Роберт Ладлэм - Патрульные апокалипсиса
— Так что же вас так беспокоит?
— Хотел бы я вам сказать, но и сам не знаю. Полагаю, отсутствие самостоятельности. Существует строгая субординация, которую я не могу нарушить... даже если было бы очень нужно. Как я уже отмечал, «тихони» знают больше, чем я... и вот теперь я не могу доверять им.
—Дайте, пожалуйста, мне телефон.
—Он подключен к междугородной линии.
— Нажав Ф-ноль-один-восемь, вы переключите его на Париж и пригороды. — Де Фрис нажала хорошо знакомые цифры и, подождав немного, сказала: — Я говорю из Шестого округа, пожалуйста, проверьте. — Она прикрыла трубку и посмотрела на Дру. — Простая проверка на подслушивание, ничего необычного. — Внезапно взглянув на пол, Карин замерла, но тут же вскочила с криком: — Уходите! Все немедленно уходите! -Схватив Лэтема за руку, она вытащила его из кабинки, продолжая кричать. — Все! -кричала она по-французски. — Бегите на улицу! Les terroristes![46]
В начавшемся хаосе слышался звон разбитых стекол, посетители неслись к выходу, натыкаясь на служащих. Те, растерянные и возмущенные, пытались остановить посетителей, но затем сами последовали за ними. Прохожие на авеню Габриель с ужасом увидели, как задняя часть пивной рассыпалась на куски, взрывом из окон выбило остатки стекол, и осколки разлетелись по улице, врезаясь в лица людей, проникая сквозь одежду в руки, грудь, ноги. Лэтем, падая, прикрыл своим телом Карин де Фрис. На улице творился кромешный ад.
— Как вы догадались? — крикнул Дру, засовывая за пояс пистолет. — Как узнали?
— Сейчас не, время! Вставайте. Следуйте за мной!
Глава 8
Они бежали по авеню Габриель до глубокой затененной ниши перед витриной ювелира. Карин, задыхаясь, потянула Лэтема туда. Они с жадностью хватали воздух, стараясь отдышаться.
— Черт побери, леди, что это было?— спросил наконец Лэтем. — Вы сказали, что тот, кому вы звонили, проверяет телефон, потом закричали и начался весь этот ад! Прошу вас, ответьте.
— Проверку так и не произвели, — тяжело дыша, ответила Карин. — Но кто-то взял трубку и крикнул: "Трое мужчин в темной одежде бегают по улице и повсюду заглядывают. Они ищут вашего друга!"Не успев ничего спросить, я увидела, как два baguettes катятся по полу к нашей кабинке.
— Baguettes? Батоны?
— Небольшие блестящие батоны, Дру. Не настоящий хлеб. Пластиковая взрывчатка в десять раз мощнее гранат.
— О Господи...
— За углом есть стоянка такси. Быстро! — Все еще не отдышавшись, они сели в такси, и Карин дала шоферу адрес в Марэ. — Через час я вернусь в посольство.
— Вы спятили! — воскликнул Лэтем. — Вы же сами сказали, что вас видели со мной. Вас убьют!
— Нет, если я быстро вернусь и изображу состояние шока — на грани истерики. Не теряя, конечно, контроля над собой.
— Болтовня, — неодобрительно и сердито произнес Дру.
— Нет, в этой непростой обстановке здравый смысл требует, чтобы я как можно скорее вернулась к своей обычной работе.
— Повторяю: вы — сумасшедшая. Вы не только были со мной, но и первая подняли тревогу! Выже вызвали панику.
— Так поступил бы каждый, кто пришел в пивную с авеню Габриель, навидавшись всех этих полицейских и патрульных машин и наслушавшись о террористах, стрелявших в автомобиль. Господи, Дру, два батончика — даже если бы и настоящие — вкатываются в кабинку, а в этот момент человек в темном свитере и черной кепке с козырьком бросается к выходу, сталкиваясь с официантом, — право, вы какой-то странный!
— Вы не упоминали про человека, бросившегося к выходу...
— Я сделаю несколько звонков и сообщу об этом происшествии.
— Каких звонков? Насчет чего и кому?
— В посольство: сначала, конечно, в отдел документации и справок, затем на вход и нескольким известным сплетникам, включая старшего помощника Кортленда и секретаршу первого советника. Я расскажу им, что была с вами в ресторане, где разорвалась бомба, что мы сумели выбраться оттуда, вы исчезли, а я в отчаянии.
— Вы просто хотите известить всех, что мы были вместе!
— По причине, не имеющей отношения к вашей работе, — я же о ней ничего не знаю, ведь мы с вами совсем недавно познакомились.
— По какойже?
— Мы познакомились на днях, почувствовали влечение друг к другу, и у нас явно начинался роман.
— Это самое приятное из всего, что вы сказали.
— Не понимайте это буквально, мсье Лэтем, поясняю: это ширма на тот случай, если в посольство проникли наци. Тогда надо, чтобы эта новость распространилась быстро.
— Вы полагаете, парижские неонацисты поверят этому?
— А что им остается? Если это правда, они будут наблюдать за мной, полагая, что вы придете ко мне, и они вас выследят; если ложь, то на меня не стоит тратить время. В любом случае мое положение позволит мне помогать вам.
— Я понимаю: во имя Фредди, — с легкой улыбкой сказал Дру, заметив, что они въезжают в Марэ. — Но все равно считаю, что вы чертовски рискуете, леди.
— Можно мне сделать замечание по поводу вашего языка?
— Пожалуйста.
— Ваше постоянное, но бессмысленное употребление слова «леди» отчетливо показывает ваше пренебрежительное отношение ко мне.
— Я не хотел этого.
— Значит, это неосознанное смещение культурных слоев.
— Простите? Не понял.
— Слово «леди» в таких контекстах приобретает уничижительный смысл — «девушка» или хуже: «девка».
— Прошу прощения, — снова слегка улыбнулся Лэтем, — но я постоянно обращался так к матери, и уверяю вас, она никогда не воспринимала этого слова как уничижительное.
— Мать может принять его как ласковое прозвище, принятое en famine[47]. Но я не ваша мать.
— Черт возьми, нет. Она гораздо красивее и не фыркает как кошка.
— Фыркает?.. — Де Фрис посмотрела на Лэтема и увидела, что его глаза смеются. Рассмеявшись, она коснулась его плеча. — Вы заработали очко, которое присудили мне, когда мы сидели в пивной. Иногда я воспринимаю все слишком серьезно.
— Вы поверите, если я скажу, что мне это понятно?
— Конечно. Ваш брат не ошибся: вы намного умнее, чем вам кажется... Да вам и не нужно, чтобы я убеждала вас в этом.
— Нет, не нужно. Кстати, куда мы едем, куда яеду?
— В такое место, которое вы, американцы, называете «чистым», промежуточный пункт, где удостоверяют вашу личность перед тем, как переправить в убежище.
— К тем людям, которым вы звонили из пивной?
— Да, но вас переправят немедленно. Я поручусь за вас.
— Кто эти люди?
— Наши единомышленники.
— Этого мало, леди... простите, миссис де Фрис.
— Вам нужна защита, вы же сами признались, что не знаете, кому можно доверять...
— А вы утверждаете, что я должен довериться людям, которых не знаю? -перебил ее Лэтем. — Вы — ненормальная. — И, наклонившись вперед, обратился к шоферу: — Monsieur, s'il vous plait, arretez le taxi...[48]
— Non![49]— решительно воскликнула Карин. — Не надо, — сказала она по-французски шоферу, и тот, пожав плечами, снял ногу с тормоза. — Она посмотрела на Дру. — Что вы намерены делать, куда идти? Может, вы хотите, чтобы вышла я, так и не узнав об этом? Вы всегда найдете меня в посольстве — лучше звонить из автомата, впрочем, это незачем вам объяснять. Едва ли у вас при себе много денег, но вам нельзя идти ни в банк, ни в свой кабинет, ни в квартиру, ни в «Мёрис» — все эти места под наблюдением. Я дам вам все, что у меня есть, а об остальном договоримся позже... Ради Бога, решайте.Я должна поскорее приступить к осуществлению моего плана — остались минуты, когда мне еще могут поверить!
— Вы это серьезно? Дадите мне деньги, выйдете из машины, позволите мне исчезнуть и не будете знать, где я?
— Конечно, серьезно. Это не самое лучшее, и я считаю вас ужасным глупцом, но вы упрямы, и тут уж ничего не поделаешь. Главное, чтобы вы остались живы, встретились с Гарри и продолжили начатое. Каждый лишний день помогает нацистским руководителям глубже окопаться.
— Значит, вы не настаиваете на том, чтобы отвезти меня к вашим старым друзьям из Амстердама. — Это прозвучало как утверждение.
— Как я могу это сделать? Конечно нет, вы все равно не послушаетесь меня.
— Тогда отвезите меня к ним. Вы правы, я в самом деле не знаю, кому доверять.
— Вы несносны,надеюсь, хоть это вы понимаете!
— Нет, я просто очень осторожен. О да, леди, я оченьосторожен.
— Поверьте, вы приняли правильное решение.
— Я вынужден это сделать. Так кто же эти люди?
— В основном немцы, ненавидящие неонацистов еще сильнее, чем мы: они видят, как «наследники» «третьего рейха» оскверняют их землю.
— Они здесь, в Париже?..
— И в Соединенном Королевстве, в Нидерландах, в Скандинавии, на Балканах — повсюду, где, по их предположению, укоренилось Братство. В каждой ячейке немного людей — от пятнадцати до двадцати, — но действуют они с известной немецкой аккуратностью, на средства, тайно предоставляемые группой ведущих германских промышленников и финансистов. Те не только не любят нео, но и боятся, что они погубят экономику страны.
