Норман Мейлер - Призрак Проститутки
— Что ж, — сказал я, — если не будем заниматься любовью, то я хотя бы покурю марихуану. Только так я готов наблюдать за ходом выборов.
— Не будем ссориться. Я тоже курну, но только для того, чтобы не отставать от тебя.
— Отлично, — сказал я, — но смотри не перевозбудись.
— Вот уж чего не будет, так не будет. А насчет Сэма Джанканы я тебе одно скажу: я не легла с ним в постель только из-за такого особого чувства.
— Может, опишешь мне свое особое чувство?
— Мне казалось, что, если я пойду на связь с Сэмом, Джек может проиграть выборы.
— И ты хочешь, чтобы я этому поверил?
— В серьезных делах люди должны держать обещания. А я говорила Джеку, что не стану спать с Сэмом.
— Неужели Джанкана так тебя привлекает?
— Конечно, привлекает. Это птица самого высокого полета.
В тот вечер мы поехали ко мне и накурились марихуаны. Около часу ночи аналитики ТВ сказали, что окончательные результаты выборов будут зависеть от хода голосования в Техасе, Пенсильвании, Мичигане и Иллинойсе. «Однако в данный момент, — произнес голос по телевизору, — похоже, что дело решит Иллинойс».
Модена глубокомысленно кивнула.
— Сэм сказал, что сделает Кеннеди победу.
— Я считал, что этим будет заниматься мэр Дэйли.
— Мэр Дэйли займется некоторыми районами Чикаго, а Сэм — всей остальной территорией. Негры, и итальянцы, и латиноамериканцы, и многие польские общины слушаются указаний людей Сэма. Вся западная сторона Чикаго в его руках.
— Это тебе Сэм сказал?
— Конечно, нет. Он со мной о таких вещах не говорит.
— Тогда откуда же ты это знаешь?
— Все это мне объяснил Уолтер. Уолтер работал в чикагском офисе «Истерн». Персонал авиалиний должен знать такие вещи, чтобы ладить с местными профсоюзами.
— Ты по-прежнему встречаешься с Уолтером?
— Нет, — ответила Модена, — с тех пор как я стала встречаться снова с Джеком.
— А в общем, это не имеет значения, — сказал я, — я знаю, что ты получаешь от меня куда больше, чем он когда-либо сможет тебе дать.
— Почему ты так в этом уверен?
— А зачем бы ты иначе стала терять на меня время?
— Потому что я пытаюсь решить, способна ли я на замужество, а ты мог бы оказаться вполне подходящей кандидатурой, если бы я решила осесть.
— А ты хочешь выйти замуж? — спросил я.
— Только не за тебя.
— Почему же?
— Если ты не самый бедный из моих знакомых, то уж, безусловно, самый тягомотный.
Мы оба расхохотались. Когда мы успокоились, я спросил:
— Ты в самом деле хочешь, чтобы Кеннеди победил?
— Конечно. Неужели ты думаешь, мне приятно считать себя любовницей провалившегося кандидата в президенты?
— А чем лучше быть куртизанкой короля?
— Что за глупости. Я вовсе не куртизанка.
Помнится, меня это почему-то развеселило.
— Как я подозреваю, ты действительно лелеешь надежду, что он разведется с женой и женится на тебе. Ты уже видишь себя Первой леди?
— Перестань безобразничать.
— Дело ведь может и до этого дойти. Первая леди или куртизанка.
— Я не заглядываю вперед.
— А ты и не можешь. Его жена беременна, и завтра они оба будут на телевидении.
— Я прежде не замечала, что ты такой жестокий.
— Это потому, что я вынужден любоваться твоим затылком, пока ты сидишь, уткнувшись в телевизор, и ждешь, когда другой мужчина появится на экране. Его и в комнате-то даже нет.
Голос телеаналитика произнес: «Похоже, что Техас склоняется в пользу Кеннеди. Возможно, решение баллотироваться с Линдоном Джонсоном дает свои плоды».
— Видишь, как мудро он поступил, — сказала Модена, — когда выбрал этого жуткого человека — Джонсона.
— Мне на это наплевать. Меня злит, что я вынужден смотреть на твой затылок. Я хочу еще курнуть марихуаны и потрахаться.
— Я немножко съехала с катушек, и виноват в этом ты.
— Это сказывается марихуана.
— Нет. Это потому, что сегодня творится история и я хочу быть частью ее. А не могу.
— Ни один из нас не играет в этом никакой роли, — сказал я.
— А я играю. Безусловно, играю… И перестань меня донимать.
— Послушай, ты что же, не знаешь, сколько подружек у Джека Кеннеди?
— Мне наплевать.
— Да у него по девочке в каждом порту.
— Откуда тебе это известно?
— Очевидно, известно. — Недавно Проститутка прислал мне список, составленный ФБР.
— Почему ты не говоришь мне, откуда ты это знаешь?
— Может, я видел парочку отчетов.
— И я там есть?
И она расхохоталась, увидев выражение моего лица, а я понял, что ее преданность Джону Фицджералду Кеннеди превратилась в ярость и теперь ей доставляла удовольствие мысль, что она стала предметом внимания незнакомцев, читавших о ее похождениях в отчетах. Мне пришло в голову, что она, наверное, не раздумывая раздевалась возле незашторенного окна.
— Не возражаешь, — перевела она разговор, — если мы обсудим Сэма? Он презабавный тип.
— Вот уж мне он никак не кажется забавным.
— Да нет, он именно такой. И под настроение так и сыплет непристойностями. Выходит презабавно.
— То есть?
— Дай-ка мне еще затянуться. — Она сунула в рот мою закрутку. — Любит поговорить о сексе. И, как и ты, хочет знать, насколько Джек силен в этом деле.
— И ты ему рассказывала?
— Соврала. Я изобразила Джека похожим на тебя, сказала, что он может быть очень внимательным.
— А на самом деле он не такой?
— Конечно, нет. Он слишком много работает и слишком устает. Джеку нужна женщина, которая всецело посвятила бы себя ему.
— В каком смысле?
— Ну, ты знаешь, в каком.
Я почувствовал, что действительно знаю.
— И что на это сказал Сэм? — спросил я.
Она перевела взгляд с телевизора на меня. В ее лице не было ни грана раскаяния, и в то же время она была необычайно хороша.
— Сэм сказал: «Детка, если я когда-нибудь приткнусь губами к твоему умм-умм, гарантирую, ты уже никогда не захочешь ничего другого».
— Ну ты меня и сразила. Сэм так сказал?
— Да, — подтвердила она.
— Тебя это соблазняет?
— Сэм хочет всю меня, до последней ложбинки. Разве такому можно отказать?
— А разве я не хочу всю тебя?
— Да, — сказала она, — хочешь. И вовсю стараешься получить. И в конце-то концов, почему бы не удовлетворить это твое желание?
И она рассмеялась не без горечи. Около трех часов ночи по телевидению объявили: «До сих пор не поступило никаких заявлений от Никсона. Однако Иллинойс явно встает на сторону Кеннеди, и, учитывая победу в Техасе плюс сообщения из Пенсильвании и Мичигана, похоже, что демократы выигрывают, это позволяет нам выйти из эфира с твердой уверенностью, что Джон Фицджералд Кеннеди победил на выборах».
Модена издала победный клич и выключила приемник.
— Я знаю, что он скажет утром, — наконец произнесла она.
— И что же он скажет?
— «Мы с супругой готовимся принять на себя обязанности новой администрации и пополнить семью ребенком».
— Откуда ты это знаешь? — спросил я.
— Может, он репетировал это со мной. Он ведь дьявол.
— Ну, все мы дьяволы.
Она наградила меня страстным долгим поцелуем, после чего мы занялись любовью, и я хотел ее всю, до последней ложбинки. В конце концов, почему бы и нет?
33
25 ноября 1960 года
Сын!
Я все откладывал писать тебе, но в штаб-квартире после выборов тихо — сидим и ждем, что будет с нами.
В День благодарения на меня напала хандра. Думал о Мэри, моей сладкой женушке-ките, которую навсегда потерял. Она собирается выйти замуж за маленького япошку-бизнесмена, у которого, по-видимому, столько золота, что можно было бы накрыть территорию штата Канзас, а я всего лишь бывший муж, один из двух выброшенных на берег китов, в высшей степени элегически настроенный. На прошлой неделе умер Кларк Гейбл, и я, к собственному удивлению, обнаружил, что всегда чувствовал большое сродство с этим человеком.
Теперь постарайся понять. Я, право же, совсем не знаю Кларка Гейбла, а прошлым летом даже завидовал ему. Вот ведь счастливчик: снимается с Мэрилин Монро. Знаешь, сын, если бы в нашей стране выбирали в президенты женщину, с которой ты больше всего на свете хотел бы провести ночь, разве эта юная леди не выиграла бы? Так вот да, я завидовал Гейблу. А теперь он мертв. Возможно, Мэрилин заставляла его старое сердце слишком часто взбираться в гору и падать с нее. И я обнаружил, что оплакиваю Гейбла, хотя ни хрена не знаю об этом малом. Но так или иначе, актеры завораживают меня. Их труд в определенном смысле близок нашему, и однако же они совсем на нас не похожи. Я не много общался с актерами, но обычно они разочаровывали меня. В них нет нашего стержня — целенаправленности. А не имея стержня, актер, пытаясь стать кем-то другим, вынужден за это расплачиваться. Во всяком случае, такова моя концепция. И все равно я любил этого малого, Гейбла. Трудно объяснить вам, циничной молодежи, какое мы, люди старшего поколения, чувствуем сродство с кинозвездами его уровня. Во время Второй мировой войны я иногда мысленно разговаривал с ним. Особенно после того, как мне удалось что-то провернуть. «А ты бы сумел провести так дело, Кларк?» — спрашивал я его. Кто знает, что порождает такие беседы? В любом случае все это глупости.
