Джон Ле Карре - Звонок мертвецу
— Не знаю. Вот уж не знаю. Не думаю… хотя… может, и пойму.
— Все, что у меня было, — это Сэмюэл… В нем вся моя жизнь. Я защищала себя, наверное. Поэтому постепенно я втянулась в игру, а потом уже было поздно останавливаться… Ну, а чем закончилось, вы уже знаете, — прошептала Эльза, — были такие моменты, что я даже радовалась. Моменты, когда казалось, весь мир рукоплещет тому, что делает Сэмюэл. Не слишком приятное зрелище — эта новая Германия. Всплыли старые имена, те, что пугали нас еще в детстве. Опять била в глаза эта глупая, пузатая и напыщенная германская гордость: она была на фотографиях, ею полнились газеты, они опять маршировали, как будто на улице 30-е ходы. Сэмюэлу это тоже не нравилось, но ведь он, благодарю тебя, Господи, не знал того, что пришлось пережить мне.
Нас содержали в лагере неподалеку от Дрездена, мы раньше жили в этом городе. Мой отец был парализован. Больше всего там в лагере ему не хватало и от чего он страдал сильнее всего — так это отсутствие табака, и я сворачивала ему сигареты из любой дряни, из всего, что могла отыскать. Мне хотелось хоть как-то помочь ему обмануться, утешить его. Однажды его увидел с такой сигаретой охранник и принялся смеяться. Подошли другие и тоже смеялись. Мой отец держал эту сигарету парализованными пальцами, и пальцы его уже были обожжены. Он же не знал, не понимал, что курит… вот так.
Словом, когда они возвратили Германии пушки, дали им деньги, униформы, тогда я, случалось, даже радовалась тому, что делал Сэмюэл. Мы ведь евреи, знаете, и вот поэтому…
— Да, знаю. И понимаю вас, — сказал Смайли. — Мне тоже пришлось это повидать. Немного.
— Дитер сказал, что вы видели.
— Дитер так сказал?
— Да, Фрейтагу. Он сказал Фрейтагу, что вы очень умный человек. Вам когда-то до войны удалось провести Дитера, а он узнал об этом много позднее. Так рассказывал Фрейтаг. Он еще рассказывал, что вы лучше всех тех, с кем Дитеру доводилось встречаться.
— Когда Фрейтаг рассказал вам все это?
Она смотрела на него долгим взглядом. Смайли в жизни не приходилось видеть выражение такой обреченности и безнадежности на лице человека. Он припомнил сейчас, как она ему как-то сказала: «Дети моей печали мертвы». Теперь ему стало понятнее, что стояло за этой фразой. Помолчав, Эльза в конце концов сказала:
— Ну, как же, ведь это так очевидно: в тот вечер, когда он убил Сэмюэла. Это-то и горше всего, мистер Смайли. Именно в тот момент, когда Сэмюэл мог сделать для них так много — не просто обрывок того, обрывок другого, а целиком всю информацию, причем, заметьте, постоянно, — в этот-то самый момент их собственный страх погубил все дело, превратил их в зверей, заставил уничтожить собственными руками их детище.
Сэмюэл всегда говорил: «Они победят потому, что знают, а остальные проиграют и погибнут потому, что не знают: люди, которые работают во имя осуществления своей мечты, работают ради вечности» — так он говорил. Но я знала цену и этой мечте, знала, что их мечта уничтожит нас. А какая мечта не уничтожает? Даже мечта о Христе.
— Значит, именно Дитер увидел меня в парке беседующим с Феннаном.
— Да.
— И решил…
— Да. Решил, что Феннан его предал, и приказал Фрейтагу убить Сэмюэла.
— А анонимное письмо?
— Этого не знаю. Просто не могу предположить, кто написал его. Может быть, тот, кто хорошо знал Сэмюэла, видимо, кто-то со службы, кто наблюдал за ним. Или кто-нибудь, знавший его по Оксфорду. Не знаю. И Сэмюэл тоже не знал, кто.
— Так. Ну, а кто же отстукал предсмертное письмо, а?
Она посмотрела на него с совершенно ошарашенным выражением лица, готовая снова заплакать. Потом опустила голову.
— Я написала его. Фрейтаг принес бумагу, а я напечатала письмо. Подпись на листке бумаги уже была. Подлинная подпись Сэмюэла.
Смайли подошел к ней, сел рядом на диван и взял ее за руку. Она повернулась к нему, полная ярости, и закричала:
— Уберите свои руки! Вы думаете, что я ваша только потому, что я не принадлежу им? Уходите, уходите прочь! Уходите и убейте Дитера и Фрейтага. Не дайте игре заглохнуть, мистер Смайли. Но не думайте, что я на вашей стороне, слышите? Потому что я Вечная Жидовка, ничейная земля, поле боя для ваших игрушечных солдатиков. Можете меня бить, пинать, топтать, ясно? Но никогда не трогайте меня, не прикасайтесь, не притворяйтесь, что вам меня жалко, слышите? А теперь убирайтесь отсюда! Уходите, ваша очередь убивать.
Она сидела и тряслась, как от холода. Подойдя к двери, он оглянулся назад. В ее глазах не было слез.
Мендель ждал его в машине.
13. Плохая работоспособность Сэмюэла Феннана
Они приехали в Мичэм к ленчу. Питер Гиллэм терпеливо дожидался их в своей машине.
— Здравствуйте, дети, какие новости?
Смайли протянул ему листок бумаги, извлеченный из бумажника.
— У них был еще запасной номер на случай крайних ситуаций, тоже Примроуз, но 9747. Попробуй, проверь и этот, но особых надежд я не питаю.
Питер скрылся в коридоре и начал крутить диск телефона. Мендель ушел на кухню, повозился там и вернулся с подносом, на котором были пиво, сыр и хлеб. Появился Гиллэм и, не говоря ни слова, сел. Выглядел он встревоженным.
— Так, ладно, — произнес он после продолжительной паузы, — что же она все-таки сказала, Джордж?
Мендель уже убирал со стола, когда Смайли подошел к концу своего отчета о беседе, проведенной им этим утром.
— Да-а, понятно, — протянул Гиллэм. — Экая досада. Ну, что же, как оно есть, так оно и есть — от фактов никуда не денешься. Хотя мерзкое это занятие — ловить мертвых шпионов, и мерзкое, и неблагодарное. Но уж как есть, так она и есть.
— Какая форма допуска у него была в Форин Оффис? — спросил Смайли.
— Не помню точно серию, но наверняка одна из первых, в последнее время по крайней мере. Потому-то, как ты знаешь, было необходимо с ним побеседовать.
— А с какого рода материалами он работал, если в общих словах?
— Пока не знаю. Знаю, что до недавнего времени он работал в азиатском бюро, но несколько месяцев назад его перевели на другую работу, какую — не знаю.
— Кажется, припоминаю, — сказал Смайли. — Его перевели в американский отдел… Слушай-ка!
— Да.
— Питер, ты не задумывался, почему они так сильно хотели убить Феннана. Что я имею в виду: предположим, он их действительно выдал, как они считали, так зачем же его теперь убивать? Они ничего этим не выигрывали.
— Нет, не выигрывали, кажется. Это ведь тоже нужно как-то объяснить, нужно или нет? Скажем, выдали бы их Фухс и Маклин — что тогда? Ну, скажем, они бы начали опасаться цепной реакции, обязательной после признания этих типов — причем не только здесь, но и в Америке — по всему миру. Разве бы они их не убрали?.. Да, здесь еще много белых пятен, много вопросов. Впрочем, какие-то вещи мы, видно, никогда так и не узнаем.
— Как, например, тот звонок в 8.30, да, Питер? — съехидничал Смайли.
— Всего доброго. Побудь-ка здесь некоторое время, я тебе позвоню. Мэстону явно захочется тебя видеть. Они там забегают по коридорам, как тараканы, как только я их обрадую этими новостями. Ну, что ж, надо доставать из чулана мою специальную улыбку, я давно держу ее там про запас, как раз для такого случая.
Мендель проводил его и потом вернулся обратно в гостиную к Смайли.
— Лучшее, что вы сейчас можете сделать, — это задрать повыше ноги и передохнуть. Видок у вас, право слово, неважнецкий.
«Либо Мундт здесь, либо его уже нет в стране, — думал Смайли, лежа на кровати прямо в жилетке и заложив руки за голову. — Если он удрал, то наша игра окончена. Тогда Мэстону придется решать, что ему делать с Эльзой Феннан. А он, как мне кажется, не будет делать с ней ничего… Если Мундт все-таки здесь, то это может объясняться одной из трех возможных причин. Во-первых, потому что ему приказал остаться и наблюдать, как опадает пыль, сам Дитер. Во-вторых, потому что он успел здорово засветиться и боится возвращаться назад. И, наконец, в-третьих, потому что у него остались незаконченные дела. Первая причина скорее всего не подходит, так как Дитеру несвойственно идти на ненужный риск. В любом случае здесь мало шансов. Вторая тоже маловероятна — пусть Мундт и имеет основания бояться Дитера, у него не меньше оснований бояться уголовной ответственности в Англии. Самое разумное для него — смыться в какую-нибудь другую страну. Третий вариант имеет самые большие шансы. Будь я на месте Дитера, у меня бы здорово болела голова об Эльзе Феннан. Та девчонка — как ее Пиджен, она нематериальна, до тех пор пока Эльза не заполнила в кроссворде пустые клеточки. Без этого она не представляет никакой серьезной опасности. Она не принимала участия в игре и совсем необязательно, чтобы она запомнила дружка Эльзы. Нет, опасность, реальную опасность для них представляет именно Эльза».
