стрельба не умолкала…
Это брали еще вокзал и здание судебных установлений.
Потом вдруг тишина.
Подозрительная тишина, ни одного выстрела.
Зазвонил телефон.
Биллинг быстро подошел и снял трубку.
— У телефона командующий областью.
— Вокзал в наших руках. Прекратите бесполезное сопротивление. Говорит комендант города Макаров! — резко прозвучало в телефон.
— Мерзавец! — захлебываясь прокричал Биллинг. — Я тебя первого расстреляю, подлеца. Через час я вас всех успокою.
— Все будет успокоено раньше, чем через час, — с насмешкой ответил Макаров.
Биллинг нервно сорвал трубку телефона и нервно бросил на пол.
— Мерзавцы, я им покажу!
Офицеры не имели случая покинуть комнату и с тоской поглядывали на дверь, ища этого удобного случая.
В дверь вбежала в распахнутом манто Самарова. В руках был баульчик, из которого выглядывал шелковый чулок.
— Спасайтесь, генерал, спасайтесь!
Манто упало, и она без сил опустилась на руки генерала. Она была в одной рубашке, сорванная страхом прямо с постели.
— Помогите! Воды! — закричал Биллинг.
Но офицеры, воспользовавшись случаем, эвакуировались через дверь. И теперь бежали по лестнице, срывая погоны.
— Воды! — крикнул генерал, укутывая в манто Самарову.
И, усадив ее в кресло, генерал бросился к звонку. Но звонок никого не вызвал из пустых коридоров и комнат штаба.
Бежать, бежать… И торопливо открыв ящик стола, генерал стал вынимать деньги.
Самарова, приоткрыв глаза, следила за генералом и, увидев деньги, пришла в себя. Открыв баульчик, стала помогать генералу упаковывать деньги.
Работали лихорадочно.
★По улице мчались извозчики, тянулись возы, бежали люди. То и дело мелькали офицерские погоны и косынки сестер милосердия.
Вся эта волна по разным улицам катилась в порт, где ранее прибывшие брали пароходы с боя.
Английские матросы едва успевали отбивать атаки людей, пропуская только лиц, имеющих пропуск.
Прыгали в лодку, перегружали ее и плыли к пароходам, стоящим на рейде.
Опрокидывались… Тонули…
Всех охватила паника, и все стремились только к одной цели — в море.
Барлетт, отдуваясь, уже достиг порта. Остановился и вместе с платком случайно вытянул красную ленточку. Прикрепив ее бантиком к груди, он пошел спокойно, вытирая пот.
Он думал, что красный цвет, что красный бантик избавит его от неприятности.
Джон, спасшись с вокзала, бежал по улицам и вспомнил о том, что ему надо встретить отряд Галайды, который сейчас уже находится где-нибудь поблизости.
Навстречу мчался перепуганный велосипедист. Одним ударом Джон сбил его с велосипеда и, вскочив, понесся по улице. Не зная хорошо города, Джон летел прямо к зданию контр-разведки. Был замечен стоящим офицером. Повернул обратно. Прозвучали выстрелы.
Офицер вскочил в мотоциклет и помчался за Джоном.
От мотоцикла не уйдешь.
Замедляя скорость, Джон соскочил с велосипеда и бросил его под мотоцикл. Мотоцикл упал. Не давая опомниться офицеру, Джон дважды стукнул его головой о камень. Поднял мотоцикл и понесся по улицам.
Гаврилов сидел в контр-разведке и давал распоряжения.
— Всю большевистскую сволочь, находящуюся в тюрьме, расстрелять. Еще есть время. А ротмистра Энгера я шлепну сам.
В сопровождении двух офицеров, Гаврилов поехал к тюрьме.
Джон мчался уже по шоссе. Вдали, навстречу ему, неслась удалая конница Галайды.
Глава XLII «7 + 2»
Рассказ Энгера произвел ошеломляющее впечатление, но все-таки у каждого копошилась мысль, а что, если это не совсем так… Ну, был партизаном, был, и стал контрразведчиком. Очень уж был ярок Энгер в роли офицера. Катю также не убедил рассказ Энгера, и она проницательно взглянула в его глаза.
Энгер понял ее взгляд и мягко, мягко…
— А вы помните первую записку, предупреждающую о разгроме явки?
Все вздрогнули. Если это не писал Энгер, то откуда он знает?
— А вы помните, — обратился Энгер к Кате, — когда я вошел в кабинет и увидел Иванова, роющегося в моем письменном столе, я сразу спрятался за портьеру, а вы в этот момент, открыв дверь, выстрелили ему в спину. Иванов упал убитым. Вбежали вы и сразу закричали: «это убит „семь плюс два“». Выстрелы должны были переполошить всех. Я не мог убедить вас, да и не пытался. Это убийство срывало мою работу, расшифровывало меня. Вы упали в обморок, и я положил около вас записочку о черном ходе. А сам начал яростно звонить в телефон, чтобы пробудить вас.
