Чингиз Абдуллаев - Только свои
Я услышал стук в дверь и поднялся. В комнату вошла Гулсум. Странно, что она вообще вспомнила обо мне.
– Как живешь, Ильгар? – спросила сестра, проходя и усаживаясь на второй стул, стоявший у входа в ванную комнату.
– Нормально. А как твои дела? – Я почувствовал, что мне трудно с ней разговаривать. Прошло много лет с тех пор, как мы были детьми. К тому же теперь мы месяцами не видимся.
– Тоже неплохо. Мы прилетели только вчера ночью. В Англии я всегда немного теряюсь, не могу садиться за руль из-за их движения. В других странах со мной такого не бывает. Но Тудор водит как обычно. Ему все равно – правостороннее или левостороннее движение. Как твоя служба?
– Пока меня терпят, – улыбнулся я, – говорят, что скоро получу новый дипломатический ранг.
– Поздравляю. Ты всегда был упорным и дисциплинированным в отличие от меня. Может, поэтому тебе разрешали оставаться с бабушкой во время учебы в институте, а меня отправляли жить к дяде.
– Они заботились о тебе, – улыбнулся я, – хотели как лучше…
– Родители всегда думали за нас, – с каким-то ожесточением произнесла моя сестра. – Вот так и посчитали, что Анвар – идеальный для меня вариант, а мне он никогда особенно не нравился, хотя все время бегал за мной. Мне нравился совсем другой мальчик. Такой тихий и спокойный. Леня Гольц. Но дядя был категорически против. «В нашем доме только еврея не хватало!» – говорил он, не разрешая мне даже встречаться с этим парнем. Если бы я жила с отцом, то, возможно, сумела бы его убедить. Но ты же знаешь характер нашего дяди. Он и родителей сумел убедить, что Леонид мне не подходит. А потом появился этот Анвар.
Я молчал, думая, что Гулсум, наверное, больно до сих пор и она хочет высказаться. Но почему мне и сегодня?
– Анвар так красиво ухаживал за мной, – тихо продолжила она. – Возил на своем «БМВ», дарил мне огромные букеты цветов. Его мать специально приезжала в Москву, чтобы со мной познакомиться. Мне тогда казалось, что я смогу его полюбить. Молодая была, глупая. И никого не было рядом, чтобы мне подсказать, даже тебя.
Я по-прежнему молчал. Наверное, я был виноват меньше всех. Да она меня и не спрашивала. А полез бы я с советами – даже слушать не стала бы. Вероятно, забыла, с каким удовольствием ездила с Анваром на его «БМВ», какие подарки от него получала. Если бы Гулсум действительно не хотела с ним встречаться, то всегда могла бы ему отказать. Но в девятнадцать лет так хочется кататься на дорогой машине, чувствовать себя взрослой, самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Ей льстило внимание Анвара, сына министра здравоохранения, одного из самых богатых людей нашей страны. Только не спрашивайте меня, почему министр здравоохранения такой богатый человек. А потому. В восточных странах чиновники, отвечающие за гуманитарные сферы – образование, здравоохранение, культуру, иногда бывают богаче обычных бизнесменов и даже руководителей, отвечающих за строительство или добычу полезных ископаемых. В гуманитарной сфере легче воровать, там не так заметны количественные показатели. Но, конечно, самые богатые люди всегда – это работники таможни, правоохранительных органов и чиновники, отвечающие за кадровые назначения. Вот где реальные и очень большие деньги.
Я хорошо помнил, с каким восторгом показывала мне сестра квартиру, которую купили для сына в Москве родители Анвара. Она была огромная, хорошо обставленная, с женщиной, которая убирала и готовила. Одним словом, Гулсум шла на все готовое, и никто не виноват, что Анвар оказался наркоманом. Или виноваты мы все? Разве я не замечал его осоловевших глаз, когда он сидел рядом со мной? Разве Гулсум не могла заметить, что этот тип иногда бывал не совсем адекватен? Или она считала, что его попойки с друзьями и увлечение легкими наркотиками – лишь дань моде?
– Никто не думал, что он станет таким, – мягко ответил я.
– Все знали, что он такой, – жестко возразила Гулсум. – От меня это скрывали его родители. Будь они прокляты!
Ее внезапная вспышка меня испугала.
– У тебя есть сигареты? – вдруг спросила она.
– Я не курю. – Но неужели сестра теперь курит?
– Нужно было взять у Тудора, – нервно проговорила Гулсум. – Но пришел отец, чтобы с ним поговорить, поэтому я вышла. При отце я не решилась попросить сигареты, он не знает, что я курю.
– Отец сейчас в вашей спальне? Он поднялся на третий этаж?
– Да. Только что. Поэтому я и вышла. У Тудора сейчас крупные неприятности. Европейская валюта сильно поднялась в цене, а они номинировали все свои расчеты в евро еще несколько лет назад, когда доллар был гораздо крепче. Теперь теряют из-за этого почти сорок процентов на каждой сделке. В общем, у всех свои проблемы. А я давно хотела с тобой поговорить. Как у вас с Рахимой?
– Ничего, – сдержанно ответил я, – пока живем.
– Пока… – повторила она. – Вы даже не представляете, какие вы счастливые. У вас есть ребенок. Ахмад такой хороший мальчик. Не нужно откладывать, рожайте второго, третьего. Пусть у вас будет много детей.
– Обязательно. – Я не стал ей говорить о моих истинных отношениях с Рахимой. Ни к чему было нагружать сестру моими проблемами.
– Мы сегодня были у врачей, – вдруг сообщила мне Гулсум. – Они сказали, что у меня больше никогда не будет детей. Никогда…
Она не плакала, просто сидела и смотрела на меня. А я ошеломленно смотрел на нее. Я вообще не знаю, что надо говорить в таких случаях. Кто мог даже подумать, что все закончится так страшно? Кто мог знать, что наркоман не способен к нормальному зачатию? И это первое замужество обернется для Гулсум такими страшными последствиями? Она не плакала, у нее были сухие и жесткие глаза, а это, по-моему, хуже, чем рыдания. Я поднялся со стула, подошел к ней и обнял ее за голову. Мне хотелось ее погладить, но почему-то показалось, что сделать это неудобно. Она уже давно замужняя женщина, не мог я ее гладить, как котенка.
– Мне очень жаль, – произнес я дурацкие слова, будто она была чужой человек. Нужно было найти совсем другие слова, совсем другие.
Гулсум обхватила меня за пояс и глубоко вздохнула.
– Я подумала, что нужно усыновить какого-нибудь ребенка. Мне так хочется, чтобы у меня был сын. Как у тебя, Ильгар. Я так мечтала о ребенке! И ничего не вышло. Но Тудор против усыновления, он говорит, что можно имплантировать зародыш. Или найти суррогатную мать. В общем, мы пока не решили.
– Все будет хорошо. – Я погладил ее по плечу. – Если нужна моя помощь… – Я даже не заметил, что сказал глупость.
– Нет, спасибо. В таких случаях нужно обходиться собственными силами, – с трудом улыбнулась Гулсум. – И не забывай, что я – дипломированный врач, лучше тебя разбираюсь в этих вопросах.
В этот момент дверь открылась и появилась Рахима. Она вообще часто входит без стука – у нее такая манера поведения. Увидев нас, Рахима замерла на пороге. Можно было подумать, будто я обнимал чужую женщину. Но на всякий случай я убрал руки с плеч Гулсум и почувствовал, как и она перестает меня обнимать.
– У вас такие теплые отношения? – саркастически произнесла Рахима, войдя в комнату. – Давно не виделись?
Я сделал шаг в сторону, надеясь, что она не будет ревновать меня к собственной сестре. Или лучше рассказать ей обо всем? Хотя Рахима вряд ли поймет. Для нее чужого горя просто не существует. Но она продолжала смотреть на нас с некоторым недоверием.
– Мы действительно давно не виделись, – ответила Гулсум. – У меня неприятности, и я пришла поделиться с братом. – Она поднялась со стула. – Мама сказала, что ужин будет в восемь, значит, мне пора идти переодеваться, чтобы не опоздать. Посмотрите, какой снег. Настоящая метель. Как будто мы снова встречаем Новый год в Москве.
Гулсум явно не хотела ничего рассказывать Рахиме и поэтому быстро вышла из комнаты. Мы остались одни.
– Сразу полез на свою сестру? – зло спросила Рахима. – У тебя совсем не осталось совести? Кидаешься на любую юбку, даже на родную сестру?
– Замолчи, дура, – вспылил я. – У нее несчастье, а ты меня ревнуешь. У тебя не было родного брата, поэтому ты ничего не понимаешь. Неужели ты думаешь, что у меня могут быть какие-нибудь отношения с ней? Ты совсем взбесилась? У тебя на уме только грязные мысли.
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – завизжала Рахима, и я с огорчением подумал, что нас могут услышать в соседней комнате. А там были отец и Тудор. Очень неудобно перед ними.
– Иди сюда. – Я схватил жену за руку и с силой втолкнул ее в ванную комнату, чтобы наши разборки не услышали в соседней комнате.
Сопротивляясь, Рахима попыталась меня оттолкнуть, даже оцарапала мне руку. Я закрыл дверь и подошел к ней.
– Не смей меня трогать! – заорала она, очевидно, неправильно истолковав мое намерение.
– Подожди. – Я схватил ее за плечи и сильно встряхнул. – Не ори. Послушай, что я тебе скажу. Не кричи… – Я несколько раз сильно ее тряхнул, и она умолкла. – Это секрет. Только ты никому об этом не говори. – Я понимал, что ей ничего нельзя доверять, но в этих условиях лучше было сказать, надеясь пробудить в ней хоть каплю сочувствия. Вечером у нас предстоял семейный ужин, и мне не хотелось, чтобы она испортила его своим собачьим нравом.
