Чингиз Абдуллаев - Берлинский транзит
— Извините.
— Не извиняю, — безжалостно произнесла она, — и собираюсь вернуть вам ваши комплименты.
— Давайте, — согласился он, — буду только рад. Давно не слышал здоровой критики в свой адрес.
— Злой критики, — предупредила его женщина.
— Ничего. Так даже лучше.
— В таком случае — начнем. Вам не говорили, что вы бываете самоуверенным и слишком напористым?
— Миллион раз. Это мой единственный недостаток.
— Какие еще недостатки вы скрываете?
Он задумался.
— Хороший вопрос. Наверное, неуверенность, которая до сих пор сидит во мне. Внутренние сомнения, раздумья, которые часто мешают.
— Неуверенность по отношению к людям вообще?
— Полагаю, что нет. Скорее к женщинам.
— Никогда бы не подумала. Почему?
— Я до сих пор чувствую себя пятнадцатилетним подростком перед взрослыми и умными женщинами.
— Это у вас комплекс, — заметила она. — Вы пытаетесь изживать его?
— Иногда.
— Встречаетесь с женщинами, которым за тридцать, — уточнила Лакшина.
— И даже за сорок.
— А молодые дамы вас не интересуют?
— В качестве сексуальных партнеров — почти нет, — честно признался он.
— Скрытый инфантилизм, переходящий в манию геронтофила, — сказала она, скрывая улыбку.
— Ну, это слишком. В тридцать или в сорок лет женщины еще вполне молоды и красивы. Я бы даже сказал, что это божественный «бальзаковский» возраст. А вы сразу — «геронтофил»… Там другие возрастные категории. От шестидесяти и выше.
— Беру свои слова обратно. Вы женаты?
Он помедлил с ответом секунду. Только секунду. Но для нее этого было достаточно.
— Да, — сказал он после некоторой паузы.
— Вы еще и Казанова, — заметила Лакшина.
— Обратили внимание на мою заминку, — понял Дронго.
— Конечно. Пауза была почти двухсекундной. Много для обычного человека. Лгать вы не хотели, но и правду вам не очень хотелось говорить. Поэтому заминка. Так часто бывает, когда пытаются солгать. Давно женаты?
— Довольно давно. Уже двое детей. Но я живу один.
— Почему? Разошлись?
— Как раз в силу тех причин, по которым вас попросили задержаться в Берлине, — пояснил Дронго. — Дело в том, что у меня сложная профессия. И я не гарантирован от мести тех, против кого веду свои расследования. А подставлять семью из-за своей работы было бы слишком глупо и безответственно.
На этот раз замолчала она. Секунд на десять.
— Вы правы, — наконец вымолвила Лакшина, — на этот раз вы абсолютно правы. Но вам нравится быть «вольным художником»?
— Мне нравится моя профессия, — признался он, — но если ваше определение касается только моих отношений с женщинами, то не всегда. Иногда мешает.
— В каком смысле?
— Слишком большой выбор, — пошутил он.
Она снова прикусила губу.
— Вы еще немного и хам, но, в общем, человек вполне интересный. Мне, правда, не удалось вывести вас из состояния равновесия, но я полагаю, что мы еще не закончили.
— У нас масса времени.
— Когда вы впервые встретились с женщиной?
— Я должен отвечать.
— Желательно.
— Не помню.
— Это неправда. О таком помнят все мальчики. И все девочки.
— В таком случае скажите, когда это было у вас в первый раз?
— К сожалению, с моим первым мужем. Мы были уже женихом и невестой, когда это произошло.
— Почему, к сожалению?
— Оба мы были не очень опытными людьми. Студентами, хотя и будущими медиками. Было больно и не очень приятно. У вас был другой опыт?
— Если честно, то первый опыт был тоже не очень приятным, — признался Дронго. — Девушкам легче, их первый опыт бывает с любимыми мужчинами. Я имею в виду так называемых порядочных девушек. У парней все обстоит гораздо прозаичнее. Тебе исполняется сколько-то лет, и твои друзья или знакомые отводят тебя к женщине, которая готова предоставить тебе свои услуги. У некоторых это делают отцы.
— Тогда они оба циники, отец и сын, — убежденно произнесла Лакшина. — Значит, ваш первый опыт был не очень приятным.
— Очень неприятным. Но через подобное нужно пройти. Мне кажется, что это нормально. Кажется, мы увлеклись этой темой…
— Она помогает мне понять ваши внутренние установки, — сказала она, — у вас интересное внутреннее равновесие. Абсолютная свобода в сочетании с независимостью. Очень устойчивый психический тип. Вас трудно вывести из этого состояния. Когда вы в последний раз злились? Или плакали? Или искренне смеялись?
— Злился в последний раз сегодня утром, когда обнаружил в соседнем купе два трупа. Посчитал, что это просто гадкое и низкое преступление. И еще — личный вызов.
— Вот это интереснее. Считаете себя в ответе за все происходящее?
— Почти. Во всяком случае, считаю, что имею право находить и наказывать преступников. Хотя бы потому, что делаю это лучше других.
— Охотничий инстинкт? В вас просыпается охотник или зверь, готовый найти добычу?
— Во мне просыпается чувство справедливости.
— Хороший ответ. И все?
— Наверное, нет. Есть моменты личной мести. Я искренне считаю, что каждое преступление, каждая пролитая капля крови приближает нашу цивилизацию к закату. И наоборот, каждое раскрытое преступление, каждый наказанный преступник делают наш мир немного чище.
— Считаете себя мессией?
— Отчасти. Считаю себя человеком, который умеет это делать лучше других.
— Вы не боитесь ошибиться?
— Боюсь. Поэтому не считаю себя истиной в последней инстанции. Но свои выводы я обязан доводить до людей. Я не говорил, что имею право судить людей. Но я могу собрать все факты и передать их судье. Я всего лишь аналитик, а не вершитель правосудия. Моя задача — анализ и верные выводы, а приговор каждому человеку выносит суд. Или Бог, кому как нравится.
— Вы верующий человек?
— Боюсь, что агностик. Но чем больше я упорствую, тем больше Бог внутри меня побеждает мои сомнения. Меня коробит, когда слово «Бог» пишут с маленькой буквы. Полагаю, что я все-таки агностик, считающий, что этот мир непостижим. Во всяком случае, для человеческого разума. Когда я об этом думаю, мне по-настоящему становится страшно. Время и пространство охватить человеческим разумом невозможно. Что было до Большого взрыва и что будет через миллиарды лет? Какова граница Вселенной и где она заканчивается? Что за пределами нашей Вселенной? Страшные вопросы, на которые невозможно найти ответа.
— Чего вы боитесь? В детстве вас мучили кошмары?
— Да. Еще как. Я был впечатлительным мальчиком, пока однажды не проснулся от очередного кошмара и не побежал к маме. Она решила действовать кардинально: провела меня по всей квартире, показывая все углы и закоулки, включая повсюду свет. И все. Я перестал бояться. Раз и навсегда. Но мне кажется, что всех мальчиков мучают в детстве кошмары. Это как атавизм, оставшийся нам в наследство с древнейших времен. В мальчике просыпается сексуальность, и он чувствует себя мужчиной. Он опасается спать, когда нужно охранять свою пещеру, своих женщин, свою еду. Я спрашивал во многих семьях, где есть мальчики и девочки. Поразительный результат. Девочки почти не видят кошмаров, а мальчики почти поголовно видят кошмарные сны. Простым совпадением объяснить подобное невозможно.
— Вы нарочно пытаетесь уйти от моих вопросов своими рассуждениями?
— Вы еще не поняли, что нет вопросов, на которые бы я отказался отвечать? Скорее это вы, психиатр, доктор наук и главный врач, можете испытывать некоторые неудобства при ответах на мои вопросы.
— Я готова рискнуть. Тогда по очереди. Итак, ваш вопрос?
— Вы рассказали о неудачном опыте с первым мужем. А потом вы испытывали оргазм во время сексуальных контактов с первым или со вторым мужем?
Она не покраснела. Даже не прикусила губу. Просто покачала головой.
— Если хотите знать правду, то с первым мужем — нет. Со вторым — иногда. Даже не знаю, почему я говорю вам это. Я не говорила об этом даже своей матери.
— Может, причина в вас самой?
— Возможно. Но мне казалось, что виноваты больше мои мужья.
— Вы им изменяли?
— Вы бы ответили честно на этот вопрос?
— Полагаю, что да.
— В таком случае я спрошу у вас. Вы изменяли своей супруге?
— Боюсь, что неоднократно. Хотя я не считал это изменами. Я не собирался от нее уходить, но встречался с другими женщинами.
— Какая удобная мужская позиция.
— Вы не ответили на мой вопрос?
— Да. Один раз я изменила своему второму мужу. Было стыдно. С одним из моих сотрудников. Потом я сделала все, чтобы он ушел из больницы. Было неприятно видеться с ним каждый день.
— Вам не кажется, что вы использовали свое служебное положение дважды? Сначала встречаясь со своим подчиненным, а затем избавляясь от него.
— Да, наверное. Но так было честнее. Между прочим, он сейчас главный врач другой больницы. Получается, что я помогла ему сделать карьеру.