ИОСИФ ФРЕЙЛИХМАН - Щупальца спрута
— Видно, Вася, — вновь заговорил Игнат, — что дело очень важное. Надо ехать. А Голубченко мы поможем, обещаю тебе. И чего тут помогать — то? Дома почти все выстроены, продуктов хватит на целый месяц — ехать за ними не придется. А там, гляди, ты и вернешься. Все будет хорошо, Вася — В голосе Игната послышалась трогательная ласка. Костричкин понял, что между этими людьми существует большая, крепкая дружба.
— Ты не можешь отказаться, раз нужен. Надо, Вася, надо, — убежденно проговорил Игнат и, похлопав по плечу Белгородова, стал укладываться на ночь.
Утром в розвальнях сидели трое. Закутавшись в тулупы, они ехали навстречу разыгравшейся метели. Костричкин поймал себя на том, что мысли его заняты оставшимся в Новом поселке странным, на первый взгляд, а на самом деле умным и душевным человеком с остроконечной головой и маленькими беспокойными глазами…
ГЛАВА IV
Волна морского прибоя разбивается о каменную глыбу Расступившись перед несокрушимой громадой, поседевшая от бессильной злости, она сникает перед каменным великаном и присмиревшая выбегает на песок прибрежного пляжа, окутанного, как и море, густым влажным туманом… В этот ночной час тихо на безлюдном пляже. Только с моря порой слышны тоскливые звуки ревуна, призывающие к осторожности. Вдруг тишину разрывают выстрелы, напоминающие глухие раскаты грома Они эхом разносятся по морскому простору. И снова на этом пятачке земли воцаряется тишина. Очередная волна накатила на глыбу, обошла ее, промчалась по песку и повернула вспять, увлекая на собой легкие камешки, песок и ракушки. А навстречу уже набегает новая волна. Из нее тихо подымается человек. Сквозь плотную пелену тумана он кажется существом фантастическим. На нем легкий водонепроницаемый костюм. На спине рюкзак из того же материала. На голове странной формы скафандр. Рукава и штаны костюма глухие, в форме лопастей. По всему видно, что человек плывет давно. На берегу он усталым движением снимает скафандр. Ледяная вода как будто нисколько не повлияла на пловца. От только что сброшенного нейлонового костюма тянется в море легкий гибкий трос. Пловец нагибается и извлекает из рюкзака небольшой чемодан. Затем поворачивает рычажок на тросе. Тотчас все водолазное снаряжение исчезает в море.
Человек покидает пляж, осторожно взбирается по узкой тропке на крутой обрыв. Видно, что эти места ему хорошо знакомы. Взойдя на вершину, он сдерживает дыхание и вслушивается в глухие раскаты орудийных выстрелов, долетающие с моря. Судорожным движением вынимает из карманчика брюк часы на цепочке и всматривается в светящийся циферблат. Стрелки показывают два часа ночи. В ту же минуту вдали, справа, послышалась частая оружейная пальба, ясно отличимая от доносящейся с моря канонады. Губы человека кривятся в довольной улыбке: все обстоит так, как намечено. Подводная лодка «Х–1–13» отвлекает морской дозор. А та, из которой он был выброшен, подобрав скафандр и комбинезон, на большой глубине идет прочь от берега. Высадка осталась незамеченной. Раздающиеся вдали орудийные выстрелы не тревожат; напротив, они подтверждают, что план выполнен точно.
Человек быстро удаляется от берега. Еще пятьсот — шестьсот метров — и он укроется в прибрежном парке. Так можно не опасаться встреч с дозорным. Но шорох, долетевший до чуткого уха, заставляет его застыть на месте и притаиться. Спустя несколько секунд становится ясно: кто — то идет. Сквозь дымку тумана человек различает движущуюся прямо на него темную фигуру: идет дозорный. Неужели обнаружили? Человек весь съеживается. Неужели он задел невидимый сигнал — ловушку? Так или иначе, высадка обнаружена. Притаившись за глыбой, торчавшей на берегу, человек ждет, пока пограничник приблизится к нему. Тогда он поднимает руку с пистолетом, прицеливается и стреляет в дозорного. Из дула бесшумно вырывается клуб еле заметного дыма и окутывает лицо ничего не подозревающего пограничника. Секунду спустя дозорный неподвижно лежит на берегу. Криво усмехаясь, неизвестный берет чемодан и, пристально вглядываясь в покрытую туманом местность, направляется к парку. Вскоре он исчезает в нем, и только распростертое тело молодого пограничника говорит о том, что здесь прошел враг.
**
* Наступил серый рассвет, сырой от густого тумана. Размокшая земля большими комьями прилипала к подошвам, затрудняла ходьбу. Мерами попадались лужи, приходилось обходить их стороной. Лицо, затылок, все тело человека взмокло от пота. Перебрасывая чемодан из одной руки в другую, он упрямо шел вперед, с тревогой поглядывая на скрытое туманом небо. Шум приближающейся машины заставил его притаиться. Разбрасывая жидкую грязь, машина проскочила мимо. Человек продолжал путь, время от времени поглядывая на небо. Но ему везло: туман обволакивал и надежно скрывал все вокруг. Вскоре начался подъем — идти стало еще труднее. Достигнув вершины, он остановился пораженный. Далеко не расположенный любоваться природой, он невольно загляделся: внизу широко раскинулся большой город, залитый золотыми лучами всходившего солнца. Здесь, на вершине, туман обрывался, словно отрезанный ножом.
Человек достал платок, тщательно вытер лицо и затылок и направился к деревянному мосту, перекинутому через небольшой овражек. Здесь почистил о перила моста ботинки, соскоблил приставшие комки грязи с пальто и брюк и решительно зашагал к городу. На первой остановке трамвая, связывающего центр с окраиной, вошел в вагон. На кольце пересел на троллейбус, добрался до другой окраины. Очутившись на небольшой мощенной булыжником площади, он облегченно вздохнул и направился в ресторан.
Когда зажглись электрические фонари, человек беспечной походкой неторопливо шел по одной из улиц. У калитки ничем не примечательного двора остановился. За палисадом росли высокие кусты сирени. Сквозь густые голые ветки в глубине двора виднелся небольшой хорошо знакомый ему домик.
На легкий стук из — за двери отозвался простуженный голос:
— Кто там?
— Контролер энергоуправления. Откройте, пожалуйста.
Стукнула отодвигаемая щеколда, и в просвете двери появился тщедушный старик. При свете электрической лампы его косившие глаза пытливо всматривались в лицо стоявшего перед ним человека. Но если старик еще не знал, кто перед ним, то вошедший сразу узнал хозяина Он спокойно снял пальто и шляпу, повесил на вешалку в прихожей, подхватил чемодан и молча прошел в комнату.
Старик инстинктивно почувствовал что — то неладное. Он торопливо задвинул щеколду и, припадая на левую ногу, засеменил вслед за «контролером». Гость устало опустился на стул, а старик оторопело уставился ему в лицо. Его маленькие косившие глаза вдруг сощурились. Левая щека стала мелко подергиваться, а нижняя губа отвисла.
— Узнал, Лукьян? — глядя на него снизу вверх, нарушил молчание гость.
Старик открыл глаза и уставился на вошедшего. Копна рыжих волос, густые брови, большие бесцветные глаза и широкий, слегка приплюснутый нос делали лицо гостя неприятным, отталкивающим. Да, ему хорошо был знаком этот человек. Но лучше бы его никогда не видеть, лучше бы прошлое не воскресало…
**
* Всего несколько лет назад Лукьян Андреевич Запыхало чувствовал себя вполне порядочным человеком. Он служил парикмахером в небольшой мастерской и честно зарабатывал свой кусок хлеба. Война застала его в момент, когда он, упаковав чемодан, собирался к утреннему поезду. Лукьян Андреевич рассчитывал провести отпуск в деревне, у брата, безвыездно жившего там уже сорок лет. Услышав грохот рвущихся бомб, он оставил чемодан и выбежал за ворота. Соседи Запыхало уже знали, что немецкие самолеты бомбят центр города. Неровен час, прилетят сюда, в пригород. Какая уж там поездка…
Эвакуация населения и ценностей прошла для Лукьяна Андреевича как бы стороной. Он не собирался сниматься с насиженного места. Зарыл в огороде золотые часы с цепочкой, браслет и кольца покойной жены и стал ждать дальнейших событий. Его хромота помогла избегнуть мобилизации в армию. А пока что надо пореже попадаться людям на глаза. И он отсиживался дома. Трудно было только сладить с дочкой — пятнадцатилетней Таней. Та так и рвалась уехать со своими подружками — комсомолками. Пришлось пойти на хитрость, пообещать дочке выехать на днях.
Сам же он уезжать никуда не собирался, а решил дождаться, когда фронт отодвинется, и при новой власти открыть свою мастерскую. Сослуживцы эвакуировались в первые же дни войны. Так что косых взглядов или осуждения опасаться не приходилось. К счастью, помещение парикмахерской осталось целым.
Когда нагрянули немцы, Таня поняла, что отец обманул ее. Она наговорила ему дерзостей и категорически заявила, что будет пробираться к своим. Лукьян Андреевич слезно стал просить не покидать отца одного, клялся, что не эвакуировался потому, что подвели товарищи. Мол, пообещали машину, а слова не сдержали. Железную дорогу бомбили, он боялся рисковать жизнью единственной дочери. В этом была доля правды. Лукьян Андреевич действительно любил свою Таню. Она пожалела отца и осталась с ним, но была замкнутой, молчаливой.
