Уильям Голдман - Марафонец
Теперь уже в его руках был другой инструмент, но все делалось с такой осторожностью, что боли вообще не чувствовалось. Бэйб был замечательным пациентом, обычно он переносил все эти манипуляции без новокаина, потому что терпеть не мог игл. Лысый все делал без боли, осторожно убирал из полости гниль.
Сидя на этом безумном зубном рандеву, Бэйб не знал многого, но в одном был уверен: лысый – настоящий мастер своего дела. Пальцы у него сильные и быстрые, они двигались без малейшей заминки все время, пока лысый вычищал дупло. Бэйб, связанный, мог только наблюдать за голубыми глазами. Они даже не моргнули ни разу, ничто не отвлекало их.
Лысый достал новый инструмент, задумчиво посмотрел в ротовую полость.
– Это не опасно? – спросил он ровно и спокойно: казалось, он готов ждать нужного ответа целую вечность. Бэйб сказал:
– Я уже говорил вам и повторяю еще раз: клянусь, я не знаю, о чем вы говорите.
Лысый взял зонд с длинной иглой на конце и ткнул им в живой нерв.
Верхняя часть головы у Бэйба взорвалась.
Он еще ни разу не испытывал такой неожиданной и резкой боли и закричал, но лысый быстро вытащил зонд, а широкоплечий проворно закрыл Бэйбу рот своей лапищей.
– Это не опасно? – спросил лысый мягко.
В глазах Бэйба стояли слезы, помимо его воли, он не мог их остановить, просто реакция организма, они уже текли по щекам.
– Я не... – начал было он, но его прервали, широкоплечий раскрыл ему рот, а лысый снова вставил зонд, еще глубже, в нерв.
Бэйб начал терять сознание, но зонд был тут же извлечен – так, чтобы он не успел отключиться. Лысый внимательно смотрел на него, в его голубых глазах читалась даже забота. Он хорошо знал боль, этот тип, знал, когда и как можно нажимать и когда вытаскивать. Он потянулся к полотенцу, и в его руках оказалась бутылочка.
– Гвоздичное масло, – сказал он, первый раз внеся в свою речь разнообразие. Он капнул масло себе на палец, широкоплечий снова открыл рот Бэйбу, и лысый приложил палец к зубу.
Господи, подумал Бэйб, сукин сын доконает меня.
Ничего подобного.
Лысый легонько потер пальцем полость, и боль как по волшебству стала проходить.
– Разве не замечательно? – сказал лысый. – Всего лишь гвоздичное масло, а какие удивительные результаты.
Бэйб лизнул языком зуб. Дантист улыбнулся, капнул на палец еще масла, потер зуб – умело, осторожно, – и боль исчезла.
– Жизнь может быть, если мы только захотим, очень простой, – сказал дантист. Он поднял бутылочку с маслом: – Облегчение. – Потом поднял зонд: – Страдание. – Лысый взял у Хромого полотенце, промокнул пот на лице Бэйба. – Вы ведь неглупый молодой человек, способный отличить свет от темноты, жару от холода. Несомненно, вы предпочтете что угодно моему орудию пытки. Так вот я спрашиваю вас, и, пожалуйста, подумайте, прежде чем ответить: это не опасно?
– Господи, поел...
– Вы не подумали, поторопились. Повторять вопрос я не буду. Вы уже знаете, что может произойти. Когда будете готовы – отвечайте.
Помедлив, Бэйб произнес:
– Я...
Голубые глаза ждали.
Бэйб покачал головой.
– ...не могу удовлетворить ваше желание... потому что... я не... – а потом быстро заговорил: – Не надо, пожалуйста, не надо.
Широкоплечий опять раскрыл ему рот, а лысый стал подносить свой остроконечный зонд к зубу. Господи, думал Бэйб, он сейчас проткнет мои мозги! Наконец его сознание сдалось, и он обмяк; в полусознательном состоянии чувствовал, как его развязали, слышал, как дантист отдавал приказания:
– Карл, отнеси его в пустую комнату, возьми масло и соль какую-нибудь нюхательную – приведи его в чувство, побыстрей.
– Вы думаете, он знает? – спросил Хромой.
– Конечно, знает, – ответил дантист. – Но упрямится.
Некоторое врем они молчали. Потом Бэйб услышал самые страшные в его жизни слова:
– В следующий раз, боюсь, придется сделать ему по-настоящему больно.
Широкоплечий Карл поднял его на руки, Бэйб морщился, пока он нес его из ярко освещенной комнаты в узкий и длинный коридор, похожий на проход в железнодорожном вагоне. В конце коридора Карл распахнул ногой дверь, положил Бэйба на кровать в углу, сунул ему под нос какую-то соль. Бэйб заморгал, зачихал и закашлялся, попытался отвернуться, но Карл не позволил ему. Некуда было деться от этой вонючей соли. Карл капнул Бэйбу на палец гвоздичного масла. Бэйб засунул палец в рот, стараясь побыстрее избавиться от боли, он лихорадочно полизал зубы, потом протянул палец Карлу, тот капнул на него еще немного масла. Бэйб успел прогнать через свои мозги единственную мысль. Мысль эта была о жизни, ведь всего несколько минут назад он услышал самые страшные слова. Агония, которую он только что пережил, была лишь разминкой, прелюдией, детской забавой...
И теперь вот, минуту спустя после мрачных дум, Бэйб наслаждался самым великолепным за всю свою жизнь зрелищем: за спиной Карла медленно, беззвучно пробирался в полураскрытую дверь Джанеуэй, сжимая в руке замечательнейший нож...
22
Бэйб понял, что ему нельзя смотреть не только на Джанеуэя, но и на Карла: если великан увидит его глаза, то поймет, что в десяти футах за спиной что-то происходит. Если он повернется, Джанеуэю конец; хотя у него есть нож. Карла это не остановит.
– Пожалуйста, еще... – пробормотал Бэйб, уставившись за матрас, – еще... – и он протянул дрожащий палец за порцией масла.
Вместо этого Карл ткнул ему прямо в лицо соль, и от неожиданности и острого запаха Бэйб упал на матрас навзничь, опять задыхаясь и кашляя. Было мерзко, ничего не скажешь, но Бэйб смог взглянуть на Джанеуэя, увидеть, как он идет его спасать.
Еще восемь футов. Может, семь. Джанеуэй двигался бесшумно.
Отвернись! – скомандовал себе Бэйб и отвернулся. Опершись на локоть, он приподнялся.
– Другое... пожалуйста... не это... от боли.
На этот раз Карл капнул ему на палец масло, и Бэйб быстро начал втирать масло в зуб. Что бы там ни было в этом масле, оно казалось чудесным: боль в зубе быстро исчезла, но эту новость надо было скрыть от Карла, не то он потащит его обратно в кресло. Однако где же Джанеуэй, что он там тянет?
Бэйб поднял глаза: Джанеуэй был еще далеко для точного удара, но уже успел бесшумно пройти большую часть пути. Видимо, он наполовину индеец, решил Бэйб, если сумел пройти половину комнаты бесшумно. Бэйб опустил глаза и принялся тереть зуб и испускать тихие довольные звуки.
Осталось три фута.
Еще меньше и еще меньше.
– Еще, пожалуйста, дайте, – попросил Бэйб.
То ли слишком быстро он это сказал, то ли слишком громко, а может, то и другое в сочетании со взглядом, который он бросил на Джанеуэя, но Карл резко обернулся, готовый разделаться с Джанеуэем.
Бэйб никогда не видел, чтобы кто-нибудь двигался так быстро, как Джанеуэй: в одно мгновение он оказался перед гигантом, схватил его за шею и оторвал от земли, используя бедро. Простое лицо Карла исказилось, когда правая рука Джанеуэя достигла цели. Карл вскрикнул как ребенок и рухнул на пол. Нож Джанеуэя торчал из его спины.
Джанеуэй взвалил Бэйба на себя и выскочил из комнаты в узкий вагонный коридор. В конце коридора он высветил ступеньку вниз, к земле, и крикнул Бэйбу:
– Пошел!
В дальнем конце коридора с пистолетом в руке появился Хромой. Но Джанеуэей опередил его, выхватив свой пистолет, он выстрелил два раза.
Бэйб тем временем спускался по неудобным ступенькам, крепко держась за перила обеими руками. Он услышал крики Хромого, они продолжались до тех пор, пока Джанеуэй не выстрелил в третий раз.
Джанеуэй сбежал вниз за Бэйбом, догнал его. На улице было темно и безлюдно. Бэйб никак не мог сообразить, где они. Джанеуэй шел быстро, не обращая внимания, что Бэйб спотыкается, потом он распахнул дверцу автомобиля и заорал:
– Залезай сзади и ложись на пол!
Бэйб полез в машину, но слишком медленно, и Джанеуэей запихал его внутрь.
– На пол, на пол ложись! – Он захлопнул дверь, включил зажигание и на полном газу рванул с места в непроглядную ночь.
Бэйб спросил:
– Сколько времени? Где мы? Что происходит? Вы спасли мне жизнь, я очень благодарен вам...
– Не знаю, насколько серьезно они занялись тобой. Чем дольше твоя голова не будет видна, тем дольше она будет сидеть на твоих плечах. Находимся мы на Западных Пятидесятых улицах, вблизи Гудзона, вокруг склады; сейчас около четырех ночи. Да, я спас тебя, и в ответ хочу получить не твою благодарность, а молчание.
– Ясно, сэр, – ответил Бэйб, лежа на полу, согнувшись почти пополам. Не такой уж и плохой этот Джанеуэй, взял да и спас Бэйба от мучений и смерти.
Джанеуэй свернул за угол дома, по-видимому, на двух колесах, если судить по визгу и скрежету покрышек об асфальт.
– Ну так вот. Этот огромный Франц Карл – обыкновенная гадина, это лучшее, что можно о нем сказать. Он всегда любил мучить людей, специализировался на женщинах. Ему бы в тюрьме южного штата работать: терпеть он не мог черных. Там бы для него был сущий рай – попивай себе целый день пиво и поколачивай негров, как скучно станет. Да ладно. Бог ему судья. Тот, которого я пристрелил, – Петер Эрхард. Кузен и босс Карла. Такая же гнида, чуть повыше классом. Вагончик не принадлежал им, но они там жили, потому что так было приказано. Они следовали простым правилам и служили определенной цели.
